Огонь, Вода и Медные Порталы (СИ) - Герт Эмилия
— Накормлю ужо! — тётка всё ещё сердилась на любопытную племянницу, поставившую под угрозу её порядочность и благополучие, но смягчилась заметно. — Как раз и искала тебя, чтобы спросить, пойдешь ли обедать? А Настя-то где? — выйдя на крыльцо, заозиралась Лукерья.
— Нешто я ей нянька? — злобно фыркнула Любогнева. — Усвистала куда-то твоя Настя. Нового жениха искать, наверное. Старый-то отвалился.
Лукерья вздохнула, не найдя глазами Насти во дворе:
— Не мели чушь, Любогнева! Ох, и злыдня же ты! Вся в мать-покойницу! Ну, вся в мать! Эх! — снова вздохнула, качая головой. — Ну, вернётся Настюха, сама пойдет есть. Пошли в стряпную избу, отыщем чего съестного, — предложила племяннице.
Любогнева снова тихонько возмущенно фыркнула, но пошла за тёткой, в очередной раз напомнив себе, что здесь у неё есть дела поважнее, а потому гордыню свою она в состоянии пока поумерить и поесть то, чем будут потчевать.
В стряпной избе дородная кухарка им предложила по миске щей и по куску блинной кулебяки, ибо она все утро спешно собирала провизию отряду с собой, не до разносолов было. Лукерья поблагодарила за то, что есть. Любогнева, принимая тарелку со щами, скорчила прокисшую рожицу, но съела всё до крошки. Голод — не тётка. И почему она, собираясь в поездку, не прихватила с собой из отчего дома пару копченых окороков, да жареных гусей? Да потому, что думала о другом! Ей и в голову не пришло, что на княжеском дворе её станут голодом морить!
— Сейчас сходим к волхву нашему — Огневеду, поставим тебя на довольствие, Любогнева, — доедая кулебяку, вещала тётка Лукерья. — Только надо будет тебя делом занять. Так-то, без дела, без пользы тобой приносимой, никто кормить тебя не станет, чай, не барыня.
Любогнева чуть не подавилась травяным чаем. «Какие ж тут у них порядки-то дикие, ей-Богу! Встать бы сейчас да вернуться домой, к нянькам да мамкам! Ага, и оставить Ивана на радость Настьке?! Ну, уж нет! Не на ту напали!», — Любогнева раздраженно пыхтела, допивая чай, но перечить тётке не осмелилась.
Огневеда они нашли в его тереме. Судя по оставленной на столе посуде, он тоже только что закончил трапезу.
Лукерья уважительно поклонилась сидящему на лавке старцу, пихая в спину племянницу, отчего та, вместо того, чтобы догадаться, чего от неё хотят, и согнуть спину, каждый раз недоумённо отмахивалась от тётки и делала шаг вперед.
— Здрав будь, Огневед! — приветствовала тётка волхва.
— И тебе здравствовать, Лукерья! — кивнул ей старик. — С чем пожаловала?
— Да вот, племянница ко мне приехала, погостить, — начала рассказ тётка. — Так хочет помочь, чем может, чтобы без дела не мыкаться да даром княжеский хлеб не есть, — снова подпихивая племянницу в бок, и явно ожидая от неё каких-то слов или действий, продолжила Лукерья, отчего Любогнева возмущенно вытаращилась на неё, готовая сейчас же опровергнуть тёткины слова о своей готовности помогать.
Огневед выслушал Лукерью, посмотрел пронзительным ясным взглядом на племянницу и молвил:
— Ну что ж, коли сильно хочет помочь, отказать не могу. Смотри, девица, вон там, на лавке гора стираной ветоши, — указал рукой в сторону лавки под окном. — Бери ножницы, режь её на повязки для ран, да скручивай трубочкой, — перевёл взгляд на Любогневу. Любогнева стояла столбом, выражая полное недоумение и замешательство: «Они что, серьезно? Они, в самом деле, решили, что я буду что-то подобное делать?». — Что, мудрено? — усмехнулся старец и поднялся. — Ну, пойдём, учить буду.
* * *Лукерья оставила племянницу на попечение Огневеда и отправилась на свой пост — к спящему княжичу. По дороге присматривалась к встречным, спешащим по своим делам, людям: не мелькнёт ли где Настя? «Не осталась бы голодной девка», — по-матерински переживала Лукерья.
Тяжко, с остановками и передышками, поднявшись на высокое крыльцо, вошла в горницу к княжичу и увидела свою пропажу. Настя сидела у постели малыша и с нежностью поправляла, укрывавший его, тонкий шерстяной плед. Окно в горнице было открыто.
