Наследница кровавой памяти (СИ) - Вешнева Ольга Михайловна

Длинные медные волосы Емели развевались на ветру, его неподвижный взгляд был устремлен в небо. Почуяв внимание, рыжий вампир повернулся к Марье. Узкое лицо с точеными заостренными скулами, тонкий длинный нос, глубокие узкие глаза, темно-синие — такими иконописцы рисуют ангелов… Но сухое поджарое туловище, длинные руки и ноги, подогнутые по-звериному и впивающиеся в кору березы острыми когтями, принадлежали не ангелу, а скорчившемуся на краю адовой пропасти мелкому бесу, жадно высматривающему на земле сдобный кусочек — нераскаявшегося грешника.

Был ли рыжий вампир тем комариком, что прикидывается безобидной мошкой, летая над цветником, а потом как тяпнет исподтишка в спину в самый неожиданный момент?

Марья кивнула Емеле, переглянулась с крадущейся плечом к плечу Клашкой. На охоте нужно непрерывно поддерживать связь со стаей, обмениваться бесшумными сигналами и понимать тончайшие намеки. Добыча близко. Медленно приподнявшись, Марья увидела раскачивающиеся кусты малины.

Здоровенная медведица встала на задние лапы, собирая в рот спелые ягоды. Два ее медвежонка вытягивались во весь рост, пытаясь нагнуть еще ниже склонившиеся к земле кустики, и обсасывали сладкие макушки, причмокивая.

Марья подкралась ближе и замерла. Горечь на сердце прожгла ее сильнее, чем вяжущая пустота в животе.

"Не моя добыча", — ей хотелось отступить, уйти подальше в лес, поймать старенького зайца, немало потрепанного на своем веку лисами и собаками, и утолить им свой голод.

Младший медвежонок занозил ладошку и жалобно взревел. Медведица коснулась его лапой, как рукой, утешая.

"Я ли это нянчусь с детушками моими? Моя ли душа на кусочки рвется от тревоги за них? Мне ли суждено убить свою душу?"

— Заломай медведя, боярыня, — шепнула Клашка, пятясь назад, — потешь нашего атамана.

Самого Кузьмы было не видно и не слышно, но Марья знала, что вожак внимательно следит за ней.

Вампиры отступили, предоставляя ей свободу действий.

"Меня оставили с ней один на один", — Марья не ожидала такого поворота событий.

Тимофей ходил с рогатиной и ножом на разбушевавшихся шатунов, нападавших зимой на скот, а подчас и на людей. Марья даже не смотрела потешной медвежьей травли, так противно ей было кровавое зрелище.

Одной затравить медведя, готового до последнего вздоха защищать свое потомство! В выдумке непроходимых испытаний Кузьма мог соперничать с душегубцем царем.

"Прости, лесная хозяйка. Простите, пушистые колобки. Нет мне пути назад. Не то погибнут мои кровиночки", — стоя на четвереньках, Марья опустила голову — поклонилась медвежьему семейству, еще не увидевшему ее и не почуявшему тонкий запах.

 Громким визгом она выманила медведицу на лужайку, отделила ее от спрятавшихся в малине малышей, и встала во весь рост. Непуганая, уверенная в себе медведица не увидела в ней опасности. Люди порой встречались на ее пути и трусливо уходили с дороги.

Вампирша оскалилась и зарычала. Лесная мамаша ответила предупреждающим ревом, привстала на задние лапы и, отвернувшись, побрела к детенышам с намерением увести их в спокойное место. Она считала, что у странного человека хватит ума не лезть в ее смертельные объятия.

В мгновение ока Марья догнала ее, запрыгнула на спину и укусила в загривок у основания шеи. Рот вампирши не наполнился кровью. Клыки проткнули шкуру и вошли в сало. Заревевшая от ярости медведица взвилась на дыбы и смахнула с себя растерянную женщину. Молниеносно развернувшись, она прицелилась обрушиться на вампиршу всей тяжестью, раздавить ее грудь в лепешку передними лапами. Марья успела спастись и прыгнула на плечи огромного зверя. Еще один укус — в шею ближе к пасти, а затем прыжок на ветку дуба, и всего две малюсенькие капли крови на клыках.

Медвежата вскричали от боли голосами маленьких детей. Прошка и Клашка поймали их, чтобы сильнее разъярить мать. Марья не заметила, как взвизгнула. Попадись ее дети опричнику Степану, он будет пытать их неделю, пока не замучает до смерти. Когти медведицы подцепили ее платье в полете. Вымазанный в грязи наряд укоротился, но сама вампирша осталась невредимой.

