Огонь, Вода и Медные Порталы (СИ) - Герт Эмилия
Скулы Любогневы заострились, так крепко она сжала зубы. Тонкие губы побелели, сомкнувшись в плотную линию. Лента от косы, попавшая в изнеженные, сжатые до побелевших костяшек, пальцы, едва не хрустнула.
Еще недавно взиравшая на Настю со снисходительным высокомерием Любогнева поменялась в лице и уставилась на влюблённую пару уже совершенно другим, пронзительным ненавидящим взглядом. Голова её постепенно склонилась, челюсти она отпустила, отчего щёки надулись, тонкие губы поджались еще сильнее, и вся она как-то нахохлилась, отчего стала похожа на обиженную злобную ворону. Да как же это?! Выходит, она ради него сюда ехала, а он уже какую-то… мымру прилюдно обнимает да целует?! Да кто она такая-то?! Уж точно не ей, Любогневе, чета! Одета простенько! Ни украшений достойных, ни наряда баского! Сама бегом за парнем бегает! Вот умора-то! Авдотька и та на смех поднимет!
Настя вернулась к воротам и пошла мимо людей, никого не замечая и не видя. Слёзы застилали ей глаза. Она старалась их держать, но выходило совсем плохо. Они сами катились горячими солёными дорожками. Ни единого всхлипа. Настя вытерла мокрые дорожки на щеках ладонями.
— Ну что ты, милая? — добросердечная Лукерья, чувствуя свою ответственность за порученную ей девушку, встретила её и обняла. — Не плачь, Настюша! Вернётся Иван! Пойдем, кваску попьем. Любогнева, и ты пойдём! — обернулась Лукерья к племяннице. — Нечего у ворот ртом мух ловить!
Лукерья привела девушек в свою горницу, усадила на лавку под окном и налила обеим по большой берестяной кружке квасу.
— Пойду княжича проведаю, а вы пока признакомьтесь, девоньки, глядишь, подружитесь, — вышла из горницы нянька.
— Об кого это ты там тёрлась? — ласковый голос Любогневы не сумел обмануть Настю, заметившую какой ревнивой злобой и неприкрытым любопытством блеснули глаза новой знакомой. И, то ли Настю покоробила сама форма вопроса, то ли неискренняя интонация вибрирующего голоса подвела Любогневу, но отчего-то эта девушка не вызвала у Насти ни симпатии, ни желания довериться и открыться. Скорее напротив, всё поведение и манеры племянницы Лукерьи кричали о том, что с этой особой нужно быть предельно осторожной.
Вот только Насте в этот момент было абсолютно всё равно до чужой злобы, тут со своими чувствами справиться бы. Сердце её рвалось на части от радости, что она нашла своего Ванечку, а глаза хотели плакать, оттого, что сразу пришлось его отпустить. К этой гремучей смеси чувств примешивалась тревога за него, ведь поехал он в район боевых действий и, хоть и обещал вернуться непременно, легче от этого не становилось. Но что поделать, он же мужчина — защитник, тем более — врач. Его помощь понадобится воинам, и хорошо, что Ванечка сумеет им помочь.
Находиться в одном помещении с навязчивой, любопытной девицей и её липкими вопросами Насте не хотелось. Хотелось на свежий воздух, пройтись и подумать о Ванечке, о том, как сильно она его любит, какой он стал загорелый, похудевший и возмужавший, о его сильных руках, крепко прижавших её к себе, о том, как он обрадовался, увидев её, Настю.
Квас в кружке закончился, слёзы высохли, и чем больше Настя думала об Иване, тем сильнее и настойчивее в её душе разгоралось солнышко её любви и радости оттого, что мытарства её закончились. Ванечка здесь, она нашла его и скоро он вернётся, живой и невредимый. Настя уже не могла справиться с глупой, счастливой улыбкой, то и дело сама собой наплывающей на лицо, поэтому, не ответив на дурацкий вопрос не спускавшей с неё глаз Любогневы, вышла в сени и, спустившись с крыльца, свернула за терем, пошла в тенистый сумрак под плодовыми деревьями вдоль забора. Присела на лавочку под одним из окон.
— Авдотька! — голос из открытого окна звучал отдаленно, но показался вполне знакомым. — Разузнай, где живет княжий родич Иван, с кем знается, что ест-пьёт?
— Да уж это могли и не говорить, барынька, чай, не дурочка, сама все понимаю, — смешливый девичий голос был не знаком.
