Узница гаргульи - Кэти Роберт
Поразительно, как велик соблазн. Если сдамся и перестану бороться, возможно, сумею обрести немного покоя. Проблема в том, что я не знаю, как перестать. Я боролась всю свою жизнь. А теперь, когда осталась последней из рода Йегер, мне кажется предательством счастливо делить постель с монстром. Неважно, что никто из моих родных, чье мнение я ценила, не назвал бы Брэма настоящим монстром, узнав, как сильно он обо мне заботится, как охотно отдает инициативу и хочет, чтобы я всегда была рядом.
Но от привычек трудно избавиться. Не знаю, как расслабиться и наслаждаться моментом. Все жду, что случится что-то плохое, хотя не знаю, что считать плохим в этой ситуации.
– Мы сегодня будем ссориться или трахаться… или то и другое?
Я вздрагиваю. Не заметила, что он проснулся. Его дыхание точно не изменилось и не послужило подсказкой. А потом до меня доходят его слова. То и другое?
– Ничего не выйдет. Мне нужны ответы, а тебе – ребенок. Мы оба обречены на разочарование.
– Скорее всего. – Он так легко соглашается, что меня это злит. Знаю, что Брэм сильно переживает за свой народ, в противном случае оставил бы их погибать в неминуемой гражданской войне, которая разразится после его ухода. Как можно быть таким ответственным и в то же время таким пораженцем?
Я не осознавала, что сказала это вслух, пока он мне не ответил. Брэм притягивает меня ближе и утыкается лицом мне в шею.
– Все просто. Когда тебе часто прилетает от жизни, учишься особо ни на что не рассчитывать. Будь я умнее, уже перестал бы бороться. Возможно, тогда обрел бы покой.
Каждый раз, когда он говорит такой вздор, у меня екает сердце. Я запускаю пальцы ему в волосы и приподнимаю его голову, чтобы посмотрел мне в глаза.
– Перестань. Если бы ты собирался сдаться, то уже сделал бы это. Очевидно, что не собираешься, так что хватит драматизировать.
– Это я-то драматизирую? – На его губах улыбка, но глаза остаются предельно серьезными. – Ты снова и снова сбегаешь в ночи, гоняешься за… Честно говоря, не знаю, за чем ты гоняешься. Какая разница, когда ты получишь ответы: сейчас или через семь лет? Неужели это что-то изменит?
Я немножко ненавижу его за этот вопрос. Потому что он прав и вместе с тем так далек от истины, что мне хочется что-нибудь разбить.
– Ты же не рассчитываешь, что я буду сидеть сложа руки или забавляться с тобой семь лет, зная, что до ответов рукой подать.
– Не рассчитываю. – Он садится, легко высвобождаясь из моих объятий. Если честно, я и сама не особо пытаюсь его удержать. Брэм встает с кровати и резко расправляет крылья. Его аура сейчас насыщенного морского цвета удовлетворения. Не знаю, как меня это характеризует, но я ощущаю острый укол удовольствия оттого, что отчасти это моя заслуга. Оно не продлится долго – удовлетворение всегда скоротечно. Но сейчас оно есть, и кажется это что-то да значит.
Просто я не знаю что.
Брэм нарушает молчание, не заметив моих странных мыслей.
– Поэтому я и заключил с тобой сделку еще в первую ночь. Ответы на вопросы манят тебя так сильно, что ты не сможешь удержаться. – Он бросает на меня долгий взгляд. – Но прошлой ночью ты об ответах не думала.
Правда, не думала. Я думала только о его прикосновениях и поцелуях. Даже сейчас, когда он расстоянии, отчетливо ощущаю, что лежу голая в его постели. И было бы так легко…
Черт возьми, снова отвлекаюсь. Одно дело, когда я могу убедить саму себя, что у меня нет выбора, но повторить то же самое при свете дня… С этой мыслью встаю с кровати, одеваюсь, стараясь не смотреть на Брэма, и иду к двери. Еще один недостаток того, что у меня никогда не было нормальных отношений, заключается в том, что я не умею ссориться и при этом не расставаться. Я сейчас в таком смятении, что не знаю, как поступить правильно, поэтому мне лучше уйти, пока не сказала что-то, о чем потом пожалею.
– Пойду прогуляюсь. – Может, после этого обрету ясность.
– Не думал, что ты трусиха.
Его слова заставляют меня замереть.
– Я не трусиха. – С моей работой ею быть невозможно. Страх означает смерть. Страх заставляет замереть, когда нужно бежать, и бежать, когда нужно сражаться. Страх вынудит кричать и привлечь монстров прямо к твоему порогу. Я всю жизнь искореняла страх из своей души. – Тактическое отступление – умный ход.
– Понятно. Мы все еще воюем. – Его голос звучит так устало, что я едва не оборачиваюсь. Но нет. Ни к чему хорошему это не приведет. Я уже и так много раз оступалась. Еще неделю назад мысль о том, что меня будет беспокоить мое слишком теплое отношение к какой-то гаргулье, вызвала бы у меня смех. Но теперь мне не смешно.
Я не хочу его ранить. Но не могу допустить, чтобы он меня отвлекал.
Заставив себя расправить плечи, выхожу за порог, так на него и не взглянув. Он не идет за мной. Твержу себе, что сама этого хочу, пока мои шаги отдаются эхом в пустых коридорах. Как он это выносит? Мой семейный дом такой же пустой и гулкий, – я знаю, что никто из моих покойных родственников не обернулся духом, – но все равно изо всех сил стараюсь не проводить там больше времени, чем необходимо. Тоска одолевает слишком быстро и укореняется в душе, а потом приходится голыми руками вырывать ее оттуда.
Возможно, Брэм – и впрямь родственник тех самых каменных гаргулий, которые украшают желоба старых церквей и зданий. Сидят, сгорбившись от непогоды, и наблюдают за всем сверху в полном одиночестве. Я никогда не сочувствовала этим статуям. Не должна сочувствовать и ему. Оставаться здесь – его выбор.
Он…
Резко останавливаюсь, когда в коридоре передо мной появляется гаргулья. Это явно женщина: низкорослая и крепкая, с объемным животом, голой грудью и бедрами, которые, судя по виду, способны разбить каменные глыбы. Как и у всех гаргулий, которых я видела в замке, из одежды на ней только набедренная повязка. Логично, учитывая, как непросто сшить одежду для кого-то с крыльями.
Она молча стоит и смотрит, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом.
– Я могу вам чем-то помочь?
Молчание длится невыносимо долго.
– Я Луна. Ее высочество Луна. Мой род восходит ко временам основания этих земель.
Жду продолжения, но она опять замолкает.
– Мне тебя поздравить?
Луна издает что-то похожее