Ревущая от ярости и страха медведица кидалась то налево, то направо, ломала кусты, ища плачущих детенышей. Марья старалась удержать ее на месте, не дать ей уйти в чащу. Как охотничья собака, она с наскока больно кусала медведицу — то в ухо или нос, то в лапу. Один раз попыталась свернуть ей шею, прыгнув на загривок. Лесная мамаша отбилась, расцарапав вампирше руки и плечи длинными острыми когтями. Несколько точных укусов в шею и морду помогли запустить яд в кровь обезумевшего от боли и ярости зверя, но слабела медведица очень медленно, и Марья не могла отступить от нее хотя бы на малое время.

Вопли медвежат прекратились. Прошка и Клашка втащили их на сосну, задушили и высосали. Скоро и медведица сдалась. Пошатываясь на искусанных кровоточащих лапах, она сделала несколько несмелых шагов и присела. Марья снова вцепилась ей в шею. Медведица сделала последнюю попытку поквитаться с врагом и завалилась на спину, чтобы подмять вампиршу под себя.

Оттолкнувшись ногами от загривка, Марья переместила тело на землю и обхватила обеими руками медвежью голову, не дав зверю завершить кувырок и встать на лапы. Она хотела сделать еще один укус в шею и отскочить, но вспомнила, что потеря крови недопустима. Казалось, ее силы вот-вот иссякнут, но она собралась с духом и вновь попыталась сломать короткую крепкую шею медведицы. Раздался хруст. Медвежья лапа слабо погладила ее плечо и обмякла.

Не дождавшись последнего стука медвежьего сердца, Марья нашла широкую, близкую к шкуре вену и приступила к трапезе. Откуда-то сразу же взялся Емеля и впился в медвежью шею с противоположной стороны. Его спокойное дыхание пересекалось с частым тяжелым дыханием измученной Марьи. Ужинать вместе ему не хотелось. Оторвавшись от еды, он зарычал на женщину. В ответ Марья молча сделала выпад, и едва не укусила рыжего вампира за нос.

— Молодчина, — похвалил Кузьма, внезапно нависший над спиной своей избранницы.

Одного его сурового взгляда было достаточно, чтобы Емеля, как побитый пес, отступил от зверя и сел под деревом, нервно облизываясь.

Марья не стала ждать от мужа упрека в чревоугодии. Едва заморив червячка, она перестала пить кровь. Крепко сжав зубы и преодолевая вяжущую тягу в горле, уступила добычу вожаку.

— Умница, Семеновна, — Кузьма снова похвалил ее. — Люблю смекалистых и послушных баб.

Вампирша села на траву напротив Емели. Заживающие раны зудели и пощипывали. Стоило усилий не поддаться желанию почесаться и не разодрать их когтями. Емеля вновь погрузился в себя — замер, вытянув шею и подняв голову, как выпь на болоте. В длинной белой рубахе с кровавыми полосами на груди он был похож на падшего ангела, взирающего в небеса с надеждой на помилование.

Иней прилипал к моим ресницам, бровям, покрывал тонкой коркой лицо и пальцы, а я не могла встать с постели из листьев. Если так пойдет и дальше, превращусь в ледяную статую, подобно героине мультика "Холодное сердце", раненой осколком волшебного льда.

Мысли, вместо того чтобы собраться и поставить меня на ноги, снова разлетелись. Моя астральная проекция просочилась сквозь дверь купе "Красной стрелы" и остановилась за широкой спиной Толяна. Вампир быстро глотал кровь из горла женщины, бессильно раскинувшей руки. Она была еще жива. Ее мозг не хотел признавать неотвратимость скорой гибели и заставлял ее делать редкие вдохи и выдохи. Толян зажимал ей ладонью рот и частично — нос. По его пальцам размазался бежевый тональный крем, скрывающий темные пигментные пятна на лице жертвы.

Мужчины на верхних полках безмятежно храпели. У окна привалилась к разложенному столику девушка в длинной серой куртке и теплых леггинсах. Студентка? Правой рукой она придерживала на коленях рюкзак.

Мне хотелось на мгновение стать полтергейстом и свернуть вампирюшнику шею, или хотя бы огреть его по голове тяжелым предметом. Увы, нечто удерживало меня от любых движений.