Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома - Константин Фрес
Самых верных?!
Самых беспомощных и самых слабых!
Самых голодных и больных!
Людей, о которых мне самой придется заботиться!
— А жить нам где? — уже грубо произношу я. Игры кончились; слезы мои не разжалобят ее каменного сердца.
Она щурит желтые глаза.
На ее тонких злых губах играет недобрая усмешка.
— Ну, есть же Старый Дом, — великодушно произносит она. — Это довольно большой и красивый дом! Заметь, я очень щедра к тебе! Если привести его в порядок, это будет великолепное поместье! Великолепное! Самое красивое из всех, что были у твоего отца! Какая там живописная природа!
Старая Ивонна ахает и бледнеет.
Маленькая Рози разражается рыданиями; на нее просто истерика нападает.
Она обхватывает бабушку худыми ручонками и плачет навзрыд, словно ее отправили на плаху.
Тут у любого бы сердце остановилось от жалости.
Но не у мачехи.
Старый Дом и в самом деле когда-то был величественным и прекрасным зданием.
Но со временем пришел в упадок.
А все потому, что слава у него дурная. Поговаривают, что там водятся привидения. И они, якобы, душат и убивают хозяев.
Не знаю, насколько это правда.
Но по той легкости, с какой мачеха мне передает этот дом во владение, это, скорее всего, так и есть… Что-то нечисто с этим особняком!
— Вот и бумага готова, — воркует мачеха, словно фокусник, из ниоткуда, раздобыв документы на дом. — Там все твое. И земли вокруг, и ручей, и сад…
Ее голос понижается до интимного шепота. И она почти шепчет, глядя мне прямо в глаза:
— И старое проклятье. Пользуйся, девочка. Все твое, до самой смерти. А сейчас пошла вон, с глаз моих долой! И да — сними-ка это платье. Оно слишком дорого, чтобы отдавать его какой-то нищей потаскухе!
***
В моей комнате все было вверх дном.
Даже с постели стащено красивое постельное белье.
Шкафы пусты — сестрицы уже с утра выгребли оттуда все платья, все красивые вещи.
Шкатулки валялись разломанные, словно их нарочно топтали ногами. И драгоценностей в них, разумеется, не было.
Собирать вещи практически не пришлось.
Сестры мне оставили лишь несколько ношенных сорочек да пару платьев. И те нарочно изорвали и истоптали.
Старая Ивонна и маленькая Рози следовали за мной неотступно, словно тени.
Пока я, потрясенная, стояла посреди своей комнаты, не зная, что тут можно взять, мои новоиспеченные служанки кинулись собирать буквально все.
Ивонна поставила на постель корзинку со спящим малышом и шустро стала собирать белье, чулки, платья.
Она отряхивала с них следы моих «сестер», шустро укладывала в стопку и затем помещала в большой, но старый дорожный чемодан.
Он походил на сундук, оббитый потертой коричневой кожей.
Слишком большой; у меня и вещей-то не наберется столько…
Маленькая Рози тоже не стояла без дела.
Она собирала мои щетки для волос, гребешки — те, что не утащили «сестрицы». Подобрала и рукоделие, нитки с иголками, ножницы. Лен, на котором я вышивала.
Глядя, как они проворно собирают какие-то мелочи, я чуть не заплакала.
Мы теперь с ними стоим на одной ступени.
Еще несколько минут, и меня выкинут из дома. И я стану бездомной нищенкой.
Но только мне, в отличие от них, и в голову бы не пришло, что такие мелочи, как пуговицы и ленточки могут иметь какую-то ценность…
Что ж. Придется привыкать и учиться у Ивонны и Рози бережно относиться к тому, что есть.
И ценить те немногие сокровища, которыми я владею.
— Милая!
Юджин влетел в комнату, как ураган.
Мельком глянул на спящего в корзинке ребенка и заторопился ко мне.
— Что… Что все это значит?!
Он подбежал, взял меня за руки.
Вроде, нежно. Но у меня все внутри перевернулось от отвращения.
Юджин видный мужчина.
Высокий, широкоплечий.
Пожалуй, немного грузный.
Но мачеха говорила, что его массивность свидетельствует только об отменном здоровье и силе.
Я молча соглашалась с ней. А сама все время думала с непонятной мстительностью, что Юджин просто любит поесть. Чересчур много.
Он не юноша, он старше меня. Приближается к зрелости.
И это-то противнее всего.
«Содержанец!» — вспыхнуло у меня в мозгу ослепительной злой мыслью.
В свои тридцать он не обзавелся богатым имением, не накопил денег.
Все его добро — это громкое имя.
А разбогатеть он собирался за мой счет.
Он не нищий, разумеется. И не голодает. И можно сказать, что ни в чем не нуждается.
Но в приличное общество не зван.
— Хотя бы потому, — как-то раз сердито сказал отец, — что ему не на что купить приличествующих этому обществу штанов!
— Мачеха выставляет меня вон, — тихо ответила я, осторожно отнимая у него свои руки.
— Что значит выставляет? — изумился Юджин. Его темные глаза сощурились, круглое лицо сделалось совсем неприятным.
— Отец умер. Она теперь хозяйка всего, — тихо ответила я.
Больше всего мне хотелось, чтобы он ушел.
Прекратил ко мне прикасаться.
Исчез навсегда!
Но на постели закряхтел, просыпаясь, мой сын.
И я проглотила свою гордость.
— Я с ребенком остаюсь без средств к существованию, — тихо сказала я. — Я никогда бы не попросила вас… Но ради сына прошу: помогите нам устроиться. Хотя бы на первое время…
Но Юджин словно подменили.
Он побледнел так, что казалось, его удар хватит.
Он отпрыгнул от меня так, словно я была чумным трупом.
— Что значит, — со страхом произнес он, — без средств к существованию?! А как же…
Он наверняка хотел произнести слово «приданое». Или «наследство».
Но не посмел.
Я усмехнулась. Как же он жалок был сейчас, когда понял, что ему не удастся погреть руки!
Несмотря на ужас, который начал до меня доходить, несмотря на страх перед будущим, я стояла и смеялась ему в лицо.
— Отец не успел составить завещания, — ответила я. — Пожалуй, вы поторопились с решительными действиям. Чем и вогнали его в гроб. И ваша смелость, ваши дерзкие планы не оправдались.
— Вот же черт!.. — Юджин запустил руки в волосы. На лице его было написано отчаяние.
—Так вы поможете? Я о многом не прошу. И для себя тоже не прошу ничего. Я говорю о сыне. О вашем сыне!
Но Юджин меня словно не слышал.
Казалось, он был близок к помешательству.
— Но ваша мать! —выкрикнул он отчаянно. Словно нашел последний, самый верный довод. — Она уверяла меня, что!..
Я снова усмехнулась. Хотя было мне
