Рут Оуэн - Кудесник
Иэн оттянул воротник элегантной вечерней шелковой сорочки, ослабив узел белого галстука-бабочки и расстегнув верхние пуговицы. Раздражение его становилось столь же трудно переносимым, как и духота. Он бросил взгляд на золотые часы, наблюдая за тем, как с тиканьем уносятся драгоценные минуты. “Во всей этой неразберихе хорошо одно: то, что Джиллиан не имеет к ней ни малейшего отношения и, по крайней мере, находится в безопасности…”
В комнату постучали.
Офицер схватился за оружие и дал знак солдату у дверей. Часовой кивнул, затем чуть приоткрыл дверь, чтобы поглядеть, кто там. И громко выругался, как только дверь широко распахнулась прямо перед лицом солдата.
— С дороги, паршивая обезьяна!
“Не может быть!”
Может! Джилл промаршировала в комнату, словно за ней следовала колонна союзных солдат. Она не обращала внимания ни на наличествующий в помещении арсенал, ни на нацистов, а проследовала прямо к Иэну.
— Ни за что не поверишь, сколько здесь комнат и что в большинстве из них происходит. У Сэди весьма богатое воображение.
В данный момент для Синклера воображение Сэди не стоило и ломаного гроша. Иэн поднялся со стула, разрываемый между восхищением ее смелостью и страхом перед опасностью, порожденной этой самой смелостью. Взяв Джилл за локоть, он встал между нею и вооруженным офицером.
— Я же просил не идти за мной!
— Знаю. По ты же одновременно сказал, что мы должны держаться вместе. Это одно из основных правил поведения в симуляторе, не так ли?
— Но не тогда, когда дело касается нацистов! — Он подтянул ее поближе и перешел на слышный ею одной неодобрительный шепот: — Черт побери, Джилли, ты что, не в состоянии выполнить простейший приказ? Эти люди сошли с ума. Они все время говорят насчет этих писем…
— Писем о транзите? — уточнила она.
Нацистский офицер перевел на Джилл злорадный взгляд, до того обращенный на Иэна.
— Так вы знаете об этих письмах, фройляйн?
— А как же! Они у Боги. То есть, у Рика. — Джилл перевела взгляд на Иэна и прочла в его глазах явную озабоченность. — Не беспокойся. Этот фильм я видела тысячу раз. И знаю, у кого письма.
Офицер заговорил по-немецки быстро и безостановочно, обращаясь к своим подчиненным. Затем вновь обратился к Иэну:
— Мои люди говорят, что герр Рик выехал в аэропорт. Мы проследуем за ним и проверим истинность слов этой женщины. Если она сказала правду, то заранее извиняюсь за причиненные неудобства. Но если она лжет… — Он многозначительно умолк и вместе с подчиненными направился к двери. — Кстати, мои люди получили указания держать вас под наблюдением — само собой разумеется, для вашей же безопасности. Ведь столько неприятностей может случиться в таком опасном городе, как Касабланка!
— Готова поспорить, девять десятых этих неприятностей создает он сам, — пробормотала Джилл, в то время, как штурмовики выходили из комнаты. — Касабланка — место, на деле более опасное, чем на экране. И все-таки тут интересно и весело!
— Интересно и весело? — уставился Иэн на свою спутницу, борясь с желанием придушить ее тут же на месте. — Ты безрассудно нарушаешь мои прямые распоряжения и ставишь под угрозу успех нашей миссии, после чего заявляешь, что тебе интересно и весело?
Улыбка на лице Джилл тотчас увяла.
— Я боялась за тебя.
— Что ж, миз Полански, в ваши служебные обязанности это не входит, — резко проговорил он. Высвободив руку, он подошел к зеркалу и начал поправлять бабочку. — Вы потратили впустую драгоценные минуты, которые можно было использовать для поисков Эйнштейна.
— Да, а вас в течение этих драгоценных минут чуть не убили! — воскликнула она. — Тебе следовало бы поблагодарить меня, а не ругать! Почему ты сердишься?
“Действительно, почему?” — задал он вопрос собственному отражению. Он бесился с того самого момента, как Джилл вошла в комнату и очутилась под прицелом оружия штурмовиков. Но в глубине души он понимал, что в гораздо большей степени, чем она, виноват он сам. Руководил миссией он. И именно ему следовало позаботиться о безопасности Джилл. Но вместо этого он поставил ее в такие условия, где ее жизни угрожала непосредственная опасность.
“Если с нею что-нибудь случится, я разломаю эту проклятую машину на мелкие кусочки!”
Сила чувства потрясла его. Если до этого он знал, что испытывает к ней мощное физическое влечение, то теперь… теперь это странное, могучее стремление уберечь ее, буквально охватившее все его существо, оказалось для него чем-то новым и неизведанным, никогда не возникавшим по отношению к Саманте. Проявлять такое чувство к женщине, которую едва знаешь, не что иное, как очевидная бессмыслица.
Смутившись, он стал рассматривать отражение Джилл в зеркале, таким образом незаметно наблюдая за ней. Она стояла, стиснув ладони в знак готовности защитить себя, а ее гордо расправленные плечи против обыкновения ссутулились, точно ее постигла неудача. Среди теней, в тонах сепии она была прелестна, точно китайская кукла, и на вид столь же хрупка. Испытывая чувство вины, он отдавал себе отчет в том, что вред ей способны были причинить не только нацистские пули — больше всего вредил ей он сам. Ну и защитник!
— Миз Полански, я… кхе-кхе… я думаю…
— Я знаю, что вы думаете, — объявила она, неслышно подходя к двери. — Больше я не буду ставить наше задание под угрозу. Начиная с этого момента, я занимаюсь поисками Эйнштейна. Точка. А если нацисты решат вновь подвергнуть вас допросу, доктор… что ж, я буду более, чем счастлива стоять в стороне и наблюдать за тем, как они будут вас расстреливать!
* * *“Бог, безусловно, обладает чувством юмора! — подумала Джилл, пробираясь сквозь ярко разодетую публику, битком набившую “Американское кафе” Рика. — Я очутилась здесь, в обстановке одного из самых романтичных фильмов всех времен, а со мной мужчина, эмоциональная сфера которого по уровню развития стоит не выше, чем у ракообразных! В один прекрасный день я рассмеюсь от всей души, когда об этом вспомню”.
Но в данный момент ей было не до смеха. Она проглотила вставший в горле ком и захлопала ресницами, пытаясь смахнуть слезы.
“Это все из-за идиотского виртуального табачного дыма, — уговаривала она себя. — К Иэну это не имеет ни малейшего отношения. Мне наплевать, что он обо мне думает. Я буду последней дурой, если стану обращать на это внимание…”
— Миз Полански, не торопитесь!
Джилл замерла. В конце концов, из двух зол это — меньшее. Если она не остановится, он может ошибочно подумать, будто она убегает.
— Не задерживайте меня, доктор. Я пытаюсь выйти на Эйнштейна.
