Дневник травницы - Канна Шорен
Я ходила каждый день к порогу целительницы и первые часы буквально умоляла, кричала прошения до хрипоты в голосе. Медицина — это то, без чего я не представляла свою жизнь. Подумаешь, не было силы, но мозги, мозги-то были! Веда ни в какую не хотела сдаваться, первое время отвечая на мои мольбы категорическим отказом, а после на пару с Яликой просто игнорируя меня.
Помог один случай.
Мой самый младший брат, которого достали из чрева умирающей матери, был недоношен. Нас, сироток крестьянского дома, приютил у себя, как и было принято, местный батюшка. Его жена пыталась вскормить несчастного младенца, но он упорно не принимал грудь, постоянно плакал, а ещё его вечно лихорадило. Мы, а это я, мой ещё один младший брат, Деян, пяти лет да сестра трёхлетка, Мила, пока ещё снег лежал на полях, лоханями таскали его братцу, в слепой надежде, что это как-то поможет немного остудить младенца. Жар и правда спадал, да только ненадолго. Всё хрупкое тельце ребёнка как будто сопротивлялось нахождению на этом свете.
В тот день я снова пришла ни свет ни заря к порогу целительницы и молча села на ступени, ведущие в сени. Прокричав без малого десять дней, я осталась без голоса, могла говорить лишь шёпотом и то прерывисто. Сидела так до тех пор, пока не увидела бегущего по тропе к домику одного из сыновей священника. Он звал меня и целительницу: малыш за те немногие часы, что я не была рядом, стал совсем плох. Не помню, как добежала до домика рядом с церковью, как отняла младенца у матушки, жены священника. Очнулась спустя неизвестное мне время тогда, когда пришедшая в дом священника Веда уже агрессивно трясла меня за плечи, меня, обливающуюся слезами, умоляющую ребёнка жить, не покидать этот мир и остаться с нами, любящими его родственниками. Она даже пару раз ударила по щекам, приведя в себя наконец-то. Я тогда с испугом посмотрела на женщину, а после ещё в большем страхе посмотрела на младенца, ожидая увидеть в своих руках остывающее тельце брата. Но я увидела мирно сопящего младенца. Не кричащего, не пылающего от жара и криков, а обычного ребёнка в глубоком здоровом сне.
Веда тогда мне объяснила, что я, так называемый, "поздний маг". Такое бывает, когда магической силы либо немного изначально, её может хватать максимум на повседневную простейшую магию, либо достаточно, но она, можно сказать, "спит" до нужного момента и проявляется благодаря сильному эмоциональному всплеску. Мне повезло, моя магия именно "спала", правда её запас был едва-едва достаточен для работы с сильными целительскими заклинаниями. Поэтому мне для баланса сил и комфортной работы приходится сейчас носить несколько очень дорогих, но эффективных магических украшений, амулетов".
Есения с грустной улыбкой посмотрела на свои руки и подаренные когда-то наставницей кольца, исчерченные древними рунами, позволяющие собирать магию из окружающей природы, на средних пальцах. Рукой девушка нащупала за шиворотом льняной рубахи, а после аккуратно сняла и поднесла к свету от свечи небольшую подвеску из серебра с руной "Обмен", похожую на большую каплю, что была выложена отливающими фиолетовым небольшими сапфирами и достаточно большим рубином по самому центру. Эти два вида камней помогали магам всегда, но особенно они были эффективны в магии, позволяющей поглощать и моментально превращать природную волшебную силу в свою собственную. Есения поспешила надеть подвеску обратно и вернулась к своим записям.
"Брата я тогда спасла, по словам Веды, от стоящей над его головой смерти. Тогда я не поняла, о чём она, но позже, спасая несчастную молодую мамочку от сильного кровотечения при родах, я почувствовала это холодное, пронзающее до самых костей дыхание смерти. Наставница тогда громко и зло прокричала, что не отдаст молодую, будет спасать её жизнь, прогнав тем самым тёмного ангела, а я навсегда запомнила это ужасное чувство. Надеюсь, никогда больше не вспомню, что это такое."
Девушка снова отвлеклась от написания и осмотрела комнату, недовольно поджав бледновато-розовые губы. За все два месяца с момента смерти предыдущей хозяйки дома она так и не сделала, как и хотела, перестановку. Теперь Есения жила одна и нужды во второй кровати не было. Самую старую, уже начавшую разваливаться, она решила отправить на дрова, а перину и подушки безжалостно сжечь во дворе дома, когда придёт весна, дабы не засорять сейчас печку.
"Месяц назад я заказала у плотника большие стеллажи под многочисленные книги. Они уже стояли на полу в огромных и держащихся на честном слове стопках, которые грозились в любой момент рухнуть, да ещё и мешали доставать зелья и колбы. Я всегда хотела кресло-качалку. Пришлось долго объяснять, что мне нужно, но, надеюсь, плотник понял и скоро я увижу результат. Завтра нужно будет зайти к нему и его работникам, попросить сделать у меня перестановку и избавиться от ненужных вещей. Они — честные трудяги, да и не посмеют даже позариться на моё имущество, поэтому оставлю дом открытым, когда уйду.
Завтра с утра ко мне, как обычно, прибежит мальчишка от священника. За день-два до Рождества уже который год подряд, ещё до моего появления в этом доме, батюшка запрашивал за определённую плату цветки камелии и немного душистого вереска. И если второй травы у нас было достаточно круглый год, то вот редкая, растущая на южном склоне, рядом с бьющими из земли горячими источниками и находящейся в четверти суток ходьбы горе, камелия собиралась крайне редко и только для таких моментов. Засушить её заранее не было возможности, да и она теряла необходимый аромат, но на день сохранить свежесть и запах с помощью заклинания заморозки можно было.
Для чего это всё надо было? У прихожан в маленькой, туго набитой церкви от резкого запаха ладана начинала ужасно болеть голова, а ароматы камелии и вереска хоть немного позволяли пожалеть головы людей.
Но это всё будет завтра. Я к тебе обязательно ещё вернусь, дорогой дневник! До следующей записи."
В правом нижнем углу после текста снова появилась дата: "Двадцать второй день месяца Льда".
