Сбежать от зверя - Анна Владимирова
Она шмыгнула носом, бодро поднимаясь:
– Ладно.
Не успел я свесить ноги с кровати, она уже подала мне мобильный и направилась в кухню:
– Кофе и чай, да?
– Да.
Я слабо улыбнулся Марине и опустил взгляд на экран. Довлатыч звонил всего один раз. Последний. На мой звонок ответил не сразу.
– У меня плохие новости, – хмуро сообщил мне без приветствия. Ну а разве могло быть по-другому? – Демьян мертв.
Ну, идиоты вы, что мне вам сказать еще? Не уберечь такого свидетеля – это надо умудриться.
– Интересно, как, – презрительно усмехнулся я, поднимаясь на ноги.
– Самоубийство. Разгрыз капсулу с ядом.
А вот это звучало как-то паршиво даже для такой новости.
– И на камерах это есть.
– Да.
– Хреново, Артур Довлатович, – процедил я, а сам направился в гостиную, прикидывая, за сколько минут мы с Мариной можем собраться. В том, что меня загнали в угол, сомневаться не приходилось, и рассчитывать было не на кого. Снова. Марина осталась единственной свидетельницей. Ее не отпустят.
Моя художница привычно мазала булочку маслом, сидя за столом в гостиной, но ее настороженный взгляд показался таким чуждым, что хотелось выматериться на ведьмака и бросить трубку.
– Но и это не все.
– Ну еще бы…
– Тахир, Стерегов подал претензию против следовательского отдела и тебя лично. Он утверждает, что Марина принадлежит ему и что мы удерживаем ее силой.
Сказать, что это удивило, я бы не смог. Да, должно было случиться что-то… Пока я валялся в отключке под препаратами, Стерегов разыграл беспрецедентную партию – убрал одного свидетеля и разинул пасть на другого…
– Ну и что думаешь? – автоматически поинтересовался я, спешно одеваясь.
Глубоко плевать, что он там скажет. Марина – покойница, если попадет к Стерегову в лапы. А значит, другого выхода, кроме как перейти на темную сторону, у меня нет. И даже не перейти – мне надо бежать не оглядываясь. Я пока слабо понимал, как буду продолжать общаться с семьей, но это все не играло роли. Я должен спасать себя. Потому что Марина – часть меня.
Я схватил джинсы и принялся быстро их натягивать, прижимая трубку к уху.
– Если Марина не подтвердит их связь, то ему ничего не обломится, – делился выводами ведьмак. – Поэтому, я бы тут не переживал.
Я вернулся в спальню и замер, вслушиваясь в звуки на кухне.
– Она подтвердит, – тихо сообщил ему.
– В смысле? – хмуро потребовал Довлатыч.
– Она боится Стерегова, – объяснил я, медленно опускаясь на кресло. – То, что он убивает одним своим существованием даже через защищенные стены и решетку, она знала всегда.
Марина стояла в проеме с моей чашкой кофе и смотрела на меня таким же стеклянным взглядом, как и я на нее. Слишком умная, чтобы не догадаться, что именно сейчас происходит. Она не сбежит со мной. Потому что я уже не сбегу. Это от системы я бы сбежал. Когда такой, как Довлатыч, падает тебе на хвост, сложно извернуться, но возможно.
А от Стерегова я не побегу.
– И что? – напряженно процедил ведьмак на том конце.
– Ну, Демьяна ты уже охранял. Что, пообещаешь ей, что ответишь за мою безопасность тоже? – И я зло оскалился, прикидывая свои финальные позиции.
Уговорить Марину теперь не вестись на угрозы Стерегова и не спасать меня? Бред. Она уже вся белая и дрожит, как заяц, сжимая кружку в ладонях до побелевших пальцев.
– Если ты не будешь грызть капсулы с ядом, то да! – рявкнул Довлатыч.
Предложить Марине новую тюрьму пожизненно? Это вряд ли.
– Мне тут сообщили, что Стерегов к вам через полтора часа приедет со следственным комитетом. Выезжаю тоже.
Я убрал мобильный и уставился перед собой.
– Он убьет тебя, если пойдешь к нему, – сделал я бесполезную попытку. – А жизнь без тебя мне не нужна…
– Нужна, – тихо возразила она. – Ты очень сильный, Тахир. И ты нужен семье. Без тебя они еще чего-нибудь натворят. А нам он жизни не даст. Иосиф загонит тебя в ловушку и сдерет с тебя кожу на моих глазах. Он всегда выполняет обещания.
– Все может быть, – отстраненно заметил я. Партия проиграна. Вариантов нет. Шах и мат. – Можно кофе?
Она кивнула. А я прикипел взглядом к ее голым стопам, пока те не исчезли из виду. И закрыл глаза. В душе все затихло перед тем, как сломаться. Как же мне был нужен свет в конце тоннеля… Хоть какой-то намек на вариант на спасение. Но чудес не бывает.
Мы позавтракали в тишине. Наблюдать за жизнью, стоя двумя лапами в могиле, своеобразно. Звуки уже доходят будто через воду, а запахи становятся острее. Теперь мне аж горчило от растворителя и красок на языке, и кофе вместе с тем становился незабываемым.
– Ты говорил, что не простишь меня, если предам, – прошептала она.
– Да, – рассеяно кивнул я.
– Это ведь не будет иметь значения, если мы не увидимся больше, – вдруг дрогнул ее голос, и Марина заплакала. Я поднялся и направился к ней, но она взвилась, роняя стул: – Не надо… не трогай! Я не смогу… потом…
Я только тяжело сглотнул и опустил голову, не в силах смотреть на ее слезы, бегущие по щекам. Пожалуй, она права. Лучше не трогать друг друга, иначе разлучить нас смогут только через чей-то труп…
Солнце ударило в морду со всей дури, когда я вышел на балкон. Аж слезы брызнули из глаз. Или не из-за солнца? Я закурил, наполняя легкие дымом, а голову – пустотой. Знакомое состояние. Такое же у меня было, когда врач сказал мне, что Полине осталось времени максимум до вечера. Это – те самые секунды между отливом прошлой волны и ударом следующей. Шелест камней может показаться даже успокаивающим. Кажется, все это можно принять и смириться… Но, когда оглушает ударом равнодушной стихии, понимаешь, что всем глубоко плевать, смирился ли ты, принял или нет – тебя все равно раздавит.
– Тахир… – Я даже не слышал, как Довлатыч пришел за мной на балкон. – Стерегов хочет поговорить с тобой.
С губ сорвался смешок.
– Ну-ну… – и я повернул к нему голову. – Каково чувствовать себя проигравшим, ведьмак?
– Мы еще не проиграли, – сдвинул он седые брови.
– Ну, поиграйся, – отвернулся я.
– Я могу вас защитить, – процедил он. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
– Мне не нужно изображать внимание, чтобы «смотреть» на тебя, – неприязненно процедил, упрямо глядя на сигарету в пальцах.
– Не верю, что ты опустил лапы.
– О, да, время пафосных речей, – закатил я глаза, но Довлатыч вдруг проявил удивительное терпение:
– Знаешь,
