Академия Весны - Ксюша Левина
ДЫХАНИЕ
Процесс поглощения кислорода и выделения углекислого газа живыми/оживленными организмами.
– Дыхание – основа успешного заклинания. Правильное дыхание – это прежде всего спокойствие, свобода и фантазия. Спокойствие… – Профессор Мерла медленно поднимает руки над головой, потом опускает и смотрит на студентов, намекая, что им самое время начать повторять за ней. – Свобода. – Ее голос будто летит, громкий и звонкий. – Фантазия. – И она водит вокруг себя руками, шевеля пальчиками, будто бабочками.
Странная. Все, что может сказать про профессора Брайт, – это то, что она странная! В аудитории у всех перекошенные лица: мол, зачем нам учиться дышать? Одна только Лю Пьюран сидит за первой партой с горящим сумасшедшим взглядом.
– Конечно, каждый из вас думает, что умеет дышать, – улыбается профессор. Она высокая, худая, в черном платье-макси с цветочным принтом. Длинные волосы струятся по спине гладкими волнами, а глаза так ярко подведены лимонно-желтыми тенями, что светятся, как у ястреба. – И вы правы. Но как вы умеете – большой вопрос. В обычной жизни вам не приходилось читать длинные формулы, не сбиваясь с ритма. А для некоторых заклинаний дыхание и вовсе играет клю-че-ву-ю роль! Сейчас простой тест. Кто уверен, что дышит прекрасно?
Дюжина человек поднимает руки.
– Вот вы, юная леди, выйдите к доске. – Она указывает на Нимею Ноку, и та с самодовольной ухмылкой встает из‐за парты. – Сейчас я попрошу вас на одном дыхании досчитать… ну, скажем, до пятидесяти? Как вам это? Без метронома, в комфортной для вас скорости.
Нимея фыркает и начинает быстро считать, но после двадцати трех рефлекторно забирает воздух в легкие, не справившись с дыханием.
– М-м… как жаль, – всплескивает руками профессор, будто и правда сокрушается. – Садитесь, Нимея.
– А еще попытку?
– Нет, нет. Не стоит. Еще желающие?
Практически все заинтересованно поднимают руки.
– Тогда давайте на местах, иначе пары нам не хватит. Три… два… один… начали!
Считать все начинают синхронно, но после пятнадцати отваливаются первые задохнувшиеся. До тридцати доходят Лю, Брайт и еще несколько ребят.
На тридцати четырех Брайт прекращает считать из‐за головокружения и страха запеть от паники, а Лю с гордой улыбкой прекращает последней на сорока трех.
– Браво, мисс Пьюран! Очень неплохо!
– Я занималась вокалом, – улыбается она и слегка краснеет. Типичная Сладкая Вата, с улыбкой вздыхает Брайт, глядя на розовые щеки Лю.
– А вот Масон это не помогло! – кричит кто‐то с задней парты, и все начинают хохотать.
– Простите? – Профессор поднимает одну бровь и чуть щурится.
– А она главная вокалистка тут! Сирена, знаете ли!
– О, правда? Настоящая сирена? – Профессор совершенно бесцеремонно смотрит Брайт прямо в глаза, будто на интересный выставочный экспонат. – Я думала, вы можете дышать даже кожей, – шепчет странная профессорша. – Хотя, – повышает голос, обращаясь теперь ко всем, – каждый из вас может дышать кожей! Имейте в виду, ваш объем воздуха бесконечен, хоть вам и кажется, что его не хватит на тридцать чисел. Но почему не справились вы? – И снова выделяет Брайт.
Та молчит, плотно сжав губы. Она чувствует отвращение к профессорше. Почему? Потому! Неужели все траминерцы такие узколобые? Потом Брайт встает из‐за парты, идет к профессорскому столу. Смешки прекращаются. На столе графин с водой, Брайт наливает из него три четверти в стакан, опускает туда кончики пальцев. Свободной рукой запускает метроном.
– Раз, два, три…
Она считает в темпе метронома, это намного сложнее, чем то, что делала Нимея.
– Четыре, пять, шесть…
И держится, чтобы не запеть.
На самом деле ей и правда не трудно выполнить такое задание, но… вода. Ей все время нужна вода, именно она в первую очередь дает жизнь, а не воздух, как остальным. И со стороны профессора было паршивым поступком заострить на Брайт и ее способностях внимание. Это или простодушие, или невероятная жестокость! Смешков больше нет, после пятидесяти все с интересом пригибаются к партам, будто следят за скачками и сделали неплохие ставки.
– Семьдесят три, семьдесят четыре… я могу продолжать бесконечно! – вздыхает Брайт.
– Спасибо за демонстрацию. – Профессор, кажется, уязвлена и крайне недовольна. Она больше не выглядит как милый безобидный цветочек в несуразном платье. – Но вы использовали воду! А вы попробуйте без нее!
– Я попробовала, вместе со всеми. Досчитала до тридцати четырех, если не ошибаюсь, – пожимает плечами Брайт. – Без воды я ничем не отличаюсь от других людей.
И плотно сжимает челюсти, до тупой боли. Несправедливость! Жгучая и противная! Ее выставили «особенной», а потом удивились, что она «особенная» только при определенных обстоятельствах? Так и есть, и что? Самый мерзкий вид расизма! Простодушный, глупый, намекающий, что человек сам себя не считает «таким, как все». Когда эти люди поймут, что все в мире не такие, как все? Это же такая простая истина. Брайт смотрит на профессора злобно, и та не выдерживает.
– Сбавьте тон. Никто вас не оскорблял! Вы можете гордиться своим происхождением и не подсовывая его под нос всем и каждому. – Тон у профессорши почти ласковый, но требовательный. Она делает вид, что ведет себя вежливо и справедливо. Возглас «Но я никому ничего не подсовывала!» застревает у Брайт в горле, она не способна сейчас вступать в полемику и доказывать очевидные вещи. – Можете идти. Вы, кажется, на сегодня достаточно узнали. Вернетесь, когда сможете досчитать до семидесяти четырех без спецэффектов!
Брайт задыхается обидой, но молчит.
– И, – окликает профессор, – вы одеты не по форме.
– Знаю, спасибо, – спокойно отвечает Брайт и уходит из аудитории.
Ну и хорошо! Можно просто побыть в одиночестве! Прекрасно же! Кофе не хочется, булочку тоже. Не хочется сталкиваться с Хардином, который непременно явится, стоит уединиться. И не хочется попасть на ковер к декану за то, что бродит по коридорам, – он один из немногих, с кем появилось желание дружить.
Ноги несут к библиотеке. Вот он, плюс необъятного рюкзака. Там нашлось место для бутылки сока, шоколадки и старого доброго скетчбука. Все одиночки в итоге чем‐то увлекаются. Брайт всегда любила рисовать. Без особого мастерства, даже без хорошей практики. Она не тренировалась, срисовывая, не брала уроки. Просто пыталась копировать окружающую реальность в тишине и одиночестве. Рисование – самое тихое и незаметное хобби из всех.
В библиотеке по итогам вчерашней отработки появилась пара рабочих столов, и у одного из них даже кожаный диванчик, как прежде. Брайт протирает обивку салфеткой, достает скетчбук, карандаш и ножик, бросает свой скарб на покосившийся закопченный рабочий стол и с ревом толкает его к диванчику, а потом задыхается в рыданиях.
Успокоиться. И ни о чем не думать. Для них для всех она
