Одержимые сердца (СИ) - Морион Анна

Нет, не стоить угнетать себя этими мыслями. Моя жизнь была наполнена другими интересами. И все же, я постаралась запомнить авторов книг, что наполняли библиотеку Брэндона, чтобы прочесть их в будущем. Ведь эти книги, эти авторы, были выбором Брэндона, и через них я могла погрузиться в его мир, узнать, какие ценности его привлекают. И каким он видит этот мир. Книги были маленьким ключиком к тайне души этого вампира. Они могли осветить уголки его скрытной личности, о которой я почти ничего не знала.

Я аккуратно поставила Платона обратно на полку и обошла всю квартиру. Заглянула в каждый угол, в каждый шкаф и ящик.

На высоких белых стенах квартиры Брэндона смотрели на меня прекрасно нарисованные копии картин великих художников прошлого. «Сотворение Адама» Микеланджело, «Демон сидящий» Михаила Врубеля, «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли, «Искушение святого Фомы Аквинского» Диего Веласкеса и другие картины. Но их было немного. На всю эту огромную квартиру я насчитала лишь девять. Остальные стены были пусты. Белые пустые стены. Но я должна была признать, что Брэндон обладал тонким вкусом ценителя высокого. Я была впечатлена. Особенно меня поразила картина Эль Греко «Кающаяся Мария Магдалена». Она приковывала взгляд своей странной красотой. Глаза Марии Магдалены, устремленные к небу, были такими живыми, такими блестящими, что я любовалась этой картиной около получаса.

Насколько же отличались наши вкусы! Моя квартира была обтянута бархатом, красными тканями и золотом. У меня была слабость к стилю Версаля при Людовике Четырнадцатом. Ах да, Фредрик не раз говорил мне, что моя квартира «так же вульгарна, как и ты, Мария». Но я всегда смеялась над этими словами, а его мнение совсем меня не смущало. Но теперь, когда я находилась в квартире Брэндона, где было так мало мебели и так много свободного пространства, где все было таким строгим и немного бездушным, мой разум вдруг пронзила мысль, что я не желаю, чтобы Брэндон увидел мою квартиру. Нет, никогда. Вход туда ему воспрещен. Его чувство будет поругано. Его глаза выльются из глазниц прямо на мой толстый бордовый ковер, покрывающий пол всей моей квартиры. Он посчитает, что у меня совершенно нет вкуса. Он не поймет меня.

И чем больше я узнавала вкусы Брэндона, тем более жутко мне становилось. От мысли, что мы слишком разные. Как сможем мы быть вместе, если нас привлекает абсолютно противоположное? Его скупость в красках шла в полное противоречие с моей страстью к роскоши. А его гардероб?

Гардероб Брэндона состоял из сотни деловых костюмов в традиционно темных тонах, пару белых, пару бежевых, множества аккуратно выглаженных строгих рубашек такого же скудного тонального спектра, что и костюмы. Около две сотни пар темных начищенных до блеска ботинок. И огромное количество галстуков. Однотонных, без узоров. Лишь некоторые имели на себе едва заметные полосы. В отдельном секторе огромного гардероба я обнаружила дорогие часы, аккуратно разложенные по синим бархатным нишам. Я насчитала сто сорок восемь часов. Рядом располагался сектор, в котором я нашла несметное количество пар дорогих кожаных перчаток темных тонов. Перчатки лежали парами, в специально оборудованных для них полках, обтянутых синих бархатом. А носки? Все огромное их количество — все они были черными и лежали аккуратными парами.

Какой педант.

В отдельном шкафу прихожей находились строгие пальто и плащи. Естественно, почти все темных тонов. И несколько черных шляп, одну из которых я тут же надела на голову и, нагая и прекрасная, повертелась у зеркала.

Я вдруг задумалась о том, приводил ли Брэндон в свою квартиру дам до меня, и пришла к выводу, что нет. Я была первая и единственная. Никто из женщин никогда не был здесь, не прикасался к его книгам и не открывал двери его гардероба. Никто никогда не надевал эту чертову шляпу, что сейчас красовалась у меня на голове.

Какое блаженство!

Я была счастлива от этой мысли.

