Рождественские байки с Перекрёстка (СИ) - Тоцка Тала
— Вот ты зачем здесь стоишь? — спросил Бес, натягивая пуховую шапку по самые глаза.
— Людей жду, — не понял вопрос Ангел, — как и ты.
— Почему вы так не любите, когда люди гадают? Что тебе с того?
— Как тебе сказать, — задумался Ангел, — здесь важен, скажем так, утраченный момент доверия.
— Я тебя умоляю, — вновь закатил глаза Бес, — какое в наше время доверие! Ну посмотрели девки в зеркало, погадали на мужика, и что?
— Смотри, — Ангел не торопился, подбирая нужные слова, — ты ведь лучше меня знаешь, что никаких предначертанных судеб не существует?
— Ну и? — на лице Беса все явственнее читалось непонимание. — Знаю, и что с того?
— А то. Что книга жизни каждый день пишется с чистого листа, и пока страница не исписана, пока лист не перевернут, все можно изменить. Но люди считают иначе.
— Конечно, даром что ль мы им это столетиями внушаем! — заржал Бес, но под строгим взглядом Ангела замолчал и продолжил внимательно слушать.
— Так вот, а гадать это и значит писать книгу, только наперед, понимаешь?
— Нет, — честно ответил Бес. Он уже начал уставать от заумных разговоров и немножко проголодался.
— Если этой девушке совсем другое уготовано? Именно то, что нужно ей, остается лишь чуточку потерпеть?
— Терпеть, — загадочно протянул Бес, — кому оно надо, терпеть?
— Я вот тут недавно мужчину одного навещал, подопечный мой, — начал Ангел, Бес придвинулся ближе, чтобы лучше слышать, — прилетаю, а он давай ныть: «Жизнь болото, друзья негодяи, жена изменщица…»
— А ты ему что? — Бес шмыгнул носом и надвинул шапку на самые уши.
— А что я мог? — развел руками Ангел. — Я записывал. И исполнять пришлось, что было делать? Они заказывают, мы исполняем, закон обратной силы не имеет.
— Ну ты того, не расстраивайся, — сочувственно проговорил Бес и снова шмыгнул носом. Ангел поджал губы, еще раз взмахнул крыльями, быстро соткал из взметнувшегося пуха толстый шарф и пустил по воздуху в сторону Беса.
— Вот спасибо, — обрадовался тот и мигом обернул шарф вокруг шеи, — а вообще люди порой в такое верят, что даже мы в шоке. Нам и подсказывать не надо, разве что так, детали уточнить.
— Ну да, — кивнул Ангел, — они верят, что ад под землей, а в котлах в смоле сидят грешники.
— И рай на небе, на облаке, — тем же тоном продолжил Бес, они понимающе переглянулись и обменялись саркастическими ухмылками.
— Тихо, — вдруг прислушался Ангел, — кажется, кто-то идет.
На Перекресток ступил мужчина, и тут же его нога попала на скользкую полоску льда, мужчина взмахнул руками и гулко грохнулся оземь.
— Твою мать, — громко ругнулся, кряхча, поднялся на ноги, а по лицу Беса разлилась блаженная улыбка:
— Мой! — он облизнулся, его глаза засветились жутковатым красным цветом, но неожиданно вдали зацокали каблучки.
На Перекресток вышла девушка, ступила на лед и так же шлепнулась на асфальт. Хоть девушка закусила губу и изо всех сил старалась не расплакаться, было видно, что ей больно, она посмотрела на порванные колготки, разбитую коленку и всхлипнула.
— Девушка, как же это вас угораздило, — бросился к ней давешний мужчина и присел рядом на корточки, — давайте поднимайтесь, я вам помогу.
— Спасибо, вы так добры! — застенчиво улыбнулась девушка, мужчина тоже ей улыбнулся, помог подняться, и они, сойдя с Перекрестка, направились дальше по заснеженной улице. Ангел довольно хмыкнул и окинул Беса торжествующим взглядом. Тот сразу скис.
— Как это у тебя получилось? Так меня уделал!..
— Я небесное воинство, — несколько свысока пояснил Ангел, — а ты исчадье ада. Что же ты хотел?
Бес понуро опустил плечи, но тут же встрепенулся, вдалеке послышался шум.
— Мои, — предположил Бес, прислушиваясь. Ангел скептически выгнул бровь.
