Карин Эссекс - Похищение Афины
К семи утра они уже скакали по равнинным долинам навстречу восходящему солнцу, которое упрямо светило прямо в глаза Мэри, несмотря на ее широкополую соломенную шляпу. Далеко впереди виднелись знаменитые холмы Трои, вернее, то, что назвали «знаменитыми холмами» «грамотеи», и Мэри казалось, что добираться туда им придется целый день. Но все-таки нельзя было без волнения слышать, как преподобный Хант, указав на небо, воскликнул:
— Мы приближаемся к Трое, и нас встречает гомеровский «розовоперстый рассвет». Вообразите, что к вечеру мы уже будем совершать возлияния на том же месте, где когда-то их совершали Ахилл и Александр!
Несмотря на отвратительный нрав осла и начинавшуюся жару, Мэри ощутила благоговейный трепет.
В полдень они добрались до крохотной греческой деревни под названием Сигеум.
— Здесь греческому населению удалось сохранить свои обычаи и язык, как произошло и во многих других прибрежных районах Турции, — сообщил Элджин.
Умывшись и освежившись колодезной водой неподалеку от греческой церкви, Мэри и Мастерман стали выкладывать из корзины съестные припасы: холодное мясо, хлеб, вино, пока «грамотеи» пошли осматривать церковный участок. Горничная с недовольством отгоняла мух, налетевших на запах, а Мэри нетерпеливо ожидала возвращения мужчин: она давно проголодалась, и желудок требовательно просил хоть ломтик съестного. Поколебавшись, она стащила с одного блюда кусочек говяжьего ростбифа.
— Это я не себе, — извиняющимся тоном пробормотала она горничной, — а малышу.
— Я тоже, — усмехнулась та, присоединяясь к госпоже. — Нянька будущего малыша тоже проголодалась. Было б просто стыдно умереть с голоду в Турции, даже не успев родить младенца.
Внезапно Мэри увидела, что к ним бегом направляется Элджин. Он был один, и лицо его казалось взволнованным и раскрасневшимся. Мэри на секунду испугалась, не случилось ли чего с остальными.
— Мэри, ты должна это видеть! Прикройте все, что вы тут разложили, и пойдем со мной! Такое зрелище нельзя пропустить.
Мэри открыла было рот, чтобы спросить, в чем же дело, но он нетерпеливо схватил ее за руку и повлек за собой в сторону церкви.
— А вы оставайтесь на месте, — бросил он горничной. — Мы сейчас вернемся.
Элджин повел Мэри мимо церкви, позади которой на старой мраморной скамье лежала какая-то бедно одетая женщина лет сорока. Священник в высокой, с приплюснутой тульей черной шляпе и тяжелой черной сутане стоял над ней, читая что-то из книги, похожей на Библию. Глаза женщины были вытаращены как у помешанной и смотрели перед собой неподвижным взглядом. Но тело ее беспрестанно корчилось, она металась из стороны в сторону, комкая в пальцах и теребя грязное платье из синего муслина. Длинные черные волосы, неубранные, с обильными седыми прядями, разметались по скамье, подобно змеям горгоны Медузы. Нить слюны тянулась из уголка рта. Стоило священнику возвысить голос, как женщина откидывала голову назад и принималась завывать. Второй священник, худой до того, что напоминал паука, клал в такие моменты на ее лоб руку, видимо стараясь успокоить.
— Тут проходит обряд экзорцизма, — шепнул Элджин на ухо Мэри.
Вся группа англичан тесно сгрудилась в стороне, ошеломленная представшим их глазам зрелищем.
— Наверное, нам не следовало б смотреть на это, — сказала Мэри.
— Но подобные действия являются глупым предрассудком, — возразил Элджин. — Дьявола вообще не существует, если ты об этом.
Мэри отвела глаза.
— Но мне кажется, мы вторгаемся во что-то глубоко личное.
— Чепуха. В православной церкви, как и в католической, исполнение обрядов проходит прилюдно. Но не это главное, я тебя позвал не для того, чтоб ты увидела процесс экзорцизма, я хотел показать тебе эти два мраморных сиденья. Они великолепны.
— На мой взгляд, они ужасны.
Глыба мрамора, на которой корчилась несчастная, похоже, когда-то представляла собой часть фронтона. Мэри различила на ней надпись, буквы которой от времени почти стерлись. С противоположной стороны входа в церковь громоздился на земле второй обломок мрамора. Этот казался частью какого-то рельефа, но изображенные на нем головы потеряли всякое сходство с кем-либо из исторических персонажей, по крайней мере на взгляд Мэри.
— Преподобный Хант уверяет меня в их величайшей исторической ценности, — прошептал Элджин, уводя жену, к ее огромному облегчению, прочь от тягостной сцены. — А проводники наши рассказали, что не один из путешественников, оказавшихся в этих местах, делал попытки приобрести эти мраморы, но местные священнослужители не позволили.
— Значит, так тому и быть.
Мэри чувствовала, что от голода у нее начинается головокружение. Ей хотелось поскорей забыть ужасную сцену и наконец-то поесть досыта. Но она продолжала обращаться к мужу нежным голоском:
— Эджи, мне пора кушать. Наш малыш проголодался.
— Но те приезжие не имели разрешения от капитан-паши, не так ли?
— Понятия не имею, дорогой. И вообще, зачем нам эти обрубки? Что мы будем с ними делать?
Мэри была противна сама мысль приобрести реквизит этой отвратительной сцены. Вполне возможно, что он использовался и при исполнении других суеверных обрядов. Разве может прийти счастье в дом, если туда натащить утварь, служившую для таких богохульств? Конечно, нужно признать, что некоторая классическая красота еще не покинула эти предметы. Поверхность мраморных глыб стерта почти до белизны алебастра, а уцелевшие на одной из них фрагменты суровых, резких лиц кажутся упрямыми хранителями, отказывающимися оставить свой пост.
— Это драгоценные реликты знаменитого прошлого. Греки не ценят их и не хранят так, как следовало б это делать цивилизованным людям. Вместо этого какая-то одолеваемая болезнями крестьянка валяется на античных подлинниках, стирая то последнее, что еще можно было б на них разобрать. Преподобный Хант говорит, что надписи сделаны в редком для античного времени стиле, для которого характерно чередование строк, написанных справа налево, со строками, написанными в обратном порядке. А взгляни на другую скамью — как сильно она пострадала от небрежности и самого худшего обращения. Эти фрагменты прошлого просто взывают к защите, — горячо продолжал Элджин. — И они заслуживают другого отношения.
— Ты бесконечно прав, — кивнула Мэри.
Неужели же он не видит, как она измучена и голодна? Муж улыбнулся.
— Пойдем. Малыша следует покормить. Возможно, подкрепившись, он расскажет маме, как хорошо будет, если его папа спасет эти драгоценные обломки.
