Великолепная Лоуренс (СИ) - Рябченкова Марина

Мне не хватает утренней прохлады и тумана.

Мне вдруг представился Гринпарк, но не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким он мог бы стать. На фоне этого маленького городка мне представился большой черный джип, представились люди в объемных наушниках, с телефонами или плеером в руках… Наваждение охватило только на мгновение, но увидела все это будто наяву.

Виски пронзила острая боль, голова вдруг стала тяжелой.

Устало прикрываю глаза, и где-то в глубинах моего сознания появились тихие звуки красивой музыки. Спокойная и лишь изредка торжественная мелодия ускользает как отголосок прошлого за границу невидимой стены. Эта музыка… мы с ней были так долго разлучены, ведь она не принадлежит этому времени.

С тоской слышу ее чистое звучание как прощальный жест моей прошлой жизни.

Заболела сама душа. Я не согласна!

Я упрямо следую за мелодией в туманных коридорах своего сознания. Я не хочу ее отпускать.

Мелодия становится громче, растекается как кровь по венам, заполняя меня новым смыслом, возвращая к истокам…

В какой-то момент легкость пропала, и постепенно я стала чувствовать тяжесть собственного тела. По ногам пробежал холодок.

Веки приоткрылись. Перед глазами расплывается туман.

Я проснулась в неестественном положении, с запрокинутой назад головой — заныло тело. Устало потерев глаза подушечками пальцев, удивленно понимаю, что четкость зрения не восстанавливается в полной мере.

Меня охватила волнительная дрожь.

— Нет… — сдавленно прохрипела я. Дрожащими пальцами поднимаю с клавиатуры очки.

Дыхание частое. Биение сердца сильное. Мне не с первого раза удается подняться с компьютерного кресла.

Смотрю вокруг обезумевшим от потрясения взглядом.

Квартира моих родителей не претерпела серьезных перемен за время моего отсутствия: все те же старенькие обои, неновая мебель… увешанная семейными фотографиями стена в гостиной. Фотографий стало больше.

На той стороне комнаты есть зеркало. С опаской подхожу к нему и оцениваю собственное отражение: я по-прежнему брюнетка, но с короткими волосами, завитыми в стиле пятидесятых. Стиль в одежде очень женственный. Без сомнений, дело рук Анны.

Возникло радостное чувство, что не пришлось разбивать сердце матери своим исчезновением. С души спал тяжелый груз, а взамен появился новый, тяжелее предыдущего. В сознании поднялся образ Коллинса, а следом резкие черты лица Хэнтона. В следующую секунду пронзительная боль ранила само сердце, а из глаз заструились слезы и стало трудно дышать. Я упала на колени.

— Джон, — задыхаясь в собственных слезах, прохрипела я.

Я вцепилась ногтями в собственные волосы, болью желая унять большую боль.

В голову приходят тысячи мыслей, они сменяют друг друга со скоростью молнии. Я едва поспеваю осознавать и понимать их.

— Это нечестно! — взревела я. Что за злая шутка судьбы?! Я построила целую жизнь и теперь ее бесцеремонно отобрали у меня. Опять!

Я помню, как тосковала по своим очкам и былым привычкам, связанным с ними, а теперь я со злостью смотрю на квадратные изгибы прозрачных линз, и только невероятная сила воли не позволяет мне раздавить их в собственной ладони.

Послышался скрежет, и я мгновенно затихла. Поднявшись с колен, подхожу к двери в тесной прихожей. Узнаю звук поворота ключа в старом замке.

Кажется, я перестала даже дышать, когда распахнулась дверь и на пороге я увидела…

— Мама.

Удивленная, а затем потрясенная мать бросилась ко мне. Тяжелые сумки остались на пороге.

— Что с тобой?! — вскричала она, обхватив мое лицо руками. Стирает слезы с моих щек, тревожно заглядывая мне в глаза.

Она не выглядит женщиной, что долгие месяцы оплакивала свою дочь. Слава богам за это!

Я радостно улыбнулась.

На моих щеках остались только слезы радости. В груди возникли нежность и тепло, когда упала в объятия к этой суетливой и любящей меня больше жизни женщине.

Я устыдилась прежних мыслей и эмоций.

