Сестры Ингерд - Полина Ром
Графиня командовала, а я с ужасом ожидала, что она скажет по поводу нашей одежды. В отличие от остальных невест, которых собирали матери, ни у Ангелы, ни у меня не было ни одного лишнего клочка кружева. Да и наши платья на фоне остальных выглядели совсем уж убого. Конечно, их погладили, но невозможно было скрыть, что туалеты отнюдь не бальные.
У каждой из нас в сундуке лежало по два платья: по одному шерстяному, молочно-серого цвета, с вырезом под горло и совсем уж скучному. Вторые туалеты были чуть более нарядные: из плотного узорчатого шелка и, в общем-то, возможно, подошли бы для похода в гости. Беда в том, что они были абсолютно одинаковые, довольно строгие, без выреза или кружева, отделанные черной атласной вставкой на груди. Остановившись у нашей кровати, графиня брезгливо поджала губы и несколько минут с недовольным видом любовалась одеждой. Я боялась, что сейчас она потребует кружева на отделку или что-нибудь такое. Но она лишь сильно нахмурилась и спросила:
-- Ваша мать жива?
-- Нет, ваше сиятельство. Маменька умерла, когда мы были совсем еще малы. Отец привел в дом мачеху, – тихо и скромно ответила Ангела.
-- Понятно. Ланси, туалеты госпожи Карлотты давно проверяли?
-- Перед первым снегом сама лично перекладывала, госпожа графиня.
-- Подготовишь для этих девиц синее и красное платье из иберийского шелка. Понятно?
Линси как-то испуганно посмотрела на графиню и молча закивала, так ничего и не сказав. К счастью, наша кровать была последней, и графиня удалилась даже раньше, чем мы с Ангелой сообразили поблагодарить ее. Зато на нас по полной оторвалась Кларимонда, высказывая, какие мы неблагодарные и невежественные:
– Графиня пожертвовала вам туалеты покойной дочери! А вы даже не удосужились…
Новую одежду мы получили к вечеру. Выглядели они несколько необычно. Если у остальных девушек платья шнуровались на спине и были целиком из одной ткани, то наши представляли собой два белых приталенных балахона с широкими юбками, поверх которых надевался длинный шелковый халат с несмыкающимися полами. Шнуровка шла спереди, и сквозь неё было прекрасно видно роскошный белый шелк нижнего платья. Ангела моментально вцепилась в ярко-алый туалет со словами:
-- Это мне!
Вспомнив историю с шубами, когда она утверждала, что красный ей не идет, я уточнила:
-- Чем этот красный цвет лучше? Почему это красная шуба тебе не шла?
-- Скажешь тоже! На красной вся вышивка растрепана! А в этом платье меня каждый заметит.
На мой вкус, красное было излишне ярким, и потому я с легкостью согласилась на требование Ангелы, про себя отметив, что сестра так и не изменилась: «Подлянки от нее можно ждать в любом момент!”, – напомнила я сама себе.
Последний день перед балом мы провели, примеряя одежду и приводя себя в порядок. Для желающих была нагрета вода, но кроме нас с Ангелой мыться никто больше не захотел. Барышни без конца спорили из-за зеркал и спрашивали друг друга, какое украшения больше подойдет к бальному платью.
В общем-то, по меркам нашего мира все мы были достаточно бедны, и украшения у всех девочек были совсем простенькие. А может быть, просто ювелирное дело здесь еще не так хорошо развилось. Пожалуй, у нас с сестрой были самые роскошные украшения. У меня красивый золотой кулон, у нее серьги от этого кулона. Думаю, это украшения покойной матери сестер Ингерд.
К нам в комнату даже принесли несколько тяжелых стульев из трапезной, чтобы мы могли аккуратно развесить на них одежду. Поэтому ходить по комнате было страшно неудобно: приходилось огибать стулья.
Девочки пробовали делать друг другу различные прически, без конца дергая двух горничных, которых приставила к нам та самая Ланси, старшая служанка графини. Я с удивлением увидела, что в этом мире уже существует плойка. Конечно, у нее не было такой удобной пружинной ручки, как у нас, да и греть ее приходилось на печке. Разумеется, температурный режим никак не регулировался, и в комнате отчетливо пахло палеными волосам. Вечером девочки не могли угомониться. А утром нас подняли совсем затемно.
Завтрак был необычайно плотным. А вместо поездки во дворец графиня лично вывела нас прогуляться по городу. Со двора мы вышли в сопровождении охраны. Нашу группу замыкали трое крупных вооруженных мужчин.
Гуляли достаточно долго, так что все успели устать, проклиная про себя железную выдержку графини, но не осмеливаясь ныть. После прогулки нам предложили не слишком плотный обед: вместо тяжелой похлебки – бульон с яйцом, а после этого позволили улечься спать. Это было настолько необычно, что мы не сразу поняли, и Ангела даже переспросила у Ланси:
-- Спать?! Но сейчас же только начало дня!
-- Спать, барышни, спать, – строго ответила горничная. – Сейчас вы выспитесь, потом у вас будет несколько часов на то, чтобы одеться и сделать прическу. А это, поверьте мне, очень утомительно. Потом вы поедете на бал и вернетесь совсем уж поздно. Так что немедленно укладывайтесь. Таков приказ графини.
Выбора у нас не было. Но графиня знала, что делала. Разрумянившиеся от вольного воздуха девушки начали проваливаться в сон буквально через пару минут, как только легли. Меня тоже сморило достаточно быстро, а когда проснулась, то попала в настоящую вакханалию подготовки.
В комнату принесли ширму и отгородили ею угол. За ширмой встала пожилая горничная, имеющая при себе кучу мягких полотенец и котелок с горячей водой. Каждая из нас по очереди заходила туда, держа в руках чистую сорочку, раздевалась догола, и старуха ловко обтирала ее горячей влажной тряпкой. Затем надевалась чистая сорочка, и (будущая/потенциальная) невеста шла укладывать волосы.
Кроме тех горничных, что были с нами в предыдущий день, графиня выделила еще двух. Поэтому с прическами закончили достаточно быстро. Прямо в халатах нас усадили за стол, в этот раз уставленный разнообразными сытными блюдами. Огромная тарелка с ростбифом, две небольших круглых головки сыра, вареные яйца и вместо травяного взвара – очень густой, похожий на кисель напиток со сливками.
-- Кушайте хорошо, барышни. Столько, сколько сможете, - строго проговорила Линси. – До завтрашнего утра у вас росинки маковой во рту не будет. Да и стоять на балу придется очень долго. Не хватало еще,
