Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии (СИ) - Вин Милена

Опасливо глянула на коня, прикусила губу, подавляя боль, которая, казалось, продолжала расти, и потянула его к распахнутым амбарным дверям.

Конюха внутри не было. Но он точно тут ночевал: на стоге сена была видна вмятина от чьего-то грузного тела, а рядом на тряпице лежала надкусанная буханка.

Некоторые лошади — точно любопытные рыбешки, выпрыгивающие из воды, — высунули головы, пока я заводила Карата в свободное стойло. Вел он себя на удивление спокойно и послушно развернул в тесном пространстве свое большое тельце.

Повернувшись к нему лицом, улыбнулась, осторожно погладила по вытянутой морде. А когда отступила, могучий зверь сам потянулся за ласкою.

Подумать только! Карат доверился мне…

— Он требует, чтобы вы уздечку с него сняли, — неожиданно разрушил мою радость магистр.

Глянула на него хмуро, воскликнув:

— И чтобы погладила!

— Конечно, — не сдержал он улыбки, проходя внутрь стойла. — Мысли животных мне неподвластны, поэтому вполне возможно, что и ласки ему недостает. Но узду все же нужно снять…

Мягким, но настойчивым движением он отвел меня за спину и принялся расстегивать ремешки. Так быстро, ловко. Раз — и Карат, свободный от узды, опустил голову и, явно изголодавшись, начал жевать сено.

Вот бы тоже так уметь…

— Научите? — спросила тихо, выходя из стойла следом за магистром.

— Снаряжать лошадь?

Он повесил узду на крючок и повернулся ко мне.

— Ага. Очень хочется… научиться.

Вот же глупая… Он что, единственный, кто умеет уздечку надевать? Да и станет ли он — директор, у которого и без того дел хватает, — возиться со мной? Лучше бы конюха попросила…

Мгновение мужчина пристально смотрел на меня, словно что-то пытался разглядеть за показушным спокойствием, а после коротко кивнул.

— Научу, но позже.

Не ослышалась?

Внутри аж все затрепетало. Жар разлился по телу. Но от радости ли?.. Дурно вдруг стало, к горлу подкатила тошнота.

— А сейчас пойдемте. До занятия осталось не так…

Он замолк, как только я согнулась, схватившись за живот. Дыхание перехватило, тело содрогнулось от резкой боли в сердце, и ноги тотчас налились слабостью.

Рыбья голова… Нет-нет, только не сейчас…

— Мира? — выдохнул магистр, шагнув ко мне, но я отпрянула, не дав ему прикоснуться.

— Не подходите!

— Что случилось?

Его тон был настойчивым, как и всегда, но в глазах показался испуг.

Я метнула быстрый взгляд в сторону дверей.

Добежать не успею. Как бы быстро ни бежала, не успею… А река мелкая, не скроет всю меня. Крепко стиснула челюсти, обхватила себя за плечи, чувствуя, как отяжелели конечности. И не придумала ничего лучше, как нырнуть в свободное стойло.

Закрыла дверцу и рухнула в сено. Ноги онемели — я перестала чувствовать их. Ткань затрещала по швам, боль парализовала полностью, и, предчувствуя вспышку света, я сильно зажмурилась.

Одно короткое мгновение — и боль резко спала. Свет померк, а хвост, разорвав штаны, дрогнул, как назло напоминая о своем существовании…

— Мира… — тревожный голос магистра прорвался сквозь шум, заложивший уши.

Слух стал гораздо острее, чем был раньше, особенно чувствительным. Возможно, под влиянием накатившего, как громадная волна, страха. Я внезапно четко услышала шаги. Приближающиеся к стойлу шаги.

— Стойте! — вскричала, выставив перед собой руки, будто мужчина мог увидеть этот беспомощный жест.

Лошади в стойлах испуганно или, должно быть, с возмущением зафыркали. Шаги прекратились, но я была уверена, что ректор замер где-то совсем рядом.

— Расскажи, что случилось, — удивительно спокойно продолжил он. — Я помогу, только…

Еще один тихий, осторожный шаг, но я услышала его четче, чем колотящееся в безумии сердце.

— Прошу вас! Не подходите!

Уловила, что он замер. И даже увидела из-за перегородки его голову, но он не смотрел на денник, в котором я спряталась. Взгляд его был обращен к амбарным дверям, словно он намеренно не желал смотреть в мою сторону.

