Как приручить фамильяра - Анна Солейн
Время от времени я, из-за Горги тщательно изучающая все, что касается общения людей с животными и с фамильярами, натыкалась на информацию о нем, исключительно хвалебную. Вот он помог с дрессировкой сторожевых псов на границе. Вот благодаря месье Ферреру улучшились условия жизни грифонов в цирке и появились новые номера. Вот месье Феррер научил кошек из городского питомника подавать лапу — те, кто хочет приютить одного из талантливых питомцев, могут обратиться по адресу…
Я даже рискнула позвонить в приемную месье Ферера. Записываться, если не случилось ничего экстраординарного, нужно было за год, так что с непослушной горгульей мне предстоит справляться самой еще как минимум месяцев восемь.
Провожая Ролло до двери, я напоследок любуюсь широкими плечами, а потом поднимаюсь в спальню, грозно смотрю на невинно сидящую в углу клетки Горги и, упав на кровать, засыпаю тоже.
Чтобы проснуться рано утром от звуков патефона, многократно усиленных магически. Играет, кажется, «Зеленые рукава». Вот же… нехороший человек.
Когда-то мне нравилась эта песня. Впрочем, как и «Каменистая дорога в столицу», как и «Пьяный солдат», как и «Восход луны». До того, как мне пришлось просыпаться и засыпать под них по нескольку дней подряд. Я заползаю под подушку, надеясь еще поспать до того момента, как Горги проснется и начнет фыркать и метаться по клетке, требуя завтрак и внимание, но бесполезно: музыка ввинчивается в мозг и не дает расслабиться.
Это все мой сосед — хуже гоблина, честное слово. Стена между нашими квартирами тонкая настолько, что слышны иногда даже шаги, а уж звуки патефона, явно подключенного к усиливающему артефакту… Я слышу их так же хорошо, как если бы проклятый проигрыватель стоял в метре от меня.
И ведь поделать ничего нельзя! Сколько раз я обращалась в управление дома и просила приструнить соседа или хотя бы наложить на стены звуконепроницаемое заклинание. Но все зря: мадам Августа, женщина за шестьдесят, степенная и обстоятельная, которая принимала решение по моим жалобам, отказалась что-либо делать. Якобы музыка звучит только в разрешенное время и не превышает установленный шумовой порог. Никому, кроме меня, не мешает. А стена у нас с соседом, судя по чертежу, не межквартирная, а межкомнатная, так что наложить на нее заклинание не получится. И вообще, «Евочка, Лукас такой хороший мальчик, вы бы поговорили, глядишь, и нашли бы общий язык».
Хороший мальчик, как же. Используя лексикон Горги, я назвала бы его по-другому, но не буду. Я же воспитанный человек, в отличие от некоторых. Больше всего мой сосед, парень с мерзким именем Лукас, похож на натурального гоблина: ну если бы те вдруг перестали быть зелеными, вытянулись в росте и переселились в города. Ходит Лукас в рубашке и в брюках, демонстративно презирая пиджаки и жилеты. Вместо того, чтобы каждое утро причесываться, сбривает волосы коротким ежиком, а о существовании шляп и галстуков, кажется, вовсе ни разу в жизни не слышал.
Я все жду, когда он достанет из кармана перочинный ножик, пойдет вечером в узкий переулок, которым заканчивается наша улица, и станет нападать на беззащитных прохожих, требуя вывернуть карманы. Может, он уже это делает, конечно, я не знаю. Ума не приложу, как такой парень смог позволить себе квартиру в нашем районе. Здесь живут в основном маги, которые работают на министерство, — люди, мягко сказать, обеспеченные.
Может, Лукас угрожал кому-то? Нет, я не сноб, конечно. Разве что немного. Станешь тут снобом с таким звуковым сопровождением. Может, мы и могли бы мирно сосуществовать, если бы не музыка, которую Лукас слушает без перерыва в те часы, когда это не запрещено законом. И никакой управы на него нет! — Как хочу, так и слушаю, — ответил Лукас, когда я пришла к нему в первый раз. — Давай, заставь меня перестать, — нахально заявил он, прищурившись.
В тот раз мы разругались в пух и прах, почти подрались. Следующий визит, как и все те, что последовали за ним, оказался бесполезным. С несносным поведением соседа пришлось смириться, хоть я и вынашивала в тайне планы мести и того, как расчленю его на мелкие кусочки и пущу вплавь по городской реке, чтобы получить сатисфакцию за все сожженные нервные клетки.
Глава 3
Раздражение от раннего подъема, от вредной Горги и от того, что Ролло сбежал, сверкая пятками, заставляет меня вскочить. Я мчусь в прихожую, распахиваю входную дверь и тут же начинаю колотить в соседскую, которая расположена к моей почти вплотную.
— Открой! Открывай, мантикора тебя задери, Лукас! Восемь утра, чтоб тебе василиск глазки строил!
Дверь открывается неожиданно, так что я чуть не валюсь вперед, на Лукаса. Чтобы заглянуть ему в лицо, приходится задрать голову — иногда я ненавижу свой низкий рост.
Голова Лукаса обрита почти налысо, остался лишь короткий ежик волос, даже более короткий, чем обычно. Наверное, из-за этого ресницы, которые обрамляют большие карие глаза, кажутся бесконечно длинными. На Лукасе домашняя рубашка из мягкой ткани, в вырезе у горла видны ключицы.
— Заткни свой патефон! — кричу я, стараясь не думать о том, что Лукас, высокий, даже выше, чем Ролло, с широкими плечами, с мощной шеей, кажется донельзя привлекательным сейчас: с трогательно открытым сонным взглядом и следом от подушки на щеке.
— Заткни свою горгулью, — парирует он. Его глаза тут же сужаются, а на губах появляется ухмылка. — Когда она в три утра на балконе орет, я же не жалуюсь.
— У нее моральная травма, — возмущаюсь я. — Она животное, как я могу ее контролировать? А ты свою музыку — можешь.
— С животными надо заниматься, — рявкает Лукас, неожиданно выходя из себя. — Даже с фамильярами, не просто так все дается! А ты ее на весь день на балкон выставляешь в клетке — еще бы у нее травмы не было!
— Тебе-то откуда знать, как надо? — обиделась я. — Да что такой как ты вообще может понимать, ты же…
— Кто? — Лукас прищуривается сильнее. — Договаривай.
— Да гоблин ты неотесанный! — с готовностью заканчиваю я. — Кто еще так музыку будет слушать?
— Вот значит как. Ладно. Спорим, я приручу твою горгулью? И ты возьмешь свои слова обратно?
— Спорим, — азартно заявляю я.
