Лыцарь + Драконтесса =? - Маргарита Преображенская
– Чудно! – сказал Локи, – А теперь освободи мне руки, ведь я должен составить завещание собственноручно.
– Хорошо, папа! – немного поразмыслив, решила Хель. – Но только одну руку! И при первой же попытке применить силу огня или что-то в этом духе…
Она продемонстрировала свой костяной посох, ударом которого вышибала дух из каждого, кто сопротивлялся переходу в Хельхейм.
Локи коварно усмехнулся и занялся медленной резьбой по камню, комментируя вырезаемые руны:
– Значит, «Я, Локи, бог обмана, коварства, огня и прочее, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю всё моё имущество (особенно недвижимость в виде этого столба с цепью и движимость в формате плюющейся змеи) …»
– Ты что плетёшь?! – возмутилась Хель. – Вернее, ты что там такое высекаешь?! Убери фразу про движимость и недвижимость!
– Как скажешь! – согласился Локи. – Так, значит, «Я, бог обмана…»
– Диктовать буду я! – объявила Хель.
Процесс завещательной резьбы по камню затягивался, что страшно злило хозяйку Царства Мёртвых. Под её диктовку Локи всё-таки кое-как изобразил нужный ей текст, а Хель самолично проколола ему большой палец, чтобы оставить кровавый отпечаток вместо подписи. В этот момент по стенам темницы поползли инистые узоры, а дверь начала покрываться корочкой льда. Это вернулась Скади.
– Ну, папа! – воскликнула Хель, тщетно пытаясь приложить палец Локи к камню или хотя бы камень к пальцу, но ей удалось только слегка мазнуть кровью по поверхности.
На остальное не было времени. Выиграть бой со Скади для Хель было возможно, но за этой пешкой стояли другие могучие высшие с Одином во главе, а против них она бы не выстояла в одиночку. Да и зачем ссориться раньше времени? Пусть считают, что она на их стороне, пока Хель готовится к Рагнарёку – дню гибели всех богов и людей! Обдумав всё это, хозяйка Царства Мёртвых взвалила камень с завещанием на плечо и, кряхтя от натуги, поковыляла в открывшийся портал, пока стены ещё не полностью покрылись инеем.
***
В это время Веня только собирался отправиться в Асгард. Он стоял на самой высокой площадке рядом с Замзагул и провожавшим их Апалалом и смотрел вдаль, на плывущие облака, похожие на белых драконов.
– Скади сурова и холодна, как лёд, но не зла, – говорил советник. – Договориться с нею не удастся, но можно её обмануть.
– Или согреть, – предположил Недозрелов.
– Я возражаю! – усмехнулась принцесса. – Согревать ты будешь только меня!
– Я же не в этом смысле! – слегка покраснев, оправдывался Веня.
– А я – в этом! – сказала Замзагул, а Апалал только улыбнулся в усы.
– Путь в Асгард неблизкий, и все прямые официальные переходы туда хорошо охраняются, – добавил он, чтобы вернуть влюблённую молодёжь в нужное деловое русло. – Но так как визит у вас неофициальный, то есть один тайный путь, правда, проследовать по нему будет не так-то просто.
– Почему? – Замзагул нетерпеливо подняла брови.
– Это воздушный коридор великих змиев, – пояснил Апалал. – А сложность в том, что у Вениамина Марковича пока мало опыта в использовании крыльев.
– Это не проблема! – сказала принцесса. – Он полетит на мне! Укрепим седло у меня на шее, и я смогу донести его до нужного места.
– Это не по протоколу! – проворчал Апалал, имея в виду королевский протокол правящей семьи.
– До протокола не дойдёт! – возразил Веня, думая о судебных заседаниях. – И я никогда на шее у своих девушек не сидел и не планирую!
Чтобы подтвердить эти слова он, как древнеримский оратор, для убедительности взмахнул рукой и в результате, случайно потеряв равновесие, камнем рухнул с площадки вниз, вызвав испуганный возглас принцессы. Замзагул бросилась вслед за ним, быстро обращаясь в дракона, а советник решил не вмешиваться, оставшись на площадке.
Веня некоторое время падал вниз, будучи не в силах осознать случившееся. Мысли словно замерли в мозгу, поэтому он тупо рассматривал приближающиеся крыши домов, пока где-то на уровне подсознания не сработал механизм самосохранения. Процесс обращения начался внезапно и стремительно. Не желая снова остаться с одним крылом и копытом, Веня судорожно пытался вызвать в памяти образы воинственных и зубастых красавцев-драконов, но в голову приходили только весёлые мультяшные персонажи. Крыши были уже совсем близко, когда Недозрелов почувствовал, что парит, развернув крылья. В мыслях зазвучала банальная песенка: «Я летю, летю, летю, летю, летю высоко…», а потом пришло понимание того, что у него всё получилось.
– Получилось! – закричал он, набрав в грудь воздуха, и чуть было не врезался в другого дракона.
Это было очень изящное и потрясающе красивое создание с жемчужно-серой чешуёй, сияющей золотом на груди и животе, и выразительными голубыми глазами.
– З…– только и смог пробормотать Веня, чуть не чебурахнувшись вниз от восхищённого ступора.
– Да! – сказала Замзагул и рассмеялась, красиво изогнув шею. – А ты такой забавный и милый!
В этот момент они как раз пролетали над озером, в водах которого плыли их отражения – красавица драконтесса и … Веня притормозил, зависнув в воздухе, чтоб лучше разглядеть себя. М-да… Ему сразу вспомнилась мачеха, часто отчитывавшая его за неопрятный внешний вид, говоря: «Посмотри, разгильдяй, во что ты превратился!» Сейчас это замечание тоже было не в бровь, а в глаз! Веня ещё раз взглянул на упитанного оранжевого дракошу с честными серыми глазами и засмеялся. Устрашающего матёрого змия из него не вышло, хотя над внешним видом можно было ещё поработать, а пока и так сойдёт, главное – обошлось на этот раз без копыт, и оба крыла работали.
– Кхм…Недурно! – оценил превращение советник, когда перед ним в воздухе зависли два дракона – оранжевый миляга и серо-золотая красавица. – Вам пора отправляться в путь, скоро начнут прибывать женихи. Нельзя, чтобы они увидели, как невеста улетает в неизвестном направлении.
– А, кстати, где этот воздушный коридор Великих Змиев? – спросил Веня.
В ответ на это Апалал не хуже Хоттабыча вырвал серебряный волос из своей бороды и, так и не пробормотав коронный «трах-тибидох», пустил волос по ветру, где тот рассыпался сонмом серебряных искр, уводивших вдаль, словно воздушная тропа. Советник посмотрел вслед удалявшимся драконам. Его снедало беспокойство, но он понимал, что все дети (даже
