Под другим небом (СИ) - Гринерс Эва
В двери со стороны лестницы, как птичка, впорхнула Дилли, и я почувствовала, как меня захлестывает волна нежности и привязанности.
— Наташа! Ты вернулась! — и девочка подбежала ко мне, приобняв, одновременно начиная тащить к столу. — Сейчас мы будем обедать и еще к нам идёт мистер Доусон, он соседский фермер. Приносит нам молоко, сметану и сыр. Фанни-ма угощает его обедом иногда, и сегодня велела мне зайти пригласить его. Дилли тараторила, пока я усваивала информацию, занимая своё место за столом.
Мистер Доусон, значит. Наверное, это тот самый молочник и по совместительству проводник. И позвала его на обед Феломена именно сегодня, когда я появилась у них дома. Что ж, на мои вопросы всё равно никто не отвечает, поэтому прикинусь я самой наивной и безмятежной ветошью в Англии, буду пока наблюдать.
Дилли-Дил тем временем закончила сервировать стол красивыми тарелками с букетиками незабудок, разложила столовые приборы и вышитые салфетки. Хоть я и уговаривала себя не волноваться, а просто посмотреть, послушать и поесть, сердце моё гулко застучало, когда я услышала за дверью тяжелую мужскую поступь. Заставив себя выпрямиться и улыбнуться, я стиснула в складках скатерти похолодевшие руки.
Прозвучали два уверенных стука и дверь открылась, вошел мистер Доусон. К его ногам сразу метнулся кот, на которого я чуть не села в первый вечер. Видимо, фермерские молочные продукты были котячей морде очень по душе.
Доусон был невысоким, крепким и очень румяным. Седая шапка волос была чуть растрепанной, а глаза лучистыми, как у Феломены, и внимательными.
— Здравствуйте, дамы! — голос фермера звучал приятно, приглушенно. Он, улыбаясь, поставил на пол корзину, доверху наполненную продуктами.
Вошла Феломена церемонно поздоровалась, а мистер Доусон нескрываемо расцвёл. Мы с Дилли понимающе переглянулись и захихикали. Моё напряжение потихоньку спадало, и я подумала: «Пусть всё идет, как идёт.» А потом мы все вместе сели за стол.
Обед проходил под щебетание Дилли-Дил, которая с упоением рассказывала про своё великое путешествие к крестной до обеда. Были упомянуты вредные мальчишки, мимо которых она промчалась быстрее ветра, так, что они даже засвистеть не успели; милая бродячая собака (рыжая, с белыми пятнами!), которой она отломила кусок пирога (Феломена при этом улыбнулась и одобрительно кивнула); огромная лужа на повороте к соседнему селению, которую пришлось преодолевать по камешкам с ловкостью белки и многое другое.
Я рассеянно слушала её милый перезвон, поглядывая на мистера Доусона. Иногда я ловила на себе его взгляд, внимательный, изучающий. Впрочем, когда мы встречались глазами, он тут же вежливо улыбался мне и переводил взгляд на Дилли.
Я заметила одну особенность, которая могла ничего и не значить. Но пока Дилли болтала, ее никто не остановил, не попросил быть тише…Разве в Англии маленьким девочкам разрешается болтать за столом? Вроде бы у них с этим было строго. Во всяком случае раньше. Какие-то тут неуловимо другие правила во всём. Ну или я готова уже была искать странности там, где их не было.
Феломена подала теплое вино со специями, я сделала несколько глотков и мысли стали вялыми, непослушными. Незаметно для себя наелась до отвала. Захотелось спать. Увидев, как я сонно моргаю, Фанни-ма мягко улыбнулась:
— Идите отдохните, моя милая. Если не хотите к себе — можно вон в том кресле у окна.
Я поблагодарила за обед её, а мистера Доусона за приятное знакомство и вкуснейший сыр. Прошла к креслу с высокой спинкой, которое стояло в другой стороне кухни-гостиной, и, поджав ноги, задремала в нём.
Мне снилось море, спокойное и тихое. Мелкая серая галька была нагретой, и я зарывала в нее босые ноги, блаженно жмурясь на солнце. Мне было хорошо, как никогда. Пляж был обрамлен порослью молодых ив. Покачивание ветвей успокаивало. Но тут раздался детский голосок:
— Мама! Мама, посмотри, что я нашла! — я вздрогнула и попыталась обернуться, но, как это часто бывает во сне, не могла пошевелиться.