— Поговори мне! — прикрикнула барынька. — И вот еще. Про Настьку эту тоже всё разузнай. Кто такая? Откуда? Давно ли с Иваном крутит? Серьезно, али просто постель греет?
Ответа не последовало. Настя собралась встать и уйти дальше по тропе, когда из окна над самой головой раздалось полное ненависти:
— Ты у меня еще попляшешь! — берестяная кружка с силой грохнула о широкий деревянный подоконник.
Глава 17
Любогнева обернулась от окна и осмотрела чистенькую тёткину комнатку. Да, невелика. Ей, Любогневе, если она желает здесь остаться, придётся скакать по хлипкой берёзовой лесенке под потолок и спать на полатях. Вряд ли ей удастся загнать на полати престарелую тётку, отвоевав у неё место на лежанке за шторкой. Хотя, если тётка всё время нянчит малолетнего князя, то, скорее всего, и ночует где-то подле него.
Решительно шагнув к двери, девушка открыла двери в сени: «На той-то стороне терема горница, чай, побогаче да попросторнее будет!», — подумала завистливо, осматривая дверь в помещение напротив. Оглядела, расположенную в сенях, печную топку, тремя стенами печи разом обогревающую несколько комнат, в том числе и тёткину. «Хитро!» — подумала, возвращаясь взглядом к двери в помещение напротив. Прислушалась. — «А что же там-то? Никого не слыхать».
Любогнева прошла по длинному полутёмному коридору сеней и потянула на себя, так заинтересовавшую её, дверь на другую половину терема.
— А-ах! — ахнула, задохнувшись от переполнивших грудь эмоций. — Вот это я понимаю — горница! Три красных окна! — огляделась, оборачиваясь вокруг себя. Высокие потолки, крытые коврами широкие лавки, дубовый резной стол, изразцовая печь. — Вольно ж ему дрова-то жечь! Кто же тут живёт?
Взгляд её зацепился за большой овальный предмет на стене, в медной раме и отливающий серебром. Как завороженная, Любогнева приблизилась к зеркалу и, поймав свое отражение, взвизгнула и отскочила в сторону. Любопытство, всё же, оказалось сильнее, и, узнав в отражении себя, девушка посмотрела в зеркало уже смелее.
«Батюшка сказывал, что есть такая штука, где видишь своё отражение, чище, чем в самоваре али в озере. Видно, это она и есть», — остановилась, оглядывая себя, Любогнева. — «Хороша!», — оглаживая шёлк сарафана и поправляя кокошник и бусы, блестя глазами, любовалась собой девушка, вертясь перед зеркалом так и этак.
— Экая роскошь! — оглаживая хрупкую зеркальную поверхность, бормотала, захлёбываясь эмоциями. — Вот бы батюшка купил бы и мне такую штуку! Я бы целыми днями от неё не отходила бы!
— Любогнева! — издали донёсся до Любогневы голос тётки. Ах! Дверь-то в горницу она прикрыть не догадалась, оставила нараспашку! Сейчас тётка сообразит, что тут кто-то есть. Выскользнуть незамеченной уже не удастся. В следующее мгновение тётка уже нарисовалась на пороге горницы. Увидев племянницу перед зеркалом, строго свела брови, насупилась. — Ты чего сюда припёрлась-то, Любогнева? — выдала грозно и возмущенно. — Пойдём отседова! — велела строго, махнув рукой на выход. — Подобру-поздорову. Пока не заприметил никто, — Лукерья подталкивала племянницу в бок, выпихивая почти что силой. — Это княжеские покои! Не смей сюда ходить! Не то и меня на улицу отправят по твоей милости! Я тут живу аки барыня! Не в сенях живу, горенку мне воевода пожаловал! А это, мила моя, дорогого стоит! — гордясь своими заслугами, с достоинством поведала Лукерья.
— Пф! — фыркнула Любогнева насмешливо. Она открыла было рот, чтобы рассказать тётке, как ничтожны её заслуги, раз живёт она в той маленькой комнатке, а не в этой просторной горнице, но памятуя о том, что ей нужно здесь остаться жить, сдержалась в последний момент. Если наговорить тётке гадостей в первый же день, то она, чего доброго, отправит Любогневу обратно в отчий дом, а этого ей никак нельзя делать. У неё, Любогневы, другие планы на эту жизнь. Вот только Иван уехал вместе с отрядом на битву, досада! Попусту время уходит! Ну, да станем надеяться, что он вернётся живым и здоровым! Вот тогда и поглядим на него. А пока нужно тётку отвлечь заботами насущными. — Время уж обедать, тётушка. Чай, обедом-то меня накормите?
