Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома - Константин Фрес
Сидя за столом, я чувствовала себя голой, выставленной на площади на всеобщее обозрение.
Голой, опозоренной и беззащитной.
Мачеха и сводные сестры с любопытством таращились на меня, скрывая смешки. Отец бы бледен как смерть.
Но при этом он пытался не потерять лица.
— Значит, будет свадьба, — сказал он тяжелым голосом. — Моя дочь не будет носить позорного пятна.
Не знаю, почему свадьба все время откладывалась. Скорее всего, из-за споров о моем приданом. Отец хотел отдать много земли и самый лучший дом. А мачеха впилась в него мертвой хваткой и не позволяла.
Юджин же…
Он играл роль благородного влюбленного рыцаря.
— Эрика достойна самого лучшего! — твердил он. — Ей положено жить как королеве!
Тем более, что скоро оказалось, что я в положении.
Да, ребенок появился вопреки моему желанию. От человека, которого я не любила. К которому не испытывала ничего, кроме отвращения, не испытываю.
Но ребенок ведь ни в чем не виноват?
…Не эти ли жадные споры доконали отца?!
***
— Это вы все устроили! Вы его привели! Вы… отдали ему меня! — кричу я.
Мачеха нервно дергает плечом.
— А своей головы у тебя нет, что ли, — зло огрызается она. — Надо было думать, чем кончатся ваши шашни!
— Чем бы ни кончились, — мой голос окреп, — а мне было обещано поместье у реки и хорошее приданое. Поэтому я требую…
— Милочка, у своего покойного папаши надо было требовать, — небрежно отмахнулась от меня мачеха. — Он завещания в твою пользу не оставил. Отписал все мне. А я тебе не должна ничего!
Ее глаза горели торжеством.
Она нависла надо мной, сухая, желчная, одетая в траур.
Чересчур красивый и элегантный. Такой не пошьешь за день.
Видно, что готовилась давно...
— У меня дочери, — напомнила она. — И мне нужно выдать их замуж поудачнее.
Она рассмеялась, окинув меня презрительным взглядом.
— Ты же знаешь. Удачный брак открывает перед девушкой все двери! Поэтому нужно много золота, чтоб хорошо устроить моих крошек. А для такой потаскухи, как ты, у меня лишних денег нет!
— Но…
— Можешь, кстати, все же выйти замуж за Юджина, — ее желтые, по-волчьи злобные глаза смеялись. — Правда, после положенного траура.
О, нет! Меня замутило оттого, что мне снова придется говорить с этим человеком о браке.
Жить с ним?
Снова оказаться с Юджином в одной постели?..
Меня тошнит от одной только мысли об этом.
— Надеюсь, твой жених окажется приличным человеком. Хотя что-то мне говорит, что он тот еще проходимец. И без денег ты ему не нужна, маленькая потаскушка.
Мачеха торжествовала.
Втаптывала меня в грязь и радовалась.
Обзывала грязными словами с видимым наслаждением.
Ей как будто бы была важна эта победа надо мной.
Унизить, обратить в ничто — это было ее целью.
И теперь она была полностью удовлетворена.
— Вы еще смеетесь?! И сомневаетесь в том, что он бесчестен? После того, что он сделал со мной? С вашего дозволения?!
— Фью! И что же? Я должна отвечать за поступки взрослого молодого человека? Да он мне никто! Откуда я знаю, что у него в голове!
— Что у него в голове?! А вы не знали, что у него в голове, уложив нас в одну кровать?!
— Блюсти твою честь я тоже была обязана? — смеется она.
Уже откровенно издевается, упиваясь моим смятением и стыдом.
Я слышу, как за дверью надо мной потешаются, смеются сводные сестры.
Они давятся смехом, зажимают рты. Но иногда хохот просто вырывается наружу.
— Так что забирай своего грязного выродка, — холодно заканчивает мачеха, — и иди… вон отсюда. Я не собираюсь кормить два лишних рта.
Это какой-то абсурд.
Так быть не должно.
Неужели никто мне помочь не в силах?!
Впрочем, была одна надежда.
Юджин.
Он, как будто бы, не отказывался от меня.
Узнав о смерти моего отца, он сделал печальное лицо и повторял:
— О, милая… как мне жаль, как жаль! Такое горе!
И ни слова об отмене брака!
Он может помочь мне!
Да что там может — должен! У меня же на руках его дитя, его сын, его наследник!
Юджин был очень рад его рождению. Говорил, что ребенок очень похож на него. И всем необходимым он сына обеспечит.
Стало быть, к нему можно обратиться с просьбой помочь мне деньгами. После траура.
Но, черт подери, где мне жить с ребенком все это время?!
— А что скажут люди, — собираясь с духом, произношу я, — когда узнают, что благородная девица из вашего дома мыкается без прислуги, без крыши над головой?
— О, так это не проблема! — щебечет мачеха, как ни в чем не бывало. — Конечно, дорогая! Меньше двух слуг я не могу тебе предоставить! Это было б неприлично!
Она знаком кого-то подзывает, и я чуть не рыдаю от горя, увидев моих… слуг.
Две служанки, что она мне хочет выделить — это просто насмешка.
Древняя старуха Ивонна, немощная, жалкая. И ее внучка Рози, ребенок совсем. Сирота с изувеченной хромой ножкой.
Девочка ходить толком не может, не то, что прислуживать. Воду понесет — расплещет.
Отец держал и кормил их из жалости.
Мачеха же этого делать не собиралась.
Она безжалостно собиралась выкинуть их вместе со мной, на улицу. Пропадать.
Как мусор.
Избавляется ото всего ненужного в доме…
Рози смотрит испуганно. Ее большие глаза полны слез.
— Я буду хорошо служить, — шепчет она. — Не гоните меня! Не бросайте…
Нет сил смотреть в ее перепуганные, полные слез глаза. Девочка дрожит и всхлипывает, ведь ей наверняка уже сказали, что выставят ее на улицу.
Выбросят, как щенка или котенка, в канаву.
Помирать или побираться — тут уж как повезет.
И я — ее последняя надежда не пропасть.
А одета-то она как!
В какое-то рубище.
Хорошие вещи отобрали! Кажется, даже чулки теплые сняли. Оставили ей чиненые, ветхие, старые. И платьице рваное, некрасивое, серое какое-то.
— Мы будем хорошо служить, — испуганно вторит старая Ивонна, прижимая к себе девочку. — Только не гоните! Не обрекайте на смерть!
— Вот видишь, Эрика, — мерзко хихикнула мачеха. — Я выделила тебе самых верных людей! Они за тобою и в огонь, и в воду. Чем ты еще недовольна?!
Я проглотила злость, едва не лишившись
