Академия пурпурной розы (СИ) - Снегова Анна
Впрочем, наша чинно-благородность чуть было не оказывается под угрозой, когда пол под ногами ощутимо начинает потряхивать. Джен взвизгивает и пятится.
— О нет, Эм! Только не это! Так, давай тебя вперед, срочно! Встречай опасность грудью.
— Почему это я?!
Мои слабые попытки возмутиться немедленно пресекают.
— Потому что он тебя лучше слушается!
А к нам по широкому проходу коридора из белого камня уже несется со всех лап Светлячок. Уши торчком, хвостом виляет прямо на бегу, пшеничного цвета шерсть, вся в черных тигристых полосах, лоснится, а на улыбающейся морде — выражение вселенского счастья и готовность немедленно облобызать любимых хозяек от полноты чувств. Если к портрету добавить, что наш фамильный пес размером примерно с крупного теленка… ну или не очень крупную корову… становится понятен масштаб нашего с Джен восторга.
— Светлячок, фу! — я вложила в голос всю тренированную годами строгость старшей сестры.
Ответом мне был взвизг, означающий примерно «я все понимаю, но хозяйки сегодня такие хорошенькие, что срочно нужны обнимашки».
— Свелячок, сидеть!! — я указала пальцем, где, собственно, сидеть.
Ушастая скотина даже не притормозила.
На помощь, как обычно, пришел Замок. От узора на стене отделилась длинная черная плеть с мелкими листочками и крупными бутонами роз из матово-белого камня. Метнулась к собаке, обвила хвост и как следует дернула.
Светлячок плюхнулся на зад, разочарованно гавкнул и с обиды слегка уменьшился в размерах.
Ах да, я не упомянула, что наш пес — не совсем пес? Кто он по своей природе, нам доподлинно не известно, но лично для нас всегда был прежде всего нянькой. И да — он действительно умеет светиться в темноте.
Пользуясь поддержкой Замка, мы успешно миновали лохматое препятствие и возобновили наш чинно-благородный путь.
Сестра следовала в метре с небольшим сразу за мной. Она единственная держится так близко — на минимальном расстоянии, хотя я говорила много раз, чтобы она так не делала. Но Джен всегда чувствует до миллиметра, где идти еще можно. А на мои просьбы как-то раз ответила: «Не волнуйся за меня — я просто не хочу, чтобы тебе казалось, что ты идешь одна». После этого я от нее отстала, но привычка чуть ускорять шаг, чтобы хоть немного обмануть ее и выиграть дополнительные сантиметры успокоительного расстояния, сохранилась.
Мы живем так уже много лет — в постоянном ощущении присутствия друг друга, каждым нервом и каждой клеткой кожи чутко прислушиваясь, где находится близкий человек.
У меня нет никого ближе Джен. И в переносном… и в прямом смысле слова. Обычно люди инстинктивно держатся дальше. Даже мать с отцом.
Светлячок за нашими спинами грустно положил лобастую голову на передние лапы. Ветка оставила его хвост в покое и втянулась обратно в узор. Придется потом умасливать вкусняшками, чтобы простил.
Мы уже шагнули на лестницу, когда услышали снизу грохот, звон битого фарфора и шумные ругательства. Кажется, папин ездовой снежный олень опять пробрался в холл с улицы, громко цокая копытами и задевая развесистыми серебряными рогами картины, и уже вовсю хозяйничает среди букетов в напольных вазах. Снова будет меланхолично с ними расправляться, тщательно пережевывая и кося сапфировым глазом, пока старик-дворецкий Торнвуд кричит на него и пытается выгнать, чтоб хотя бы к приезду гостей создать видимость добропорядочного дворянского имения.
Да уж, в нашем дурдоме не соскучишься!
Мы спустились на второй этаж Замка, где располагался бальный зал. Его так редко открывали на моей памяти, что было даже странно видеть высокие белые двери распахнутыми.
А виновник торжества уже был там, и мы с сестрой скорее поспешили, чтобы спросить, нужна ли помощь.
Мама держала этого самого виновника на руках. Ричарду сегодня исполняется годик. И можно было подумать, что день рождения маленького ребенка не такой уж повод, чтобы устраивать большое торжество… если не знать, каким трудом достался маме с папой сын.