Аккуратно положив шляпу на место, я закрыла шкаф и продолжила осмотр квартиры. И, войдя в одну из комнат, я с удивлением обнаружила в ней уютный интимный уголок в этой огромной белой почти пустой квартире.

Это была небольшая комната. Где-то в пределах тридцати пяти-сорока квадратных метров. Здесь был красивый белый мраморный камин, на котором стояла мраморная белая статуэтка ангела, мягкая синяя софа, два мягких красивых стула, обтянутых темной тканью с узорами больших цветов. Такие красивые, на старинный манер, стулья. Деревянный резной стол, два старинных кресла. Над камином висело большое, на всю стену зеркало в тяжелой резной темной оправе. Почти в центре комнаты располагался старинный деревянный клавесин, на котором лежали несколько страниц с нотами. Я тут же решила поинтересоваться у Брэндона, играет ли он на этом инструменте, или он стоит здесь для красоты. Я села за клавесин, прошлась пальцами по клавишам, сыграла несколько коротких пассажей и, хмыкнув от гордости за свои довольно приятные музыкальные способности, поднялась и прошла к окну. За окном располагалась небольшая полукруглая терраса. Приятный сюрприз.

В комнате находилась еще одна дверь, наверняка, в другую комнату. Но, когда я решила пройти туда, то с удивлением обнаружила, что эта дверь была закрыта на ключ.

«Что может скрывать в этой комнате Брэндон, если он держит ее закрытой?» — подумала я. И, не сумев сдержать любопытство, я посмотрела в скважину: там, за дверью, скорее всего, был рабочий кабинет. Стол, стул, диван, лежащий на диване ноутбук. Думаю, именно в этой комнате Брэндон и творил свой бизнес.

Удовлетворив свое любопытство и полностью ознакомившись с квартирой, я зашла в ванную комнату, обставленную так же скудно, как и почти вся квартира, и с неудовольствием не нашла там ванной. Имелась лишь просторная душевая, отгороженная от остального пространства ванной комнаты прозрачной выдвигающейся дверью. Но делать было нечего. Я нашла пару больших, приятно пахнущих полотенец, приняла долгий душ, помыла волосы, крепко закрыв глаза, чтобы не смыть с них карие линзы, и, довольная и чистая, облачилась в свое вчерашнее одеяние. Затем, взяв «История о Европе 1200–1400» какого-то Карстена Алнеса, написанную на букмоле, я села на софу в «уютной комнате с клавесином» и начала читать. Признаться, книга затянула меня настолько, что я с упоением читала ее до момента, пока не услышала голос Брэндона.

— Занятная книга, не так ли? — спросил он, и от неожиданности я вздрогнула, так как всеми мыслями была погружена в книгу.

Я подняла взгляд от книги и увидела вошедшего в комнату хозяина квартиры.

Он улыбался. Он был прекрасен.

Он любил меня.

— У тебя замечательная библиотека, — совершенно искренне сделала я комплимент, тоже улыбнувшись во весь рот. — Никогда не думала, что ты такой любитель книг.

С тех пор, как я поняла, что это меня он любит, мимика на моем лице мне больше не покорялась.

— Спасибо. Не скучала? — Брэндон сел рядом со мной и поцеловал меня в губы.

Я не ожидала этого поцелуя. Он вел себя так, будто мы встречались уже давно, а в моей голове все еще стоял некий барьер.

Но я с удовольствием ответила на его поцелуй.

— Ты играешь на этом клавесине, или бедняга служит лишь красивым интерьером? — спросила я, как только мы прервали наш долгий поцелуй.

— У меня нет музыкального таланта. Когда я был ребенком, моя мать давала мне уроки игры на клавесине, но я был неусидчив, и желания учиться играть у меня не было, — со смехом ответил мне Брэндон.

— О, нет, только не говори, что ты не владеешь ни одним инструментом, мужлан ты эдакий! — подразнила его я.

— Я умею играть на многих инструментах, но желания играть на них у меня нет. Однако, это не значит, что я не ценю их. Например, этот клавесин. — Брэндон поднялся с софы и подошел к инструменту. — Он прекрасен. Я очень высоко ценю его, и он мне дорог. Но, признаться, я играю на нем очень редко. Я даже не помню, когда играл на нем в последний раз. У меня очень мало свободного времени.