Тебе повезло, детка! - Франциска Вудворт
– Ты куда? – Меня тут же удержали, и я прокляла его слишком развитый хватательный рефлекс.
– В душ.
– Полежи, пойдем вместе.
– Хочу в туалет.
Аргумент сработал, и меня нехотя отпустили. Руки он не убирал до последнего: хоть и позволил мне выскользнуть, но огладил при этом все, до чего смог дотянуться. Было тем еще испытанием идти под его взглядом голой, но я не стала тратить время на поиск одежды: желание убраться с его глаз было сильнее стыдливости.
Закрыла дверь, заперлась изнутри и сразу же ринулась в душ, чтобы смыть с себя следы. На душе кошки скребли. Просто не представляю, как можно терпеть такое день за днем! По сути, чужой, незнакомый мужчина пользуется моим телом, а я даже протестовать не имею права! Яростно оттирала себя мочалкой, смывая его прикосновения.
Звук хлопнувшей об стену распахнутой двери заставил сжаться и напряженно замереть в душевой кабине. Словно меня поймали на месте преступления. Сил обернуться и посмотреть назад не осталось. Лишь звук отодвигаемой створки душевой уведомил, что я уже не одна.
– Я же просил меня дождаться.
В голосе раздражение и недовольство.
– Я хотела помыться.
– Спешила смыть мои следы? – мгновенно понял он. – Напрасно! Их отсутствие лишь провоцирует оставить их вновь.
Что ж, если так, мне не привыкать ходить в испачканном следами близости белье. Пусть лапает! Правда, предварительно я оденусь, чтобы максимально изолировать от него свое тело.
Но озвучить ему такой выход из положения я не успела. Едва не вскрикнула, когда мужские руки легли мне на бедра, притискивая вплотную, и сам он ко мне приник всем телом, толкая нас под струи воды. Теплые струи но, несмотря на это, по телу прошел озноб. Я совсем не готова так быстро к повторению недавнего кошмара!
– Совсем не понравилось?
Надо же, какая проницательность! Игнорировать его дальше не получилось, он насильно развернул меня к себе лицом.
– Катя, почему молчишь?
– Боюсь, что если отвечу правду, вы опять попытаетесь сделать мне «хорошо», – отводя глаза, ответила я, раз отмолчаться не получилось.
Модифицированный поднял голову, подставляя лицо под струи воды, а потом опять посмотрел на меня.
– Тебе было больно?
И я взорвалась.
– Это что, единственный критерий? Да я вас вчера увидела впервые в жизни! Вы меня насилуете, трогаете везде и ждете восторгов? Это я для вас пара, а вы для меня никто!
Выкрикнув это, тут же осеклась, почувствовав опасность, настолько нехорошим стало выражение его лица. И взгляд такой хищный…
– Я же не сопротивляюсь… Что вам еще надо? – прошептала я.
Нет надежды до него достучаться. Да и чего я жду? Он же сказал, что ему необходимо мое тело. Прямо предупредил, чтобы готовилась, будет много секса. Мое мнение его не интересовало и не интересует. Просто самолюбие его задела, что не пищу от восторга, да и все.
– Как же с тобой тяжело, – вздохнул он.
Серьезно?! Можно подумать, мне с ним легко! Откуда только свалился на мою голову!..
Не выдержав затянувшегося молчания, я подняла взгляд и окаменела. Модифицированный зачарованно смотрел на мою грудь, так, словно в жизни ничего прекраснее не видел. Даже руки потянул, но я отшатнулась, в защитном жесте скрещивая свои на груди, прикрываясь. Отступать было некуда, я уперлась в стенку кабинки, напряженно смотря на него, особо остро осознавая, что мы оба обнажены.
Не смотреть вниз, не смотреть вниз, не смотреть…
Я вздрогнула, когда он оперся руками о стекло возле моей головы, и тут же втянула живот, ощутив… прикосновение.
– Не сопротивляешься? – спросил он и с намеком посмотрел на мои скрещенные руки: – А это что?
На его плечи текла вода, и мелкие брызги долетали до меня, попадая на лицо и губы. Во рту пересохло, и я слизнула капли влаги. С тоской глянула ему за спину, мечтая оказаться ближе к выходу. Как глупо, в своем желании помыться сама загнала себя в клетку…
– Я не дерусь, не истерю, но и подставляться не буду, – ответила, избегая смотреть в глаза.
– Что так? Обижена на меня? Или я уродлив? Ответь, Катя! – потребовал он, взяв меня за подбородок и заставляя взглянуть на себя.
Его лицо было так близко… Голубые глаза в кружеве длинных ресниц раздраженно сверкали. Я невольно оценила: мужественные, скульптурные черты, будто вылепленные скулы, прямой нос, разлет густых бровей, высокий лоб… При всем моем отторжении язык не повернется назвать его уродливым, но… Ничего общего с запавшим мне в сердце Максимом.
Именно воспоминание о нем и нашем сорвавшемся свидании заставило ответить предельно откровенно:
– Нет, вы красивы. Но меня от вас воротит.
Видимо, жизнь с мачехой ничему меня не научила. Ведь знала, что никому не нужна правда, лучше и безопаснее промолчать, держа все в себе.
– Воротит… – повторил он за мной, буквально прокатал на языке, а потом стиснул зубы, словно желая раскрошить сказанное слово в пыль. – Я старался быть мягким с тобой, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах, но если я тебе настолько неприятен…
Он приподнял меня, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и спросил:
– Тогда ради чего мне сдерживаться, Катя?
У меня не было ответа. Он тоже, похоже, его не нашел. Потому что поднял меня еще выше, вынудив схватиться за его плечи для равновесия, и когда я открылась, медленно лизнул мою грудь, а потом обхватил губами сосок, вбирая его в рот.
Дальше он действительно перестал сдерживаться, ориентируясь лишь на свои желания, по-хозяйски трогая и целуя так, как хочется ему. Я его не останавливала, безучастно отдав свое тело. По крайней мере старалась казаться покорной. Не дернулась, даже когда его ладонь втиснулась между моих ног.
Взбрыкнула лишь раз, когда он оттянул мне волосы назад, впиваясь собственническим поцелуем в губы. Но я не собиралась так же безропотно отдавать ему свой первый поцелуй! Ну не считать же таковым те поспешные чмоканья у реки, с запахом перегара, когда слюнявые губы елозили по моему лицу, попадая куда придется. Тогда я уворачивалась, но сейчас было не уклониться, и я крепко стиснула зубы, поджала губы.
– Открой рот, Катя, – потребовал модифицированный.
– Да пошел ты!
Меня окатило холодом его глаз. Он не стал настаивать, вместо этого взял меня там же, держа на весу и прижав к стенке душевой кабины. Потом деловито смыл следы и перенес на постель для дальнейших эротических игр. Наверное, после них не поцелованными на теле у меня остались лишь губы, а моя природная стыдливость билась в истерике в уголке. Потому что после того, как меня вертели во все стороны, распахивали до предела ноги, забрасывали на плечи, а потом вылизывали и начинали все по новой, в моем теле для него вряд ли остались потаенные места. Разве что к прелестям орального и анального
