Секрет королевы Маргарет - Алиса Селезнёва
– Да она же хитрее чёрта. Убежала быстрее, чем Хэмптоны очухались.
– А как её сейчас-то во дворец пустили?
– Так это я к ней сходила и травы взяла. – Роза почему-то отвела глаза. Я цокнула. Приехали, теперь и Роза меня обманывает.
– Про Хильду что-то прояснилось?
– Сегодня тоже ничего. Матушка сказала, что стражники перевернули весь город, но она как сквозь землю провалилась.
– Наверное, от пыток сбежала. Кто-то ведь её науськал с тобой поговорить.
– Если бы я её встретила, самолично бы запытала до смерти.
Ойкнув, я осторожно присела на подушках.
– Вряд ли её найдут. Либо она уехала, либо её убрали.
Второе казалось более вероятным, но у окна занимался Колин, поэтому все дальнейшие мысли я оставила при себе.
Так я провалялась в постели весь май. С приходом июня на улице стало жарко. Роза открывала окна почти каждый день, и я принюхивалась к тонкому аромату цветов. Чаще чем о Хильде я думала только о Леонарде. Ко мне он больше не приходил, но я вздрагивала всякий раз, когда дверь после Розы или Колина открывалась чересчур широко. Срастающиеся кости болели, не позволяя забыть, как он избивал меня, как душил и как отвешивал пощёчины. Я всем сердцем ненавидела короля и с животным страхом ежечасно ждала его стражников. Но те почему-то не спешили врываться в мои покои, и тогда я принималась ругать сэра Филиппа. Какого чёрта он тянет так долго? Однако сэр Филипп тоже не искал встречи со мной, отчего я, естественно, не могла выяснить причины его поступков.
А ещё я думала о женщинах Леонарда. Ему почему-то все время попадались бракованные. Элизабет, ставшая бесплодной после тяжёлых родов, вроде как сухое деревце Маргарет и Бриджет с опухолью в животе. Но, возможно, виноваты были не только женщины. Теперь я бы, не поморщившись, дала руку на отсечение, что король Леонард был бесплоден сам, но знала ли об этом Маргарет, изводившая себя постами и молитвами? И догадывался ли хоть кто-то из её семьи или придворных? А если нет, то предположит ли это сейчас или будет руководствоваться старым-добрым принципом: «Король – помазанник Божий, а значит, бесплодным не может быть априори, и бла-бла-бла…»
Эти вопросы сильно давили на нервы, и я не представляла, с кем их обсудить. Как сказала, Джульетта Мейлор: враги повсюду. И после советов герцогини Эмберс я уже не считала это заявление таким уж большим преувеличением. Однако писать открыто «матери» по-прежнему опасалась. За время болезни я черканула ей всего пару строк о том, что неудачно поскользнулась на мокром полу и ударилась об стол. Для всех придворных эта была официальная версия причины моего «больничного». Джульетта Мейлор поняла мой намёк и написала, чтобы я поменьше гуляла по дворцу, особенно в тёмное время суток. «Если кто-то желает поговорить с тобой, пусть приходят к тебе сам», – подытожила она. Намёк «матери» без внимания я тоже не оставила: «Если бы ты не попёрлась к Бриджет, беды бы не случилось». По крайне мере, так думала она. Может, поэтому Маргарет и была такой нелюдимой, предпочитая живое общение молитвам? Ей тоже всюду мерещились заговоры?
Изабелле я также написала о своей болезни и вкратце изложила официальную версию событий. Та посочувствовала мне в целых пяти абзацах и прислала портрет маленького Бобби. Голубоглазый карапуз с каштановыми кудрями напоминал херувимчика, и, глядя на этот портрет, я чувствовала зависть. У меня такого уже никогда не будет.
Если не считать сломанные рёбра, сотрясение, смерть Бриджет и узнавание Филиппом Рочестером всей правды обо мне, больше всего я жалела об исчезновении той самой записки от Джульетты Мейлор. Её нигде не было, а Роза клялась, что осмотрела всю гостиную и хорошенько потрясла моё платье. Значит, если она не завалилась в какую-нибудь щель, то её мог забрать кто-то чужой. Король, сэр Филипп, дворцовый лекарь или один из его помощников. Также под подозрения попадала Нэн. После предательства Хильды я не доверяла ей даже подносы с едой и кувшин для умывания. Противно было ещё и то, что мне так и не удалось поговорить с Энтони и Джозефом. Тем пришлось уехать, купившись на «официальную версию» моего падения.
Тем не менее, благодаря заботе Розы и отварам Абигейл, я худо-бедно шла на поправку, и однажды король прислал мне приглашение на ужин в общем зале.
«Траур закончился, а победителя турнира мы так не наградили…»
Глава 16
В жизни каждого человека рано или поздно наступает точка невозврата. Моей стало приглашение короля на ужин. Хотя нет, не приглашение, а объявление о том, что победитель всё ещё не награждён. Вряд ли король ограничится тем, что просто возложит на голову сэра Филиппа венец. Если бы он хотел сделать это, то не стал бы ждать меня. Значит, этим вечером случится что-то грандиозное и чудовищное. Чудовищное для меня…
«Чему быть, того не миновать, – любила повторять Ольга Юрьевна Комарова. – Если человеку суждено утонуть, то никакие сифилис, пневмония или рак его не возьмут. Он утонет, даже если будет за километр обходить все места для купания. Накрайняк захлебнётся в чайной ложке, – и в доказательство сказанных слов всегда цитировала «Песнь о вещем Олеге»: – И примешь ты смерть от коня своего…»
Как умру я, мне было известно. И в какой-то момент я смирилась. Или почти смирилась. Мой инстинкт самосохранения не атрофировался, но притупился. Я слишком сильно устала бояться, ждать и раз за разом вздрагивать, глядя на открывающуюся дверь. Может, это какая-то игра, а сэр Филипп с королём на пару решили напоследок надо мной поиздеваться? Устроить шоу, как два зажравшихся кота, которые перебрасывают друг другу полудохлую мышь. Что ж, пусть будет так, как будет.
Я не стала искать отговорки и позволила служанкам приготовить мне ванну, намылить тело и волосы пахучим мылом, а затем обкатить водой из кувшина. Привычную хлопковую сорочку я заменила на кружевную, верхнее платье выбрала ярко-красное, а волосы приказала уложить на затылке восьмёркой. Последним штрихом стала золотая диадема, окаймлённая алмазами и алыми рубинами. Вошедший с книгой Колин улыбнулся и показал мне большой палец. Пришлось закатить глаза. Зря… Нет, правда зря я научила его этому жесту. Как бы потом, забывшись, он не показал его кому-нибудь другому, а тот не обвинил его в принадлежности к какой-нибудь секте. Впрочем,
