Артём+ Элла= приключения по эпохам. - Людмила Вовченко
«Капля» дрогнула. И… повернулась к Артёму. Нет глаз — но ощущение взгляда было почти физическим.
— Вы… слышите? — раздался голос. Не мужской и не женский. Тот самый, «архивный», какой порой «слышишь» между строк.
Артём медленно поднялся. Он не чувствовал страха — только странное, острое узнавание, будто в забытом кармане нашёл письмецо, которое сам себе же и написал много лет назад.
— Слышим, — ответил он. — Кто ты?
— Я — след, — сказал голос. — Я — остаток решения, принятого здесь много смен назад. Меня оставили, когда закрывали один из внутренних ходов. Я должен был гаснуть… но вы открыли циркуляцию. Я проснулся.
— Ты… из системы? — уточнила Элла, не опуская рук. — Не вор?
— Я храню, — отозвался «след». — Но я устарел. Те, кто щупает щели, меня не видят. Я вижу их. И… — он будто на секунду сглотнул, хотя у «него» не было горла, — они придут завтра. Когда вы будете смотреть на море.
Тишина упала так плотна, что даже автоматы климат-контроля поскромнели.
Артём шагнул ближе — медленно, чтобы Элла не посчитала этот порыв безрассудством и не уложила его на пол «для профилактики».
— Ты можешь показать, где они были? — спросил он. — И как входили?
Пятно вытянулось и тонкой струйкой прокатилось вдоль пола к логу-колонне. Внутри на витых дорожках зажглись искры — три одной датой, одна — сегодняшней. Маркеры остановились у ниши «De arte venandi…», затем у сервисного люка. Этого люка на плане не было. Старый «карман», забытая распайка. Они нашли «эхо», но не источник — вот он.
— Благодарю, — сказал Артём, и сказал это на автомате, но искренне: как живому. «След» дрогнул — будто ему было приятно, что с ним разговаривают, а не обращаются как с глюком.
— Мы тебя видим, — добавила Элла неожиданно мягко. — И не дадим гаснуть. Справимся?
— Я подпитаюсь от новых контуров, — сказал голос, уже тише. — Если позволите.
— Позволим, — кивнул Артём. — И поставим тебе имя. Нельзя, чтобы хранитель оставался безымянным.
— Имя… — «след» словно улыбнулся, хотя «лица» у него не было. — Пусть буду… «Эхо». Так меня и слышат.
— Договорились, Эхо, — сказал он.
«Эхо» плавно побледнело и втянулось в колонну — как струйка молока в воду.
Элла опустила руку, только теперь позволяя себе выдохнуть.
— Я всё понимаю, профессор, — она села на край стеллажа, провела ладонью по колену. — Мы сейчас разговаривали с… программным фантомом. Но почему у меня ощущение, что мне хочется оставить ему кружку с тёплым молоком на ночь?
— Потому что он — часть нас, — тихо ответил Артём. — Память. Библиотеки… иногда подкидывают такие «чудеса», чтобы мы не зазнавались. И чтобы не забывали, что внутри любой системы живёт чьё-то старое, очень человеческое решение.
Она посидела ещё мгновение, потом встала, приблизилась и кивнула на его губы:
— За то, что ты разговариваешь даже с тенями, — тебе положен бонус.
Поцелуй вышел быстрым, как подпись на отчёте, но почему-то попал в самую грудь. Он улыбнулся, едва удержавшись, чтобы не продолжить.
— Ты обещала, что продолжим «после моря», — напомнил он, с усилием возвращая мысли к регламенту.
— Я обещала? — рассмеялась она глазами. — Ладно. Слово охранницы.
---Утренний зал «Александрия» встретил их сиянием. Прозрачные подвесы под потолком держали плавающие проекции карт; по полу шли струи света — словно тёплые мелкие волны. На стене — барельефы с ветвями мирта и розами; в дальнем пролёте — арка с перламутровой кромкой: портал, привязанный к берегам Кипра. Путешествия вне расписания не поощрялись, но у хранителей есть право на «культуру». А у их Библиотеки — явная слабость к символам.
— Афродита, — произнёс Артём почти благоговейно. — Легенда о раковине. В рукописи, которую я хотел тебе показать, есть строка: «То, что рождено пеной, лечит то, что разрушено временем».
— Звучит как очень приличный рекламный слоган для крема, — хмыкнула Элла. — Но я за. Где наша «культура»?
Он поставил ладонь на камень. Портал, словно вдохнув, тонко зазвенел — и перед ними развернулась узкая галерея в морской дымке. Пол — песчаный, мягкий. Воздух пах солью и нагретым камнем. Плоские ленты света — подсказки — вели к боковому выходу. «Для служебных визитов и научных поездок» — гласила надпись, вспыхнувшая на мгновение.
Они вышли. И мир сменился.
Небо — как тёплый фарфор, море — в лопающихся пузырьках света. Невысокие скалы, между ними — полосы пляжа, пустые. Ветер не бил, а гладил. Элла сделала несколько шагов и остановилась, прикрыв глаза. Впервые за долгое время у неё с плеч, казалось, соскочило невидимое оружие: постоянная готовность. Тело стало просто телом.
— Это и есть твоя легенда? — спросила она негромко. — Место, где лечит воздух?
— И ещё кое-что, — он кивнул на сумку. — Дай руку.
Она протянула — он надел на её запястье тонкий перламутровый браслет. Касание, щелчок — и браслет, как живой, «сел» по коже, нарисовал лёгкий узор, будто отпечаток раковины.
— А это что за красота? — удивилась Элла, поворачивая кисть. — Новая фишка твоего отдела?
— Реконструкция амулета, — сказал он. — В рукописи было: «Кого коснётся печать морской пены, тому вернутся силы, потерянные в стычках». Это — наш «мостик» между легендой и реальностью: браслет считывает пульс и на короткое время синхронизирует дыхание с морским ветром. Тело переключается в режим восстановления. Никакой магии — чистая физиология. Но… — он запнулся и, как мальчишка, признался: — я очень хотел увидеть, как это на тебе.
Она чуть склонила голову, и впервые за все дни в её улыбке не было даже намёка на улыбочку-оружие. Только тёплая благодарность.
— Спасибо, — произнесла она. — Тогда у меня подарок в ответ. Снимай ботинки.
— Что?
— Снимай, говорю, — мягко приказала она. — Урок: как не спотыкаться об пороги времени. Входи в среду, а не ставь ногу как на ковёр в прихожей.
Он подчинился. Песок под ногами был тёплым, как кожа животного. Элла пошла рядом, не касаясь, но так близко, что от неё пахло солью и чем-то терпким — её кожей, нагретой солнцем.
— Дыхание, хранитель, — сказала она.