На Перекресток вышла толпа молодежи, ребята оживленно переговаривались, раздался заразительный смех, а потом те хором затянули:
— Добрий вечір тобі, пане господарю…
Бес страдальчески скривился и заткнул пальцами уши. А компания, как назло, стояла и пела, и Ангел сам уже подпевал, в такт притоптывая ногой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Радуйся, ой радуйся, земле…
Наконец молодые люди, весло переговариваясь и смеясь, ушли.
— Что тебе снова не нравится? — искренне недоумевал Ангел.
— Все не нравится, — мрачно ответил Бес, — слишком они счастливые и радостные.
— До чего ж ты угрюмый, смотреть тошно, — не удержался Ангел, Бес ответил демонстративным молчанием.
— Ты их что, в самом деле так искренне любишь? — чуть погодя, спросил он.
— Люблю, — с улыбкой глядя на удаляющуюся молодежь, молвил Ангел
— А я терпеть не могу, лживые, завистливые, склочные людишки, — Бес ворчливо проводил их взглядом.
— Неправда. У многих из них доброе и любящее сердце, — возразил Ангел.
— Не знаю, не встречал, — покачал головой Бес, — интересно, почему?
— Как бы это правильно выразиться? — задумался Ангел. — У нас с тобой разная целевая аудитория. Понимаешь?
— Не понимаю. И не собираюсь. Ты их вот жалеешь, думаешь, мне снизу не видно, что ты носишься как угорелый, помогаешь им, бережешь, охраняешь? А тебе хоть кто-нибудь за это спасибо сказал?
Ангел вздохнул и отвернулся. Бес многозначительно поднял палец:
— Вот. Так скажи мне, недруг мой нелюбезный, ради чего все это? Что тебе это дает?
Ангел подумал и уверенно сказал:
— Ты сам ответил. Человеческая благодарность, ничего в этом мире нет лучше, поверь. И когда даже из тысячи возвращается один, это ни с чем не сравнимое чувство. Слушай, — он развернулся к Бесу и впился в него горящим взором, — не хочешь попробовать?
— Даже не знаю, — замялся Бес, — а что делать то?
— Нужно сотворить доброе дело. Возьмешься?
— Кто, я? — Бес выкатил глаза и захохотал. Он хохотал как безумный, вытирая круглые мутные слезы, а Ангел смотрел с укором и терпеливо ждал, когда тот успокоится.
— Да ты что, перемерз? — Бес вытер глаза, высморкался в шарф и назидательно пояснил: — Я же нечисть! Какие добрые дела, дурашка! У меня природа совсем другая. Насквозь лживая, — он выразительно постучал себе по лбу указательным пальцем.
— У нас там сейчас тепло, — тихо сказал Ангел, — не адская жара, а настоящая теплынь, и цветет жасмин. Там, в самом углу Главного Сада есть беседка, увитая жасмином, в ней хорошо сидеть вечерами и смотреть на закат. И врешь ты все, одна у нас природа, падший ангел…
Бес дернулся, словно ему хорошенько дали под дых.
— Откуда ты знаешь? — прошептал он.
— Читал твое личное дело, — также прошептал Ангел. — Ты был хорошим началом…
Они надолго замолчали.
— Слушай, а как там вообще? — тихо спросил Бес, возя ногой по заснеженному асфальту, Ангел обратил внимание, что на ней почему-то уже нет копыт.
— Там хорошо, — убежденно ответил ему Ангел. Бес вздохнул.
— А беседка точно есть?
— Есть. Ты ее помнишь?
— Помню, конечно. Мне так нравилось там сидеть... Хоть бы еще разочек увидеть!
— Знаешь что, — доверительно наклонился к нему Ангел, — я вообще считаю, что ваш тогда был неправ.
Бес оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не слышит, быстро зашептал:
— И не только ты. Я слышал, разные настроения среди наших бродят, есть такие, кто открыто говорит, что не надо было за ним идти.
— Хочешь, — Ангел помедлил, тщательно подбирая слова, — я батю попрошу, он о тебе похлопочет перед Главным?
— Он что, шишка там у вас большая?
Ангел невразумительно пробормотал что-то и кивнул. Бес взглянул на него подозрительно:
— А отчество у тебя какое?
— Гавриилович.
— Твою ж…
— Не ругайся, если хочешь вернуться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ладно. Только я так быстро не отучусь. Японский городовой, так можно?
Ангел подумал и согласился:
— Городовой пойдет. Насчет японского уточню. Могут приписать разжигание межнациональной розни.
— Уточни.
— Ну так что, попробуем? Не сдрейфишь? — Ангел смотрел с затаенной надеждой. Бес поднял голову и посмотрел в небо, Вифлеемская звезда ослепительно сияла, озаряя лучами Перекресток. И он решился: