Ольга Романовская - За гранью грань

— Я могу сюда принести. — Горничная покрутила металлические кругляшки, называемые кранами, и ванную начала наполнять вода.

— Да, немного. Что-нибудь легкое.

Нельзя морить себя голодом, съем салатик, например.

Горничная помогла раздеться, и я опустилась в теплую воду. Она чуть пенилась и полнилась ароматом амбры. Служанка уселась за моей спиной. Прикосновение пальцев к затылку заставило вздрогнуть и, прикрывшись руками, сесть. Почему она не ушла?

— Вы расстроены, я сделаю массаж и вымою голову. Какой шампунь предпочитаете, чего не любите?

Э, в каком смысле?

Потянувшись за полотенцем, обмоталась, мало заботясь, что оно намокло. Одно дело, когда мне помогают раздеться, и совсем другое, когда смотрят на голую, трогать собираются, пусть даже женщина.

И что такое «шампунь»? Оказалось, местное жидкое душистое мыло для волос.

Служанку моя стыдливость удивляла и забавляла. Видимо, у навсеек мораль другая. Не выдержав, сдалась, хотя мама, вернее, приемная мать не одобрила бы. Массаж служанок для одалисок, то есть людских наложниц в гаремах, а не для магесс.

— Нужно снять полотенце, — авторитетно заявила горничная. – Я возьму масло апельсина, если вы не против.

Что такое апельсин, не знала и попросила понюхать флакончик. В нос ударил сильный бодрящий аромат. Он понравился, захотелось попробовать фрукт, из которого его делают. Поколебавшись, озвучила желание, и горничная пообещала добавить к ужину дольки загадочного апельсина. По ее словам, это южный фрукт, похожий на маленькое солнце. Очень даже может быть, и эффект такой же: запах прогоняет грусть, будто ласковые лучи.

— У вас не поощряются физические контакты? Религия запрещает? – участливо интересуется горничная. – Или вы считаете себя некрасивой?

Промолчала. Не обсуждается такое с прислугой. Одернуть бы ее, но я так устала, так разбита… Вроде, не делала ничего, а плохо. Наверное, последствия увиденного и услышанного.

Рот внезапно наполнился горечью, будто от тошноты. Судорожно вздохнув, отвернулась и безвольно сползла в воду.

Моя мать мертва, имени я не знаю. Ее убил отец, вернее, человек, называвший себя моим отцом. Он растил меня как племенную кобылу, чтобы улучшить кровь.

Труп Алексии, жуткий, дурно пахнущий. Не менее страшные следы гнусных развлечений. Паленая плоть, кровоподтеки…

Закрыла глаза, но все равно видела тот мешок.

Меня затрясло, я издала хриплый стон и тут же оказалась в объятиях горничной. Странно, но захотелось не оттолкнуть ее, а, наоборот, прижаться.

— Это эмоциональный откат, госпожа, его сиятельство предупреждал. Сейчас пройдет, потерпите минутку.

Губ коснулась бутылочка. Покорно открыла рот и проглотила уже знакомый отвар. Страхи и кошмарные видения тут же исчезли, на их место пришло прежнее состояние опустошения, как после долгого плача.

— Его сиятельство сказал, больше не повторится.

Даже не заметила, как служанка стянула с меня полотенце. И хорошо, а то оно уже холодило кожу.

— А что еще сказал граф? – нахмурившись, обернулась к служанке.

Она сняла передник и верхнее платье, и, слегка морща носик, растирала в ладонях ароматное масло.

— Ничего такого. Приказал проведать, напоить, успокоить.

Горничная наклонилась и коснулась спины. Вздрогнула и отшатнулась, вызвав на лице служанки улыбку.

— Эх, — мечтательно протянула она, — многое бы отдала за такие волосы и груди, как у вас!

— А что в них особенного?

Недоуменно глянула на означенную часть тела. Обычная. Волосы тоже, при должном уходе любая девушка обзаведется такими.

— Волосы у вас такие светлые, густые, длинные, а грудь – высокая, пышная, так и просится в ладони. Счастливая вы! – с легкой завистью вздохнула она.

— Почему?

Не удержавшись, пощупала грудь. Действительно упругая, округлая, как раз по форме ладони. Не женской – мужской. Вспомнилась подслушанная когда-то фраза об идеальной груди. Говорили, будто хороша та, которая как раз помещается в ладонь мужа. Ни больше, ни меньше.

— Да вы на мою посмотрите и поймете, — печально вздохнула горничная и расшнуровала корсет.

Ее груди оказались остроконечными и маленькими. Действительно, мои красивее. Не удержавшись, погладила себя, задержала ладони на груди. Приятно и так спокойно. Холодные подушечки добавляли остроты ощущений. Одна, наверное, я бы подержала пальцы на груди дольше, а так пришлось запустить их в волосы — мягкие, словно шелк струятся. Век бы перебирала! А ведь до этого внимания не обращала, принимала, как должное. Быстро заплетала по утру волосы в косу, стягивала грудь отрезом льняного полотна по будням и грубого подобия корсета по праздникам и занималась домашними делами. Не до самолюбования. Да и с чего вдруг? Подобными вещам привлекают мужчин, а они по известным причинам меня пока не интересовали. Рановато в шестнадцать!

— Красивая, красивая. — Служанка и, приведя себя в порядок, вновь коснулась моей спины.

Расслабившись, позволила пальцам скользнуть по позвоночнику. Шумно вздохнув, прикрыла глаза, доверившись опытным рукам. Горничная оказалась волшебницей, размяла каждую мышцу, нашла каждый зажатый позвонок. Пальцы буквально порхали, даря покой.

Вопреки ожиданиям, массаж оказался приятным занятием. Век бы так сидела!

Нос заполнился ароматом апельсина. Он прогнал дремоту, захотелось поболтать со служанкой. Та с готовностью поддержала мой порыв, болтала о последней моде, сплетнях и прочих мелочах и втирала в кожу масло. Девушка заверяла, оно прогонит дурные мысли, а тело станет гладким, упругим.

— Ой, а есть такое средство?.. – замолчала, но решила-таки спросить. – Словом, можно убрать волосы, чтобы ноги действительно стали гладкими.

Горничная закивала и потянулась за одной из баночек на полочке. В ней оказалась сахарная паста. Служанка обильно смазала ей ноги, достала из кармана фартука странную полоску ткани – очевидно, она изначально собиралась провести процедуру – и прижала к жженому сахару. Продолжая болтать о последних светских новостях, горничная растерла мою ногу, а потом резким движением сорвала полоску. От неожиданности вскрикнула, но результат заставил позабыть о боли: ни одного волоска! Пара таких полосок, и ноги стали идеальными. Дома приходилось смазывать их пахучей мазью, от которой приходилось долго отмывать руки, тут же буквально пара минут. Боль же можно потерпеть, раненым приходится хуже.

От предложения избавить от волос везде отказалась. Служанка не стала настаивать, убрала баночку и, вновь смазав ладони ароматным маслом, надавила на холмики грудей. Былая расслабленность уступила место тревоге и дискомфорту. До этого никто, кроме меня, ее не трогал. Горничная почувствовала мое напряжение и поинтересовалась, в чем дело.