Евсения - Елена Саринова
— На госпожу ты, Евся, точно сейчас не тянешь. Иначе бы сразу их заметила.
— Кого? — забыв про возвращенную «незримость», присела я в заросли.
— Вон там, — мотнул куда-то направо, своим козлиным носом бес. — Ты ведь мне запретила за тобой вовнутрь входить, а уши мне в другом месте пригодились. Вот я их и засек. Они давно в придорожной канаве сидят, от крапивы чешутся.
— Да кто там? — сквозь жерди ограды, попыталась я вглядеться в темноту.
— Двое. Наймиты — убийцы. И они сюда пришли, в этот дом. Да только знака все ждут от хозяйки, Бобрихи какой-то, чтоб влезть вовнутрь. Один другому сказал, что, когда она его подаст, повторяю дословно: «Главный уже будет безвреден».
— От Бобрихи, значит? — со злым прищуром вспомнила я большое старческое ухо у стены. — Ну, да не дождутся они его.
— А-а, так это ты ее усыпила, значит? — догадливо хрюкнул Тишок, а потом заскочил на оградку. — Тогда, нам здесь, и в правду, больше делать нечего. Матаем?
— Да нет, дружок мой, подельничек. А, вдруг, они без знака туда полезут? — зашарила я взглядом по земле и, вскоре, нашла, что искала, подбросив в руке, извлеченный из края цветочной грядки, тяжелый голыш. — Где ты говоришь, та канава? — спросила, уже стоя в полный рост. А потом и вовсе, выбралась на тропинку вдоль улицы.
— Вон там, у кустов, — в предвкушении веселья, запрыгал вокруг меня бесенок, тряся лапкой.
— Ага. Л-ловите, сволочи!
Камень ушел аккуратно в цель (сказались, все ж, тренировки) и в подтверждение, оттуда прытко ломанулись по улице два мужских силуэта, сопровождаемые моим пронзительным свистом и задорной бесовской погоней с улюлюканьем и парой назидательных пенделей каждому. А вот когда тот, из проулка ко мне довольный вернулся, настала и наша очередь матать. Тем более, створка ворот распахнулась, выпуская из темени двора сначала Стаха с мечом, а потом и вооруженного так же, Храна. Но, это я уже заметила, рванув в другой конец улицы, где колыхался под ветром, наш туманный тоннель…
Плакать мне больше не хотелось. Даже теперь, сидя на своем, окруженном со всех сторон озерной водой, камне. Хотя, решение, которое я приняла, еще тогда, услыхав его изумленное: «Евсения?!», ничем хорошим мне в жизни не отзовется. Бесенок, мой дружок и подельник, понял это немного позже, когда я, не сворачивая к собственному «жертвенному камню», прямиком из тумана направилась к озеру. Понял. Поэтому сейчас, пристроившись ко мне сзади за свое любимое занятие, лишь вздыхал, обдавая мою мокрую спину своим прохладным бесовским дыханием.
— Сколько ты их уже наплел, этих кос? — спросила с усмешкой. — Завтра опять долго распутывать придется.
— А ты не распутывай. Так с ними и ходи, — принялся Тишок за новую, отделив мне со лба очередную тонкую прядь. — Евся…
— Да?
— А что теперь с тобой будет? — спросил осторожно, и снова вздохнул, пустив мне по коже мурашки.
— Не знаю, — равнодушно пожала я плечами. — Видимо тоже, что и три года назад.
— Понятно… И ты все одно твердо решила? Даже, не смотря на это?
— Ага.
— А, может…
— Тишок, я сегодня чуть не убила человека. И, не просто, «человека», а… Да, в принципе, какая разница? Ведь, случись все, как обычно, остался бы он до утра и впрямь «безвредным». И что тогда? Двое убийц против одного храпящего Храна?
— Ты там и еще с кем-то познакомилась? — удивленно хмыкнул «цирюльник».
— Ага. Почти… познакомилась, — невольно я расплылась, вспомнив себя в роли «белой, порхающей бабочки»… А потом вспомнила его, Стахоса… Вот, совсем, некстати, вспомнила. Мне эти воспоминания сейчас лишь мешают. — Тишок, а как ты думаешь, то случайность была или что-то иное?
— Это ты о чем сейчас? — насторожился, вдруг, бесенок, даже косу плести прекратил.
— Про все. Про мое появление именно у этого человека, про тех убийц, поджидающих знака. Да и… — вдруг, впервые, всерьез, задумалась я. — Слушай, а почему ты меня все эти годы водил по своим тропкам именно к тем людям?
— А какие для тебя люди «те» и «не те»? Они ж в таком случае — все одинаковы?
— Для меня, да. Но, ты ж их как-то выбирал? — не отступилась я. — Почему именно к ним меня приводил?
— Евся, а какая теперь-то для тебя разница? Ты ж у нас… помирать собралась, — угрюмо отозвался бес.
— Это, конечно. Но, пока-то я еще жива? И, понимаешь, в голове что-то крутится, какая-то ненормальная мысль, а ухватить ее не могу. Как тебя, порою, за твой длинный хвост… Ты меня слышишь?.. Тишок?.. Ты где? — круто развернулась я на камне, чтобы увидеть лишь расходящиеся по озерной воде круги. — Ну, прохиндей. Опять твои тайны…
ГЛАВА 11
Сегодняшнее утро я встретила, не в пример прошлому — бодрствуя. Сидела на подоконнике и, обхватив руками одну ногу, болтала на улице второй — надо же начать первый день своей новой, не «сорной» жизни, подобающе. Какой бы короткой она в итоге не оказалась. На душе было на удивление тихо. Будто я зашла сейчас в высокую-высокую каменную башню, замкнула за собой дверь, а единственный ключ от нее выбросила в окно — далеко в пропасть… «Башня… Еще бы дракона огнеплюйного на цепь у входа посадила, для пущей уверенности. И чтоб все рыцари в округе от проказы слег…», — замерла моя нога в своем полете. — «Что там с этими рыцарями?.. А на… рыцаре?.. — невидяще вперилась я в оконный косяк, а потом громко выдохнула. — Заслонка… Жизнь моя, пожухлый лист… Ох, и рано ты помирать собралась, полуумная полудриада. А, вдруг, да, запасной ключик есть?.. Адона! — сдуло меня с подоконника, как раз в тот момент, когда раскаленное до красна, огромное солнце, начало свой подъем из-за гор…
Нянька моя, драгоценная, невзирая на «особость» дня или его «обыденность», каждое утро свое начинала еще раньше. Это исключением тоже не стало, окунув меня сразу с лестницы в густой оладьевый аромат. Я со всего маху чмокнула ее в разгоряченную жаром от плиты щеку и выдала последнюю новость:
— Адона, я больше не буду «платить» за свой покой. Всё, кончились мои туманные прогулки. И это решение — окончательное… Ты чего?.. — и замерла растерянно в крепких ее объятьях. — Адона… Это что? Ты меня сейчас жалеешь или так… радуешься?.. Радуешься?.. Нет, я же вижу, что, не жалеешь. А больше у меня вариантов нет… Ой, оладьи горят… Да, давай я тебе помогу…
А к тому времени, как вся моя последняя «туманная