Марина Ефиминюк - Магические узы
Автокар швыряло на колдобинах и, наконец, вкатив в открытые настежь металлические ворота, мы остановились посреди двора перед двухэтажным ладным домиком с балкончиком над крыльцом. У изгороди, отделявшей дворовое хозяйство от черного мокрого поля, рос высоченный ветвистый дуб. От старости его ветви давно переплелись и срослись, а коряжистый ствол скрючило, как больного радикулитом пенсионера. Из шумевшей от ветра кроны спускались привязанные к сучьям веревки, и на них маятником раскачивалась старая покрышка, заменявшая хозяевам качели. В самом конце двора притулились запертые подсобные клети, и под дождем мок автокар с будкой и открытым кузовом, из-под которого с оглушительным лаем выскочил огромный пятнистый дог. От одного вида оскаленной пасти пса с брылами, у меня боязливо округлились глаза.
Между тем, входная дверь дома хлопнула, и от резкого звука вспыхнул зыбкий уличный светильник, спрятанный под круглую шляпку. С деревянного крылечка, держась за перила, спускалась невысокая полнотелая женщина в простом домашнем платье. Из-под косынки выбивались темные с проседью волосы, желтые глаза резко выделялись на коричнево-бордовом лице. Только у незнакомки они излучали душевность. К моему изумлению при виде хозяйки фермы Ратмир засветился улыбкой, настоящей, теплой и удивительно мягкой. Вот уж не знала, что жестяная банка может испытывать радость!
Он резво вышел навстречу женщине, и сжал ее в крепких объятиях, чуть оторвав от земли. В салон автокара ворвались прохладная свежесть и аромат влажной листвы. Тут же и дог сунул голову, принюхиваясь ко мне, и с чавканьем подозрительно облизался, пустив на водительское кресло струйку слюны.
Женщина, между тем, ласково закудахтала непонятные слова и расцеловала Ратмира.
– Едет за нами… – ответил тот, вероятно, имея в виду Стрижа.
Пес залез в салон еще глубже и басовито тявкнул, похоже, желая познакомиться поближе. Мое сердце испуганно сжалось. Никогда не любила собак, особенно больших.
Неожиданно дверь распахнулась и я, прильнувшая к обшивке подальше от дога, едва не вывалилась кулем.
– Выходи, – Ратмир и не думал мне помогать выбраться. От прохлады и дождя меня передернуло, ботинки моментально промокли от влаги, впитавшейся в хлюпающую траву.
– А это что за ягненок? – сложив руки на груди, кивнула женщина.
Хорошо овцой не назвала, прости господи мое ехидство.
Непроизвольно я заприметила хвост, обвернутый вокруг лодыжки хозяйки. Подоспевший дог с упоением обнюхивал мои штаны, вероятно, приглядывая на ноге кусок помясистей. Тут его ждало разочарование, ведь доставленный из большого города ужин отличался худосочностью и выглядел неаппетитным.
– Это Веда, – Ратмир положил горячую руку мне на плечо, и от прикосновения порядочно пробрало.
– Она с тобой или со Стрижом? – с выжидательной улыбкой уточнила женщина, разглядывая меня. – Или…
– Или они меня спасают, – быстро отозвалась я, ответив за Ратмира, и от смущения сцепила за спиной в замок руки. В детстве подобный жест помогал почувствовать уверенность, но под внимательным взором желтоглазой женщины проверенный способ ни коем образом не подействовал.
– Она поживет здесь несколько дней, – спокойно объявил Ратмир, вероятно, не ожидая отказа.
Наверное, микроб под увеличительным стеклом изучали бы не так внимательно, как меня в тот момент.
– Мое имя Людмила, – произнесла женщина, и серьезное лицо расплылось в улыбке, будто все это время она лишь играла роль сердитой тетушки. – Обещаю, что тебе здесь будет весело!
Куда уж веселее, чем в поселении чистокровных аггелов!
Ошарашив, она потрепала меня по щеке, как малого милого ребенка, и почти насильно подтолкнула к крылечку. Я шла, словно приговоренная к смертной казни, и мечтала сбежать в город первым утренним поездом.
Оказавшись в доме, Ратмир тут же заперся в гостиной с камином, наконец, ответив на звонок разрывавшегося персонального коммуникатора.
Сидя в кухне за добротным длинным столом, застеленным белой льняной скатертью, я чувствовала себя лазутчиком в глубоком аггеловском тылу. Разместившись напротив, меня нахально разглядывала Любава, девчонка лет пятнадцати, лицеистка, походившая на наливное сочное яблочко. В ее подкрашенных зелеными каплями глазах светилось легкое презрение. Во главе стола, вероятно, в роли хозяина дома, спокойно расправлялся с ужином взрослый коротко стриженый Пересвет, старательно игнорируя мое присутствие. В отличие от братьев Ветровых, типичных горожан, он не прятал смешные черные рожки под густой шевелюрой или шапкой.
Тетушка хлопотала у плиты, и от шипящей сковороды шел соблазнительный аромат жареного бекона. Есть хотелось страшно, но под пристальным взором вертлявой остроглазой соседки кусок в горло не лез.
