Гимназистка. Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович

– Елизавета Дмитриевна, вы должны поговорить с Филиппом Георгиевичем. – Соколов нагло уселся на край моего стола. – Соболевы уважают Рысьиных, поэтому он вам не откажет.

– О чем должна поговорить?

– О разрешении на проход в зверином облике.

– Помилуйте, Павел Владимирович, – я невольно рассмеялась. – Если он отказал вам, то мне тем более не будет выбивать такое разрешение. Да и не нужно оно мне, я не собираюсь никуда рысью бегать из университета.

– Так я и не прошу вас, чтобы вы для себя разрешение получали, но для меня.

– Простите, Павел Владимирович, – сухо сказала я, придвигая к себе книгу и тем самым давая понять, что наш затянувшийся разговор мне совершенно неинтересен, – но правила для того и существуют, чтобы их выполнять. Не просто же так ввели это ограничение, а наверняка по серьезной причине.

– Скажете тоже, Елизавета Дмитриевна, – разочарованно протянул Соколов и слез со стола, – по серьезной причине. Все из-за Мышкина, будь он неладен. Стащил ценный артефакт, а мы теперь страдай все.

– Артефакт можно и в человеческом облике стащить, – заметила я.

– В человеческом через проходную не пронести, а в зверином через проходную необязательно.

Он столь тяжело вздохнул, что я заподозрила: все его попытки получить допуск – не что иное, как подготовка к очередному ограблению университета. Ведь с тем, что пронесла мышка, вполне может улететь и сокол, даже мелкий и общипанный. Почему-то казалось, что зверь, то есть, разумеется, птица моего собеседника именно такая, неказистая. Но просить его продемонстрировать я не стала по вполне понятной причине: не дай боги, решит, что я с ним заигрываю.

Разочарованный аспирант отошел к лабораторному столу, где начал снимать крошечные стружки с маленького розового куска дерева, а я наконец открыла книгу и приступила к чтению.

«Целительские артефакты бывают следующих типов: диагностические, терапевтические, хирургические и лабораторные». Также я успела выяснить, что внутри каждого типа есть деление на артефакты для владеющих и не владеющих магией.

– Елизавета Дмитриевна, а помойте-ка мне вот эту колбу. Срочно нужно, а ни одной чистой нет, – раздался командный голос Соколова. – Между прочим, это обязанность лаборанта – следить за чистотой лабораторной посуды. Тимофеев должен был вас проинструктировать.

Я молча взяла указанную колбу и пошла мыть, хотя мне показалось, что сейчас в аспиранте говорят исключительно вредность и желание показать, что сам он персона куда значимей меня.

Я даже в зеркале над раковиной видела, каким довольством лучится его физиономия. И не только его. В этот раз я даже не заорала, опять заметив в отражении лису. Теперь я ее видела и обычным зрением. Причем если концентрировать взгляд на ней, она становилась едва заметной и просвечивающей, но стоило посмотреть на что-то другое в отражении, красные глаза ярко вспыхивали, словно пытаясь просветить меня насквозь. Тем не менее я мужественно домыла колбу, сполоснув дополнительно указанным раствором и промыв после него дистиллированной водой, и только потом отошла от раковины. В пяти шагах лиса пропала совершенно, словно растворилась за зеркальной поверхностью. Но я знала, что она там и ждет меня.

Пожалуй, в ближайшее время я поостерегусь смотреться в зеркала. В самом деле, чего я там не видела?

Глава 13

Наверное, Соколов оскорбился, что я не встала на его сторону в вопросе противостояния университету в целом и Тимофееву в частности. Мало во мне оказалось сострадания к оборотням не из крупных, приближенных к императору кланов. Поэтому аспирант с воодушевлением принялся находить мелкие поручения специально для меня: подай, принеси, отмой, поассистируй… Чем дальше, тем больше во мне зрело убеждение, что ничего из требуемого не входило в должностные обязанности лаборанта, поэтому, когда он в очередной раз бросил, огорченно разглядывая лужу под ногами:

– Какой я неловкий! Елизавета Дмитриевна, возьмите тряпочку и протрите.

Я ответила:

– Я знаю чудесное бытовое плетение. Могу и вас научить, Павел Владимирович. Пол засияет, словно после генеральной уборки.

Тут я немного лукавила: плетение было самым обычным и половую доску не отполировало бы до блеска, разве что внешнюю грязь убрало бы, и все.

– Что вы, Елизавета Дмитриевна? Ни в коем случае нельзя здесь магией убирать. Только по старинке, ручками. Тимофеев запрещает бытовые плетения. Разрешены только те, что по делу.

Глаза аспиранта довольно блеснули. Тоже мне, поборник равенства и братства. Наверняка рассчитывает, что товарищи по партии в случае чего оплатят ему изгнание за рубеж. Куда-нибудь в Париж или Женеву. Вряд ли он согласится на шалаш в Разливе.

– Павел Владимирович, это обязанность уборщицы, – твердо ответила я. – Убирать всю грязь и весь мусор на полу должна она.

– Но это не простой мусор, Елизавета Дмитриевна, – запротестовал он. – Неподготовленному человеку он опасен.

Я посмотрела на подозрительно пузырящуюся лужу и заключила:

– Знаете, Павел Владимирович, я чувствую себя совершенно неподготовленной для уборки непростого мусора. Наверняка должна быть должностная инструкция, в которой указано, что входит в обязанности лаборанта, а что нет. А также описано, как он должен выполнять свои обязанности. Как только Филипп Георгиевич придет, я у него сразу поинтересуюсь.

Соколов скис. Свои полномочия он явно превысил. Имеет ли вообще аспирант право что-то требовать от лаборанта, это еще вопрос.

– Руки боитесь замарать, Елизавета Дмитриевна, – укорил он. – Не думаете о тех, кому приходится намного хуже.

– Так и вы о них не думаете, – опустила я его с небес на землю. – Иначе не лили бы на пол всякую пакость.

– Я случайно! – возмутился он.

– Что вы опять случайно сделали, Павел Владимирович? – бодро спросил возникший в дверях Тимофеев. – Вы так кричите, что вас от входа в здание слышно. Ведите себя прилично, и без того про нашу лабораторию болтают боги знают что.

– Это и до меня болтали, Филипп Георгиевич, – угрюмо возразил Соколов. – Недаром… Он покосился на меня и решил не продолжать.

– Несколько неудачных экспериментов могут быть в любой лаборатории, – возразил Тимофеев, аккуратно водружая пальто на вешалку. – Главное, чтобы их количество было много меньше удачных. – Тут он заметил лужу возле аспиранта и нахмурился. – Павел Владимирович, вы опять? Сколько раз я вас просил быть аккуратнее? Я уже со счета сбился.

– У меня треснула в руке колба, – нагло соврал Соколов.

– Этого не может быть, – отрезал Тимофеев, тем не менее начиная пристально изучать лужу. – Наша посуда легко не бьется. И потом, где осколки? Нет, батенька, вы меня не обманете. Опять налили мимо. Почему до сих пор не убрали?

– Я аспирант, а не уборщица! – выпятил грудь Соколов.

– Вы не аспирант, Павел Владимирович, – обманчиво