Игры скучающих купидонов - Татьяна Геннадьевна Абалова
– Почему вы решили, что это аллергия? – трясущимся голосом спросила я, точно зная, кто изувечил моего босса.
– А что еще это может быть, Ключева? Человек выпил пару ложек успокоительного, лег спать, а проснулся вот таким? Или ты что–то другое подумала? – босс не смог сощурить глаза, хотя, судя по голосовой интонации, он это сделал.
– Нет–нет, я ничего не подумала, – я ни в коем случае не хотела сознаваться, что мы видели один и тот же сон. Хватит потрясений. Засос на своей шее я хоть и признала, но больше кривила душой, чем верила, что из сна можно что–нибудь принести. А тут такое! – Вам бы в больницу сходить, вдруг сотрясение мозга?
Кирюсик прям крутанулся на пятках. Схватил меня за ворот халата и вперился взглядом… э–э–э… короче, вперился. Я лишь догадывалась, что этот самый взгляд существует. И достаточно пытливый.
– Как от аллергии может получиться сотрясение? – босс для верности даже тряханул меня. – Ты соображаешь, что говоришь, Ключева? – Потом сделал небольшую паузу. И пауза та была страшна. – А скажи–ка мне, Киса моя, где ты была прошлой ночью?
– Прошлой?!
– Да. Только что прошедшей… – Ворот, зажатый в кулаке босса, все меньше пропускал воздуха.
– Что с вами Кирилл Петрович? У вас начался отек мозга? Пустите, мне больно! – я дернулась, словно рыба, попавшаяся на крючок.
– И что я жене скажу? – враз обмякнув, простонал мой босс. Он положил голову на мое плечо. Она определенно была тяжела. Я сочувственно похлопала Кирилла Петровича по спине. Почти обняла.
– Я так и знала!!!
Визгливый крик заставил нас обернуться одновременно. В дверях подсобки, в которую вел черный вход, со связкой ключей в руках стояла Светлана Сергеевна. Темные очки закрывали половину лица, на голову был надвинут капюшон, но мы все равно ее узнали. Кирюсик медленно распрямился. Шлем с грохотом упал на пол.
– Не зря Мария Степановна посоветовала мне пораньше вернуться!
Светлана Сергеевна, швырнув ключи на прилавок, медленно подошла к своему мужу и схватила его за подбородок. Когда она повернула его лицо к свету, Кирюсик закрыл глаза.
– Что это? – требовательно спросила она.
– Аллергическая реакция на снотворное.
– Не смей мне врать, мразь! – она с размаху ударила мужа по щеке. – Какая аллергия?! Я все знаю! И про новенькую из пятой аптеки, и про твои шуры–муры с этой!
Короткий взгляд в мою сторону, похожий на смертельный выстрел, заставил втянуть голову в плечи.
– Светуля, ты все не так поняла! Это действительно аллергия! – Кирюсик не знал, как оправдаться. И я ему сочувствовала. Скажи босс правду, она все равно показалось бы издевательской ложью. Как объяснить, что тебя избили во сне?
– Ты просто жалок! Марш домой! – скомандовала Светлана Сергеевна, поворачиваясь к выходу. – А ты, – это уже было обращено ко мне, – собирай свои вещи. Уволена. Я отозвала из отпуска Виктора Горна.
– Динь–дилинь!
Мой сменщик появился на пороге как по взмаху волшебной палочки. Небритый, с рюкзаком за плечами. Видимо, всю ночь был в дороге.
– Что тут у вас происходит? – шепнул он, проходя за мной в раздевалку.
– Конец моей аптекарской карьеры, – вяло ответила я, боясь расплакаться. Совала свои вещи в сумку без разбора. – Теперь мне ни за что работу в городе не найти.
– С Кирюсиком замутила, что ли? Дурой надо было быть…
– Да, Витя, я дура, но не до такой степени.
Воспользовавшись тем, что Виктор вышел в зал, а Светлана пересчитывала деньги в кассе, я прошла к холодильнику и вытащила последнюю бутылку «Любарума». Пусть докажут, что он здесь был. Никаких накладных, никакой стоимости, никакого реального факта продажи. А Кирюсику сейчас будет не до снотворного. Да и навряд ли он еще хоть раз захочет взять в руки «Любарум». Аллергия – дело страшное.
Глава 17. Шабаш
– Ах, не напоминайте мне, Азазелло! Я была глупа тогда.
Да, впрочем, меня и нельзя строго винить за это –
ведь не каждый же день встречаешься с нечистой силой!
– Еще бы, – подтверждал Азазелло,
– если б каждый день, это было бы приятно!
«Мастер и Маргарита», М.А. Булгаков
Город готовился к празднику. На центральной площади нарядили елку, навесили гирлянды и флажки, поставили палатки, торгующие елочными игрушками, сладостями и прочими разностями, вселяющими в душу радость и ожидание чуда.
Став взрослыми, мы с детской наивностью продолжаем верить, что новогодняя ночь будет особенной, но по истечении пары дней после боя курантов правда жизни возвращает нас на землю, устланную цветными кружочками конфетти, сиротливо поблескивающей на утоптанном снегу мишурой и смятыми спиральками серпантина. Деда Мороза нет, подарки под елкой хоть и куплены с любовью, но все же куплены, а не привезены на санях, запряженных волшебными коняшками, деньги, с таким размахом и предновогодним куражом тратившиеся накануне, оставили в кошельке своих жалких собратьев, и до получки придется довольствоваться тем, что осталось в холодильнике и по каким–то причинам не было съедено под речь президента.
Тоска и уныние.
Все верно.
Сейчас у меня именно такое настроение. Галка, конечно же, и не думала приезжать, решив, что мой ночной звонок ей приснился, уж больно спутано было все и нереально, и только мои затаенные в голосе слезы, когда я с надрывом спросила: «И где тебя носит?», заставили ее бросить свою глину, выключить печь для обжига керамики и рвануть в город.
Сейчас, наплакавшись друг у друга на плече, настучавшись вволю в дверь соседок с пламенным желанием прижать их к стенке и выпытать рецепт пирожного «Чаровница», мы тащились в троллейбусе в сторону выставочного зала. Хоть как–то развеяться, хоть что–то изменить в своей жизни.
– Пойдем! Там будет здорово! Организаторы обещали легкий фуршет и нелегкую встречу с поклонниками расписной керамики. Говорят, мой чайник «Петух» особенно популярен и ко мне с заказами записываются в очередь.
Ну как лишить подругу минуты славы? Несмотря на желание зарыться под одеяло и оплакивать свою судьбу, я умылась, причесалась, натянула праздничные джинсы и отправилась служить оруженосцем при своем неугомонном Дон Кихоте.
Галка, пытаясь меня развлечь, рассказывала последние поселковые новости, я же слушала ее вполуха и рассеянно смотрела в окно, покрытое по краю замысловатым ледяным узором. Провела по завитушкам пальцем, стирая их четкие линии, нарушая тем гармонию рисунка, и безрадостно подумала, что Евклидово пространство никуда не делось. Видимо, для его полного обнуления недостаточно красочных снов, нужна сермяжная реальность. Мужик должен быть рядом. Целовать, прижимать, лапать. Все остальное – фантазии старой девы. С поправкой, что не дева и не такая уж старая.
Когда–то в детстве вот также я ехала в троллейбусе и смотрела в украшенное узорами окно. Открывающийся за ним мир мне, пятилетней девочке, казался сказочным, краски яркими, а люди – принцами и принцессами, феями и гномами. Как же все просто тогда было! Сейчас при всем желании я не смогла бы увидеть в мужчине