Лукерья всплеснула руками:
— Окошко-то зачем открыла, Настюша? Протянет княжича!
— Не продует, тётя Лукерья! Сквозняка нет, окно далеко. А свежий воздух малышу нужен, как и нам с Вами. Душно в комнате-то! — мягко, но убедительно парировала Настя. — Вы не подумайте только, что я Вас учить взялась, — добавила мягче, — вовсе нет. Просто по опыту знаю, что парить ребенка не стоит. Одеяло тёплое с него тоже убрала. Вы уж простите, ладно? Ему жарко, он вспотел весь. Вот этого вязаного достаточно будет, — и улыбнулась, не нашедшей, что ей возразить, пожилой женщине.
Лукерья вздохнула, отчего-то легко приняв тот факт, что Настя точно лучше неё знает, как будет малышу полезнее и, вспомнив, о чем думала минуту назад, отправила девушку в стряпную избу:
— Скажи, что помощница моя, мол, Олег велел, — напутствовала Настю, выпроваживая на обед. Через минуту в дверь не то постучали, не то поскрёблись. Лукерья подняла голову от вязания. — Чего, вернулась, Настюшка?
Дверь приоткрылась и в горницу заглянула пышногрудая, улыбчивая девица. Позыркала по комнате большими круглыми глазами и, видимо, не найдя того, кого высматривала, натолкнулась взглядом на Лукерью и заметно смутилась:
— Ой… здрас-сьте! — выдавила девица растерянно и хихикнула.
— И тебе не хворать, девонька! — отозвалась Лукерья, ожидая объяснений, чего девушке понадобилось.
— А барынька-то наша где? Любогнева? — поинтересовалась девушка, плавно переместившись внутрь комнаты.
— Барынька твоя делом занята. А ты кто ей будешь? — снова, не переставая быстро шевелить спицами, подняла глаза от вязания Лукерья.
— Так Авдотья я, — представилась девушка. — Прислуга ейная. А там, на конюшне еще Деян — конюх наш. Я это, чего спросить-то хотела… Я спать-то могу и здеся, в сенях на лавке… А вот без еды никак не смогу. Нам бы еды какой раздобыть где…
Лукерья задумалась. А ведь и правда, Любогнева обмолвилась, что с ней прислуга приехала, но потом напрочь о своих людях забыла. Хороша хозяйка! И она, Лукерья, тоже этот момент совсем из внимания выпустила.
— Авдотья, — Лукерья взглянула на девушку, — чтобы остаться здесь, тебе придется работать в прачечной, али в стряпной избе, уж куда пошлют. И конюху вашему придется работать на конюшне. А ежели решите домой вернуться, так воля ваша.
Авдотья хлопала круглыми глазами, но впечатления глупой не производила.
— Тут уж как барынька скажет, — нашлась девушка и снова улыбнулась.
— Идите с Деяном в стряпную избу, скажите с Лукерьиной племянницей приехали в гости, — научила Лукерья, как быть. — У реки три бани, воды натаскайте к вечеру да дров.
Девушка расцвела улыбкой, кивнула:
— Благодарствуйте! — и выскочила из комнаты, только коса взметнулась за ней синей лентой.
* * *Массивные пружинные ножницы давили на тонкие нежные пальцы нещадно, и Любогнева больше времени дула на налившуюся от опостылевшего металла мозоль, чем резала, брезгливо придерживая двумя пальцами, хоть и стираные, но всё же чьи-то старые портянки.
Она уже люто ненавидела и этого старика, увлеченно смешивающего на столе сухие травы, и весь этот, пропахший зельями и каким-то диким зверем, терем.
Любогневе вспомнились висевшие у батюшки на чердаке свежевыделанные медвежьи да лисьи шкуры. Вот те также на версту воняли псиной.
Любогнева устала и измучилась. Никогда еще ей не приходилось делать что-то настолько отвратительное и неприятное. Будь они все неладны, старик, тётка и их княжеские правила!
Девушка вскрикнула от боли, когда натёртая на ладони водянистая мозоль лопнула. Тяжелые ножницы грохнулись об пол с металлическим лязгом. Туда им и дорога! Любогнева хотела пнуть их изящным кожаным сапожком, но, поймав, направленный на неё, внимательный взгляд волхва, осеклась и, приложив немалые усилия, всё же сдержалась.
Старец отложил травы, поднялся и подошел к молчаливо негодующей помощнице. Взял за руку, развернув к себе ладонь с небольшой ранкой, затем перевёл взгляд на перекошенное злобой лицо девушки.
