Это безумие, детка (СИ) - Аваланж Матильда
Из-за сгустившегося над городом тумана видимость была практически нулевой, и Роэл ехала медленно, благо машин на дороге в утро выходного дня оказалось совсем немного. Туман играл с ней: менял очертания предметов и расстояние до них, прятал в своем белесом нутре дома и фонари, свет которых сквозь мутную пелену казался совсем слабым. Он превратил Буковень в мистический постапокалиптический город, в мгновение ока обезлюдевший, а редкие автомобили, попадающиеся Роэл навстречу, казалось, никем не управлялись и ехали сами по себе, без водителя.
Внезапно в зеркале заднего вида промелькнула какая-то невысокая тень. Движение было таким быстрым, что Роэл не уверенная в том, не показалось ли ей, даже подправила зеркало, но дорога позади была пуста, только терялись в тумане две непрерывные линии сплошной разметки.
Девушка нахмурилась, напряженно вглядываясь вперед. Туман как будто стал еще гуще, и Роэл сделалось по-настоящему не по себе. Она подкрутила радио, чтобы приглушить это странное и пугающее чувство, но из динамика раздался треск помех, а затем протяжный тоскливый звук, от которого у Роэл мурашки побежали по коже.
М-м-м-е-е-е-е-е…
Чувствуя леденящую оторопь, Роэл дрожащими пальцами выключила магнитолу, и с ужасом поняла, что звук не прекратился, наоборот, стал муторнее и громче. И шел он теперь извне автомобиля. Его как будто издавал сам туман.
М-м-м-м-е-е-е-е-е…
С-м-м-м-м-м-е-е-е-е-е-е-е-р-р-ть…
В мутном мареве сбоку от машины мелькнула рогатая тень. Девушка сглотнула, нервно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за стеклами, а когда снова посмотрела на дорогу, было уже поздно.
Он возник прямо перед капотом машины, точно свитый из тумана, его призрак, его порождение. Треугольную вытянутую морду украшали огромные загнутые рога, которые казались очень острыми, угольно-черная шерсть лоснилась, будто смазанная маслом, а дьявольские глаза цвета спелой вишни немигающе уставились на девушку. Черный козел, черный, как сама ночь, оскалился пастью, полной желтоватых, так похожих на человеческие, зубов.
Роэл изо всех сил надавила на тормоз, но расстояние было мизерным – сбавить скорость она уже не успевала. Все произошло за долю секунды – сложно объяснить, чем девушка руководствовалась в момент, когда резко крутанула руль вправо. Скорее всего, она не хотела сбивать козла и лишать жизни живое существо, но, когда летела в столб, где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что этого черного козла надо было сбить.
Неподалёку находилась мясоферма. Скорее всего, ни в чем не виноватое парнокопытное сбежало оттуда, потерялось в тумане и само дико перепугалось, а, возможно… Нет… Это уже было неважно, потому что ярко-желтый Volkswagen Вeetle 1982 года выпуска на полной скорости влетел в очень вовремя подвернувшийся на дороге фонарный столб. Капот маленькой машинки смялся, как пластилиновый, Роэл услышала ужасающий лязг и дребезг бьющегося лобового стекла, переходящий в тревожное, разрывающее барабанные перепонки «С-м-м-м-м-м-е-е-е-е-е-е-е-р-р-ть», а потом упала во мрак.
Огромный живот колыхается над ней, как желе. Душно и больно, душно и больно, душно и больно! Сколько еще терпеть? Долго, долго, он может не кончать часами, вколачивая свой толстый член в ее глубокое, совершенно сухое лоно. За этим трясущимся животом Роэл не видит его головы, но это к лучшему, однозначно это к лучшему, потому что он жрет. Совершает в ней эти механические, разрывающие внутренности движения, и жрет. Жрет девушку по имени Од, которую совокуплял до нее, смачно обгладывая ее ногу и урча от удовольствия. Неподалёку валяется оторванная голова Од, она живая, она таращится полными муки глазами. У него все так и происходит – совокуплялся, проголодался, решил перекусить, пока ел, опять захотел совокупляться… Самое, наверное, ужасное в том, что эта поедаемая девушка, так же, как и Роэл, не может умереть. Здесь никто не может умереть. Они все здесь мертвы. Давно мертвы. Од чувствует, как он ее пожирает, чувствует грани своего мучительного распада, чтобы затем этот жирный ненасытный великан ее отрыгнул и все началось снова.