Первые роды у мамы были тяжелыми. Она — хрупкая, маленькая, а тут близнецы. Да еще ей нужно было расходовать много внутреннего магического резерва, ведь беременность у эллери — это подготовка к появлению новых волшебников, наделенных собственным даром, который постепенно формируется еще до рождения. Если бы папа тоже обладал магией, было бы проще — нам бы досталась и частица его сил. А так маме пришлось отдуваться за двоих.
К тому же вскоре после родов мама вынуждена была заняться лечением мужа тети Эмбер от какого-то трудно снимаемого заклятия. Мы не рассказываем тете, чтобы ее не огорчать, но после этого лечения мамин магический запас, и так подорванный родами, восстанавливался с огромным трудом, ее это сильно подкосило изнутри. С тех пор мама практически не пользуется своими способностями целительницы — помню, папа в детстве запрещал ей даже царапины у нас лечить, и она делала это тайком, когда он не видел.
Так что родители долго не решались завести следующего ребенка. По счастью, все прошло хорошо, и наш братишка — здоровый, чудесный и улыбчивый мальчик.
Вот по случаю первых настоящих именин Ричарда и собирались сейчас все наши родственники и немногочисленные друзья для торжества в узком семейном кругу. Впрочем, танцы тоже планировались, и несколько специально приглашенных музыкантов уже настраивали в углу бального зала свои скрипки.
Широким размашистым шагом в зал вошел отец — граф Винтерстоун собственной внушительной персоной, в своем вечном черном сюртуке, идеально сидящем на высокой подтянутой фигуре. Первым делом как всегда к маме — и поцеловал так, что мы с сестрой привычно отвернулись, возведя глаза к потолку. Здоровались родители так долго, будто не виделись год, а не всего лишь пару часов.
По нашей маме почти не заметно, что ей уже тридцать шесть, чему немало способствует ее порывистость и неуемное жизнелюбие. Если не присматриваться, посторонний человек вообще за нашу старшую сестру может принять. Родила нас с Дженни рано, да к тому же люди, в которых течет кровь эллери — древнего народа, обладающего магией, в принципе долго остаются молодыми.
А вот папа мой просто человек, хотя и самый лучший на свете… так что в его темных волосах, перевязанных черной лентой, нет-нет да и мелькнут уже серебряные нити. И кажется, большей их частью он обязан мне.
Я всегда смотрела на него снизу вверх, как на героя. Он никак не может смириться с тем, что не в состоянии защитить меня от всего, даже несмотря на то, что со своим мастерским владением мечом может навалять любому противнику по первое число.
Ну почти. Они с дядей Генрихом регулярно выясняют, кто из них — первый меч обоих королевств, но постоянно сбиваются со счета. В результате каждый остается при своем мнении и твердо уверен, что преимущество в его пользу. Жены всячески поддерживают их в этом убеждении — они, кажется, давно оставили попытки вести какие-то подсчеты и махнули на это гиблое дело рукой.
Папа подмигивает нам с Джен и треплет Ричарда по темным кудряшкам. Командует маме:
— Давай я возьму Жука, а ты пристрой пока Улиток к делу, пусть гостей занимают.
Единственный недостаток папы — он любит придумывать всем в семье дурацкие прозвища. Маленького Ричарда называет Жуком с тех самых пор, как он шлепнулся при первой попытке ходить и вопил до тех пор, пока мама его не подняла и не взяла на руки. Сказал — ну точно жук, который упал на спину и ждет, кто его перевернет обратно. Маму, когда никто не видит, почему-то называет Черепашкой, ну а мы с сестрой с самого раннего детства у него проходим как Улитки. Прозвище было придумано, когда я и Джен еще не умели ходить, зато очень шустро ползали по всему Замку
— Ну па-ап! — зашипела рассерженно Джен. — Можно хотя бы при гостях не называть нас так!
Он подарил дочери свою фирменную ироничную улыбку.
— Смирись! Вы с Эммой всегда будете для меня Улитка Старшая и Улитка Младшая.
— Угу… у меня как раз панцирь имеется… — пробурчала я под нос, но сестра услышала.