Неожиданно девочка, не сводя с меня взгляда, сказала что-то брату на латыни и растянула губы в издевательской улыбке. Она явно выдала гадость в мой адрес и наслаждалась тем, что я не понимала ни слова. Парень резко вскинулся, в раздражении швырнув на стол ложку. От неловкости я только ниже опустила голову, а тетушка предупреждающе зыкнула на дочь. Та передернула плечами и вдруг обратилась ко мне:
– Имя Веда на вашем, межрасовом, означает русалка?
Она говорила, чуть грассируя, с заметным акцентом.
– Ну да, – пробормотала я, краснея.
Историю возникновения имени меня не заставили бы рассказать и под пытками. Кому ж захочется признаваться, что матушка назвала чадо в честь городской команды пловчих, выигравших общемировые соревнования в год рождения дочери?
– В честь городской команды пловчих? – неожиданно уточнила девушка, и я, только-только засунувшая в рот ложку с супом, отчаянно подавилась.
– Любава! – осекла ее тетушка, сердито оглянувшись через плечо. – Дай девочке поесть.
Меня будто бы поджаривали на медленном огне, совсем как готовившийся бекон. Неуютно поерзав на стуле, я вытянула ноги и, что-то нащупав ботинком, похлопала для проверки. Пересвета странно перекосило, бедолага поперхнулся и выдавил:
– Хвост…
– Что? – испуганно пролепетала я.
– Ты мне на хвост наступила, – простонала жертва моей неуклюжести. Я мгновенно подогнула колени, хорошенько шарахнувшись о столешницу. Незамедлительно из тарелки с супом выскользнула ложка, и на скатерти появилось жирное пятно.
– Извини, – пробормотала я, становясь отличного багряного цвета. Мне отчаянно захотелось сбежать во двор, но и там меня поджидал огромный любвеобильный дог, отчего-то проникшийся ко мне нежными чувствами и особым собачьим доверием. В общем, сплошные засады на вражеской территории.
– Доводите Птаху до нервного тика? – раздался веселый голос Стрижа, и у меня вырвался непроизвольный вздох облегчения.
Долговязый приятель стоял в дверях кухни, и рядом с ним пытался протиснуться перепачканный в глине пес, проникший в прихожую через неплотно закрытую входную дверь.
– Стриж! – с визгом девчонка соскочила со стула и бросилась к приятелю, не сдерживая восторг, как будто он являлся музыкальной звездой, неожиданно заскочившей на огонек в далекую ферму. Мы с Пересветом понимающе переглянулись, и парень многозначительно изогнул чернявые брови. Любава затараторила, не останавливаясь ни на секунду, будто заранее подготовила речь. Тетушка заспешила расцеловать припозднившегося гостя, смешно протискиваясь между стульями и кухонными шкафчиками.
Собственно, услыхав вопли юной поклонницы младшего брата, в кухне появился Ратмир. Девочка тут же поутихла и поскучнела, вероятно, побаиваясь Ветрова старшего. Более того, наступила долгожданная тишина, от какой бы зазвенело в ушах, если бы не брызгавшее в сковороде раскаленное масло.
– Ты закончила? – проигнорировав всеобщую настороженность, обратился ко мне Ратмир.
От его серьезности у меня подвело живот, и аппетит пропал напрочь. Стриж озабоченно покосился на брата, а девочка бросила на меня скорбный взор, как если бы прощалась с покойником, в тайне злорадствуя, что сама-то цела и невредима. Тетушка обеспокоено нахмурилась и уперла руки в бока, но вмешиваться постеснялась.
– Тогда пойдем, – коротко кивнул Ратмир, но помедлил и сухо приказал Стрижу: – ты тоже.
– Добрался без проблем. Спасибо, что спросил, – отозвался тот кисло, проследив скрывшимся в гостиной за братом.
Семейство переглядывалось, совершенно не понимая происходящего. Не объяснишь же гостеприимным добрым хозяевам, что в соседней комнате нас ждал грандиозный скандал с подробным разбором совершенных оплошностей.
– А ужин? – опечалилась тетушка.
– Обязательно поужинаем, – пообещал Стриж, задорно подмигнув, и в противовес наигранной веселости нервно развернул козырек кепки на затылок.
Ратмир застыл посреди гостиной, скрестив руки на груди. Выглядел он хмурым и, по всей видимости, жаждал накостылять нам по полной программе за утреннюю авантюру. Стриж галантно пропустил меня и плотно закрыл дверь, чтобы разговор остался в уютных стенах маленькой комнаты, освещенной теплым желтоватым светом горевшего под потолком шара-светильника, заключенного в хрустальный плафон. На каминной полке теснились фотоснимки в простых деревянных рамочках. Лица на фотографиях улыбались. Заливался смехом маленький Стриж, пухлый и хорошенький малыш. Рядом с ним вертелась перед фотокамерой Любава. В самом центре стоял портрет Ратмира, копию которого я случайно обнаружила между документов в профессорской лаборатории.
