Академия Весны - Ксюша Левина
Шеннен собранная, ответственная. Она на хорошем счету у Ордена, она все записывает в ежедневник и никогда не опаздывает, она понимает свою роль в семье Блан и следует ей безукоризненно.
– Неплохо, – тянет шокированный Фандер, стоящий рядом. – Тебе она… ну… нравится?
– Я откуда знаю?
– Но ты не против, чтобы она была твоей невестой?
– Фан, мы выпускники. У нас у всех должны к концу года появиться невесты, – усмехается Листан. – Только не говори, что веришь в вечную любовь и брак не по расчету!
– Я вообще не верю в брак. И сейчас думаю, как бы эффектно и, самое главное, эффективно пожалеть бедняжку Бэли Теран.
– Не перестарайся, ее родители уже закинули удочку на женихов, – ласково улыбается Листан и хлопает друга по щеке. – Ах, Фандер… что бы я без тебя делала… – жеманно вздыхает он. – Ты такой сильный! Защити меня! – Парни ржут, а Фандер кривится. – Но, в принципе, твой брат тоже сойдет. – И Листан разворачивается к Якобу. – Ах, Энграм, ты такой сильный… – И все четверо начинают неприлично, совершенно не аристократично ржать.
– Она крутится перед Энгом? – отсмеявшись, хмурится Фандер.
– Все крутятся перед Энгом, – закатывает глаза Листан.
– С каких пор?
– С тех, когда он три года назад переступил порог Академии. Он всегда был популярнее тебя.
– Да ладно! – Фандер морщится.
– Ну вот смотри. – Листан поправляет на переносице солнцезащитные очки. – Ты популярен только у первокурсниц, да? А он гулял в прошлом году с аспиранткой. Чуешь разницу? Твой брат не промах!
– И, кажется, зациклился на иной-сирене, – ухмыляется Якобин и кивает на парочку, шагающую от лотка с булочками.
Напряженная Брайт Масон в круглых очках и торчащей черной шапке, как воровка антиквариата, да еще и в безразмерном пальто на плечах. А рядом прилизанный, до тошноты идеальный Энграм Хардин. Эти двое садятся на лавочку и о чем‐то болтают. На лице Брайт скука, она даже достает плеер и начинает нажимать кнопки. Потом кладет на колени учебник, поворачивается к Энграму, который треплет языком не затыкаясь. Что‐то говорит. Энг кивает и начинает увлеченно наблюдать, как Брайт Масон читает книжку, нахмурив брови и кусая кончик карандаша.
– Идиллия. Эй, Рейв? – окликает Якоб.
– М-м?
– А вы и правда будете с ней разбирать библиотеку?
– Да.
– Мерзость какая… Там работы до конца года!
– Если я не убью ее раньше. Или наоборот. Дикарка. – Рейв пинает камень носком ботинка, тот взвивается в воздух вместе с облачком пыли.
– Не заиграйся, – тянет Листан в своей привычной манере. Он сплетник и прожигатель жизни, обожает всех подозревать в непристойных связях, а сам никогда ничего о себе не рассказывает.
– Спасибо за бесполезный совет, – очень тихо бормочет Рейв, рассеивая зависшую в воздухе пыль. Он делает это очень быстро, но, когда поднимает взгляд на Листана, понимает, что тот все увидел. Пылинки, будто издеваясь, сложились под действием магии Рейва в женское лицо, как обычно. – Мне пора. – Рейв разворачивается на пятках и удаляется от друзей. Ему нет необходимости смотреть, как Брайт Масон любезничает с Энграмом Хардином.
Глава четырнадцатая
Библиотека
БИБЛИОТЕКА
Учреждение, собирающее, хранящее, контролирующее (в случ. изданий, наделенных маг. свойствами) книги и периодические издания.
Даже первый месяц не подошел к концу, а Брайт уже разочарована во всей этой затее с учебой. Она с нетерпением ждет среды в надежде на что‐то более интересное, чем три пары пинорского языка и две пары вводного курса по модификациям. Ну, по крайней мере, не нужно делать домашнее задание, не придется учить словарные слова, потому что она и так их знает. И с модификациями попроще, потому что оценку за следующую пару она уже заслужила, рассказав все про лунный нож. Подумать только! Лунный нож! Детский сад. И по этой теме задали полноценную письменную работу.
Ну, по крайней мере, в среду стоит что‐то интересное под аббревиатурой ТЗД, и Брайт уже в том состоянии, когда хочет получить хоть какие‐то знания в этой «суперэлитной» Академии. Ну должен быть хоть какой‐то плюс во всей этой истории с обучением.
– Добрый вечер. – У дверей библиотеки стоит декан, и Брайт смущенно улыбается. Он здоровается по‐пинорски – видимо, это попытка уколоть за прогул пары. Все‐то он знает.
Декан не в преподавательской форме, как было во время занятий, на нем серый спортивный костюм: штаны и объемная толстовка. На ногах простые белые кроссовки. Он кажется еще проще и улыбчивее, настолько, что Брайт чувствует, как щеки немного краснеют.
– Добрый вечер, профессор, – отвечает она так же по‐пинорски.
– Готовы к отработке? – Он говорит медленно, чтобы она успевала переводить, но будто не сомневается, что ей это под силу.
– Честно говоря, с большим удовольствием пошла бы к себе и легла спать.
Столь длинное предложение удостаивается довольной улыбки, и Эмен Гаджи толкает дверь библиотеки, пропуская Брайт внутрь. Она замирает. Великолепных стеллажей, уходящих под потолок, больше нет. Всюду, словно мертвые бабочки, лежат книжные развороты, и Брайт даже удивляется, что они не разлетаются, потревоженные человеческими шагами. Обугленные полки источают запах костра и плавленой полировки. Витражи закоптились, магический фон ослаблен и словно одичал, это очень чувствуется. То и дело лица и рук Брайт касаются воздушные потоки, холодные или горячие, – это магия, освободившаяся от книжной оболочки.
– Вы знаете пинорский, – произносит Эмен Гаджи утвердительно и заинтересованно.
– Да… отец учил. Он алхимик…
– Знаю. Его книга была в этой библиотеке. Ее используют на парах алхимии как учебное пособие.
Брайт улыбается, ей бы хотелось заниматься по книге отца, но у нейромодификаторов нет в программе первого курса алхимии.
– Отец говорил на пинорском как на родном. Он сказал, что это наш тайный язык, когда мне было пять, и я сочла своим долгом штудировать пинорские словари.
– Как много талантов, – смеется Гаджи. Это могло бы быть неловко, но в его тоне сквозит сарказм. – Поиск приключений, основы хирургии и пинорский. Что еще? Чечетка? Декламирование стихов?
– Я неплохо пою, – отшучивается Брайт, а декан преувеличенно серьезно кланяется.
– Пожалуй, этот концерт я пропущу. – И они начинают смеяться.
Голоса отдаются в пустой библиотеке