Пользуясь этой краткой заминкой, я приподнялась на локтях и отползла к двери стойла. Подтянуть к себе хвост никак не получалось: большой и тяжелый, он был крайне неповоротлив и непослушен на суше. Быстро забросала его сеном на случай, если магистру очерствеет мое странное поведение.

— Мирабель, — вновь позвал он, но в этот раз почти что шепотом.

— Прошу, директор... Не заходите.

Слезы тяжелым комом застряли в горле. Руки дрожали, пока тянулись к поясному мешочку и вытаскивали маленький флакончик с оборотным зельем.

— Позволь мне…

— Нет! — перебила его — грубо и резко, что совсем не хотелось. — Умоляю. Уйдите отсюда.

Прижавшись спиной к двери, откупорила заветный, но столь ненавистный в это мгновение флакон и залпом выпила содержимое, даже не скривившись от ужасной на вкус жидкости.

— Не заходите, — повторила еще раз, крепко сжав в руке пустой пузырек.

— Хорошо, Мира. — Голос прозвучал близко. Так пугающе близко, что сердце забилось еще быстрее, еще отчаяннее, а пальцы сжимали так сильно, что заболели костяшки. — Я не зайду.

Я надеялась услышать, как он уходит, но вместо этого раздался какой-то неясный шорох, и дверца денника неожиданно дрогнула. Дыхание сперло, и я зажала себе рот, боясь закричать, когда дверь откроется.

Но все вдруг затихло. Стало слишком тихо. Настолько, что я не слышала ничего, кроме яростного стука собственного сердца.

— Магистр?..

— Да, Мира? — послышалось прямо за дверцей.

Кажется, мужчина сел на пол и так же, как и я, прислонился спиной к перегородке.

— Почему вы не уходите? — спросила сипло. Чуть повернулась, прижалась ухом и щекой к дереву.

— Хочу убедиться, что ты в порядке.

— Я в порядке. Просто… Мне нужно побыть одной. Оставьте меня.

— Я не уйду.

— Ну пожалуйста… Не нужно ждать.

Мне хотелось добавить, что неизвестно, сколько потребуется ждать. В прошлый раз зелье подействовало не сразу: на это потребовалось несколько часов. Но я промолчала, больно закусив губу. Любое слово может привести к тому, что я буду раскрыта. Впрочем, наверняка он и без моих оправданий догадывается, что я либо чокнутая, либо что-то скрываю…

— Заходить не буду. И смотреть тоже. Успокойся, а после мы поговорим.

Этого я и боюсь. Разговора. Если он начнется, если я выйду и встречу постоянно испытывающий взгляд, то не смогу больше молчать. Это трудно. Очень трудно скрывать правду.

Но пока магистр молчал. Я и сама не спешила начинать говорить, страшась, что одно неосторожное слово прольет свет на правду. Так мы и сидели — в тишине, прерываемой лишь редким ржанием лошадей и шорохом в стойлах. Порой становилось невероятно тихо, и мне чудилось, что помимо то торопливого, то слабого стука своего сердца я слышу ровный стук сердца магистра. Но эта звуковая иллюзия быстро испарялась, и конюшню заполняло фырканье лошадей.

Вскоре с улицы повеяло прохладой. Запах сена смешался с запахом приближающегося дождя. Хвост, укрытый сеном, чуть задрожал, пальцы стали холодными, и я поднесла их к губам, обдала дыханием.

Внезапно дверь снова дрогнула. Я замерла, прислушиваясь.

Наверное, мужчина поднялся. Я услышала удаляющиеся шаги, но промолчала, не решилась останавливать его. Будет лучше, если он уйдет. А после того как превращусь и вернусь в академию, я…

Нет, я не знаю, что скажу ему. Ни одно, даже гнусно лживое оправдание на ум не приходило.

Мысли мои, скачущие, как скачет лошадь по полю, вдруг пропали, когда на голову упало что-то тяжелое и мягкое. Сняла это «что-то» с себя, сжала. Плед. Немного потрепанный, тускло-бордового цвета.

Резко подняла голову, ожидая встретить взгляд магистра, но там никого не оказалось, а секунду спустя послышался очередной шум у двери: мужчина вернулся на место.

— Спасибо, — шепнула, накрывая себя пледом по самые плечи. — Похоже, скоро будет дождь.

Если магистр и хотел что-то ответить, то не успел: раздался натужный скрип больших дверей, а следом — громкий хрипловатый голос.