Красная Шкапочка - Жнецы Страданий
Как бы ему хотелось хоть раз побаловать девушек! Но не было в Цитадели баловства. И, хотя кормили сытно, о домашних разносолах приходилось только мечтать. А сладкого хотелось… уж даже ему — парню — и то нестерпимо! Киселя, хлеба с медом, ягод сушеных, хоть чего! А ведь мог бы, мог бы напечь и пряников, и сдобы, вот только на кухню не попасть. Донатос, как назло, ни разу не отослал ученика к кухарям, куда иных за малейшую провинность ссылали чистить котлы.
Тамир весь извелся, гадая, как извернуться и попасть в царство горшков и сковородок, а потом плюнул и перед праздником Листопадня нагло соврал старшей стряпухе, будто крефф отправил его к ней в помощники. Ночью же, начищая горшки и скобля полы, парень молился всем богам чтобы наставник его не хватился, чтобы никто из кухарей не нашел закиданную ветошью кадку с опарой, притулившуюся у печи, а стряпуха не обнаружила бы пропажу меры муки и нескольких яблок. Обошлось. Пирог вышел румяный, с золотистой корочкой. Не позабыли руки как тесто месить!
Ныне же таилось его чудо под скамьей, в углу смотровой площадки, что на Главной башне, дожидалось вечера. И хотя отец с матерью всю жизнь учили его, что воровство — грех, юноша, запустивший руки в кладовую, не дрогнув, утащил еще и горсть засахаренной клюквы.
Будет девкам сегодня праздник. И плевать, что в Цитадели не принято провожать лето и встречать осень. Все тут не по-людски. Пускай, что хочет говорит наставник, да только есть в году дни, которые надо встречать как предки завещали — по обычаям. Ну, а коли поймают их, все одно — накажут только зачинщика, а он за одну улыбку Айлиши готов хоть пять раз на седмице поротым быть.
* * *Тамир зашел в комнатушку и застыл пораженный. Прекрасная девушка при свете лучины читала свиток. Тонкая рука с бьющейся жилкой, длинные пальцы, белая, будто сияющая кожа, тени от ресниц на щеках…
Красавица! Какая же она красавица!
Врет крефф. Не может быть, чтобы такая девка всю жизнь провозилась с больными и немощными! Не может такого быть, чтобы никто не назвал ее своей! Юноша сжал кулаки. Ну уж нет! Вопреки всему отучатся, отдадут Цитадели двухлетний долг служения и вернутся под родной кров, к родительскому очагу. И он сам — сам! — введет ее в свой дом, и ни один Ходящий в Ночи ему не будет страшен, и ничьего осуждения он не побоится! Никому не позволит обидеть! Зубами глотки рвать станет всякому, кто только попытается. Лишь бы набраться храбрости, открыть девушке свое сердце. Лишь бы не оттолкнула. Лишь бы любила.
— Айлиша, — негромко окликнул юноша.
Чтица встрепенулась и, увидев того, кто ее позвал, расцвела.
— Тамир! Ты уже от Донатоса вырвался?
— Я его сегодня не видел, — улыбнулся он. — Надысь неподалеку упырь бродил, крефф его второй день и ловит.
— Этот поймает, — убежденно сказала девушка. — От него ни живой, ни мертвый не уйдет.
— Да уж, — помрачнел собеседник, однако уже через миг лицо просветлело. — Ну его. Сегодня праздник, ты помнишь?
Она наморщила лоб, силясь вспомнить, какой Велик день выпадает на последние дни месяца плодовника, и тут же потрясено выдохнула:
— Листопадень! Я бы и не вспомнила…
— Совсем вы с Лесаной одичали тут, — он покачал головой. — Ничего, зато я вспомнил. Вечерять сегодня будем. Вот дождемся воительницу нашу и сядем тайком.
— А ежели поймают? Вон, Фебр с Лесанки глаз не сводит, как коршун следит. Мигом креффам донесет, — засомневалась Айлиша.