— Лиса! — в отчаянье крикнула я, надеясь увидеть каштановые кудряшки, веснушки на милом, самом дорогом личике, и лукавые серые глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Мама! Иди сюда! — и я проснулась, едва не задохнувшись от сильного сердцебиения.
Уже почти стемнело, мне стало душно. Собираясь встать, я хотела откинуть плед, но услышала голоса Фанни-ма и мистера Доусона. По всей видимости они забыли о моём присутствии, поскольку спинка кресла полностью меня скрывала. Я замерла, прислушиваясь.
— Брайан, у тебя сердца нет! Почему это должна быть именно она? Ты же видел, как она измучена, бедный ягнёночек. И там у нее осталась девочка, совсем крошка. Неужели нельзя хотя бы попробовать? — голос Феломены был взволнованным и торопливым, словно она теряла последнюю надежду убедить этого человека.
Фермер откашлялся.
— Фели, — мягко произнёс он. Ты же сама всё знаешь. Мы не знаем, что за этим может последовать, и кто из них придет следующий. И будет ли он так же безобиден, как эта девочка. Извини, что приходится напоминать тебе….
Голос Доусона стал тише, и они вышли из кухни.
Меня захлестнула ярость и обида. Ведь я всё рассказала, всё! Они знают, что мне необходимо вернуться к моей дочке, к моей Лисе. А у них, видите ли, какие-то свои причины держать меня здесь. Чувствовала же я, не могла ошибаться. И я вскочила с твёрдым намерением встряхнуть их обоих, заставить сделать что-то, что поможет мне вернуться.
Потом медленно опустилась обратно в кресло и покачала головой. Нет. Так ничего не выйдет, они закроются, захлопнутся и ничего я не добьюсь. Причем уже никогда. Нужно ждать воскресенья, искать встречи с Эннет Джеймс, ее имя — это знак. Если я очнулась на тех могилах, значит это вход, а соответственно и выход.
Я решительно зашагала в свою спальню. До воскресенья оставался один день, завтрашний.
Глава 4
Наутро я апатично лежала в кровати, раздумывая, что же мне предпринять сегодня. Ко мне прилез тот самый огромный пушистый кот и нагло развалился, придавив мне ноги. Я подхватила его под серый живот, придвинула ближе. Он недовольно проурчал что-то типа «осторрррожней», и тут же включил свой мотор. Рассеянно поглаживая откормленное теплое пузо мурлофана (как же его зовут?), я услышала поскрёбывание в дверь.
— Входи, Дилли, — вяло откликнулась я. Девочка вошла и как-то смущенно спросила, спущусь ли я или принести мне завтрак сюда.
Ну вот, этого еще не хватало; разозлившись на себя, я решительно отодвинула кота, который на этот раз даже не проснулся и встала. День был ясный, на бледно-розовом ковре лежали солнечные зайцы. Я встала на один из них, как в детстве, и засмеялась непонятно чему. Дилли тут же присоединилась ко мне своим колокольчиковым смехом.
— Дилли-Дил, у меня просьба: может у вас есть какое-то платье, самое простое, лишь бы примерно подходило по размеру? — я оглядела свой наряд, лежащий на стуле и решила, что хорошо бы его сменить сегодня на что-нибудь другое. Девочка с готовностью закивала и выбежала за дверь, а я потянулась к кувшину с водой, чтобы умыться.
Через некоторое время я разглядывала себя со всех сторон в потускневшем зеркале в небольшом холле между спальнями. Повседневное платье в коричнево-розовую полоску было немного великовато, я затянула пояс потуже и примерила чепец. Если бы я любила такие женственные вещи, мне даже понравилось бы. Эдакое бохо. Надо признать, что расцветка была мне очень к лицу. И вообще…Присмотревшись к себе поближе, я с удивлением заметила, что вид был свежий и цветущий. На бедную измученную девочку, как выразилась Феломена в разговоре с мистером Доусоном, я точно не тянула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я спустилась вниз, где уже привычно пахло чем-то сдобным. Еще немного времени, и платье станет впору, усмехнулась я. В эту минуту меня пронзил страх: Немного времени?.. А вдруг меня внезапно вышвырнет из этого места, понесет, как осенний листок дальше, туда, откуда уже не будет дороги назад к моей Лисе?.. Страх был настолько осязаем физически, что заставил меня закрыть глаза и опереться на деревянные резные перила. Привел меня в чувство голос Дилли, которая стала звать меня снизу. Я взяла себя в руки и спустилась, шурша накрахмаленной юбкой.