— Мама, — прошептала я, изголодавшись по запаху ее парфюма. Глаза прикрыты. — Моя любимая мама, прости меня.

«Что ты такое говоришь?» — теперь, как далекое эхо, слышу ее голос.

Веки открылись, но перед глазами возникла одна только пустота.

Больше не слышу слов матери.

Я падаю в бездонное черное дно. Слышна только оркестровая музыка.

Я падаю все ниже, минуя целые года, а звуки веселой музыки становятся громче.

— Она зашевелилась, — сквозь темноту слышу низкий женский голос.

Моих ушей по-прежнему касается веселая и живая музыка оркестра «Твини». Я люблю их музыку. Еще я слышу работу двигателей самолета. Я приоткрываю веки. Близняшки перед глазами постепенно становятся одним человеком.

— Мисс Лоуренс, вы слышите меня?

— Я вас знаю, — тихо сказала я и скривилась, почувствовав металлический вкус во рту. — Вы бортпроводница на борту Джона Хэнтона.

Женщина широко улыбнулась мне.

— Миссис Кетч, — вспомнила я.

Я взглянула в круглое окно с синими занавесками. Самолет уже в небе.

Огляделась, рассеянно обнаружив, что сижу в кресле. На столике рядом со мной стоит радио. Веселая композиция оркестра «Твини» вот-вот подойдет к концу.

Послышались тяжелые неторопливые шаги.

— Как ты? — серьезно спрашивает Джон, опустившись на одно колено рядом со мной.

Смотрю на Хэнтона, как на призрак. Моя ладонь нежно легла ему на висок.

— Джон, — выдохнула я, пальцами проскользив по несовершенному рельефу его лица. Убедившись, что он настоящий, с облегчением заключила:

— Это ты.

Миссис Кетч больше не улыбается.

— Как ты себя чувствуешь? — заволновался Джон.

Коснувшись кончиками пальцев своих губ, поняла, откуда такой привкус во рту. Пытаюсь подняться, но Хэнтон остановил:

— Тебе лучше не вставать.

— Я хочу умыться, — говорю я, и тогда мужчина нехотя помог мне подняться.

Закружилась голова. Мне нехорошо. А когда сделала несколько шагов, то стало еще хуже… Я успела вбежать в уборную.

Сознание в огне. Даже руки затряслись.

Миссис Кетч поспешно принесла мне воды. Джон в уборную не вошел.

Я умыла свое лицо. Сделала несколько глотков воды и вернула миссис Кетч стакан. Украдкой посмотрела на взволнованное лицо доброй женщины и сразу попросила ее оставить меня одну. Миссис Кетч после некоторого замешательства сделала так, как я просила.

Когда в маленькой комнате осталась только я одна, выдохнула.

Голова кружится меньше.

Я взглянула на отражение в зеркале. У меня бледное измученное лицо, здоровой я совсем не выгляжу. А еще у меня разбиты подбородок и губа.

Мой взгляд очень медленно переместился к волосам.

Волосы удлиненные, коротких завитушек больше нет, как было только что…

Мне опять стало плохо.

— Мама, — едва слышно проговорила я. Сердце сжали тиски.

Моя мама. Я коснулась ее и даже говорила с ней…

Это знак, что скоро мне предстоит вернуться, или это прощальный подарок судьбы?

А может, это случайность?

Я была дома. Коли так, где тогда в тот момент была Анна?

— Джон, — зову я, покинув уборную. Я обнаружила мужчину в светлом кресле, над головой у него синие инициалы «Д.Х.». Он напряжен. — Что со мной случилось?

— Ты была без сознания.

— Все время от самого Стилдона?

— Да.

Голова кругом, и я присела в широкое кресло. Миссис Кетч поставила на стол теплый чай.

В этот самый миг в моем сознании возник образ председательствующего в красной мантии. Строгий человек с холодными глазами. Нас что-то связывает. Когда мы близко, моя собственная душа будто узнает в нем душу родственную… Это чувствую я. Это чувствует он. В этом нет сомнений!

Через несколько дней после окончания судебного процесса со Стоуном я попыталась встретиться с председательствующим, но в судебном комитете меня не пропустили дальше канцелярии. В ресторане «Мистраль» председательствующий встретиться со мной не захотел. Меня вежливо попросили уйти.