— Не поймают. Мы тихонько, после ужина, когда все спать улягутся, прокрадемся.
— Куда? — девичьи глаза загорелись любопытством. — Куда прокрадемся?
— А вот не скажу, — улыбнулся он и осторожно убрал с белого лба волнистую прядь. — Терпи до вечера, раз Велик день проморгала.
Целительница потупилась, а потом фыркнула:
— Больно надо!
Но он-то видел, как снедало ее любопытство. И становилось от этого весело.
— Скорей бы Лесана пришла, — вздохнула Айлиша и снова склонилась над свитком, пытаясь хоть как-то скоротать время и приблизить вечер.
Вот только лгала себе юная лекарка. Ей не хотелось возвращения подруги. В этот же миг девушка ужаснулась себе и своим мыслям. Неужто Лесана хоть раз мешала им? Нет. Не случалось такого. Мешать не мешала, а вот… лишней была.
За своими сумбурными размышлениями целительница даже не заметила, что и на лице Тамира отразилось легкое разочарование. Юноша глядя на зарумянившуюся девушку, уже пожалел, что заговорил про дочь бортника. Но, видимо услышали боги их чаяния — не пришла Лесана, вместо нее забежал старший ученик Клесха и поведал, что девку крефф на ночь учится оставил. И стало влюбленным от этого и стыдно, и сладко одновременно.
Как впотьмах бежали босиком через пустой двор, как поднимались по крутой лестнице на площадку, скрытую зубцами бойниц, они помнили смутно. Потому что сердце обмирало от ужаса, от царящей над миром ночи, от легчайшего эха, разбуженного легкими шагами босых ног. Рука дрожала в руке, и дыхание застревало в горле от волнения, от предвкушения, от близости…
Лишь оказавшись на верху, сидя на расстеленном плаще, поедая пирог и глядя на бескрайнее, усыпанное звездами небо, они поняли, что только ради таких вечеров и стоит жить.
Тамир не запомнил вкуса лакомства, даже сахарная клюква и та показалась пресной, он смотрел в полумраке на улыбчивое лицо Айлиши и видел только, как отражаются в ее глазах звезды. И серебряные искры, мелькавшие в ее зрачках, блестели ярче тех, что сыпались с неба. Девушка стояла, запрокинув голову, положив узкие ладони на каменную кромку стены и с восторгом смотрела в черную высоту, а звезды сыпались, сыпались, сыпались… И казалось, будто они инеем оседают на короткие волнистые пряди, на нежную кожу, мерцают и переливаются. И так тихо было вокруг, только шумел страшный темный лес, глухо стонали под ветром вековые мрачные ели и пролетал у подножия башни ночной ветер.
Как-то само-собой получилось, что юноша шагнул к девушке и обнял ее за плечи, закрывая от дерзкого сиверка, а она не оттолкнула, повернулась к нему и заглянула в глаза с такой щемящей нежностью, что он вдруг понял: она видит в них те же падающие звезды, тающие, мерцающие.
Говорят, в незапамятные времена этот Велик день назывался не Листопадень, а Звездопадец. Ибо только раз в год, в эту ночь небо, как слезы, роняло звезды. Но то было давно, сотни сотен лет назад, до того, как ночь стала принадлежать Ходящим. И Тамир всем сердцем возненавидел живущих во тьме! Потому что, не будь их, все в его жизни сложилось бы иначе…
В кольце неожиданно сильных рук Айлише было тепло, а по телу разливалась сладкая истома. Лишь сейчас девушка заметила, как изменился за этот год ее друг. Мало что осталось от рыхлого телом паренька. Злая учеба знатно сострогала с него тело, даже черты лица, прежде мягкие, теперь сделались жестче, и на скулах появилась щетина. Нет, он, конечно, не превратился в ремни и жилы, из которых теперь была свита Лесана, но… он стал другим. Это было видно и в развороте обещающих стать широкими плеч, и в потяжелевшем взгляде, и в упрямой складке, появившейся между бровями.