Роэл очнулась, а горло рвал истошный крик.
Господь всемогущий, это не с ней! Это не она, а Олимпия Пиррет задыхалась от разрывающей легкие духоты. Это не в ней, а в нагой Олимпии Пиррет, распластанной по застеленной грязным шелком постели, совершал свои движения дикий в своем уродстве толстяк. Это не она, а Олимпия Пиррет безнадежно смотрела в живые глаза оторванной женской головы.
– Роэл, тихо!
Синие жалюзи. Большое окно в полстены закрыто синими жалюзи и от этого в комнате темно, прохладно и темно, только через равные промежутки времени раздается тонкий писк громоздкого аппарата с зеленым экраном. Какие-то трубки торчат из ее вен, а еще одна находится под носом. Закрытая белая рубашка в мелкий синий цветочек очень мягкая и приятная к телу. Не то что скользкий горячий шелк.
В темной фигуре, которая осторожно ее обнимает, Роэл не сразу узнает Феба Дюпона. Уткнувшись лицом в белый халат, девушка вдыхает запах дорогого парфюма и плачет, плачет навзрыд. После той жуткой картинки, которую она увидела, рядом с ним Роэл ощущает себя в безопасности, но кошмар, который пришел к ней из мрака, не выпускает из своих цепких щупалец.
– Слишком жуткий, слишком жуткий, слишком жуткий! – задыхаясь, шепчет она.
– Роэл, девочка, успокойся. С тобой все в порядке, – гладя ее по волосам, негромко говорит Феб. – Ты не справилась с управлением и врезалась в столб. Удар пришелся на водительскую сторону – ты уцелела каким-то чудом, отделалась лишь легким сотрясением мозга. Это все туман…
– Нет, Феб, дело не в том, что я не справилась! Виноват не туман, вернее, и он тоже, но… На дорогу вышел козел, совершенно черный козел, жуткий, как чудовище ада! – скороговоркой выпалила Роэл. – У него были красные глаза, как у монстра, а потом… Если бы ты знал, какой кошмар я видела. Если бы ты только знал, Феб! Господь всемогущий…
Она говорила и говорила, как прорвало – про Олимпию Пиррет, которую в недрах черного дворца истязает толстый монстр, про рогатое чудовище со смоляной шерстью, промекавшее «Смерть»… Вот только про Гаспара Леоне рассказать не могла, но и этого было достаточно. Он же психиатр, он не поверит, ни за что не поверит, решит, она какая-то не такая, скажет что-то вроде: «Этот черный козел тебе померещился в тумане, а кошмары – следствие встреч с Гаспаром». После этого Роэл не сможет сказать этому встревоженному мужчине с внимательными темными глазами, который обнимает ее так нежно, ни слова. Черный козел – наверное, это звучало бы даже смешно… Для того, кто не видел ту жуткую черную фигуру с немигающими вишнёвыми глазами.
Но вместо того, чтобы засмеяться или, того хуже, погладить ее по плечу, мол, успокойся, никакого черного козла не было, все пройдет, Феб Дюпон, симпатичный главврач лечебницы Св. Трифона, внимательно выслушал ее подробный рассказ и, некоторое время помолчав, проговорил:
– Ты слышала о связи между убийцей и жертвой? Думаю, что да, на Кафедре судебной психиатрии эта тема входит в курс обучения. Сейчас там другой преподавательский состав, не знаю, как они читают, но когда в Княжеском университете учился я, то криминалистику один старый профессор. Он порой рассказывал вещи, которых ни в одном учебнике не найдешь! Например, о том, что между умершим насильственной смертью и тем, кто первый обнаружил тело, порой устанавливается особенная связь, дух жертвы видит его как своего помощника и проводника и иногда может с ним общаться.
Роэл нахмурилась.
– Получается, то, что с Олимпией происходит в моих кошмарах, действительно происходит с ней в загробном мире? – прошептала девушка и зажала себе рот, испугавшись сказанного.
– Нужно понять, – твёрдо проговорил Феб и добавил, невесомо прикоснувшись губами к ее бледной руке, на которой явно выделялись фиолетовые синяки. – Я все для тебя сделаю, Роэл. Мы разберемся с этим вместе.
