Последний проблеск света - Клэр Кент
— Уверена? Мы не будем делать это, если тебе неприятно.
— Приятно, — я выгибаюсь и запрокидываю голову. Он снова поддерживает меня за задницу, и я пытаюсь понять, куда деть свисающие ноги. — Мне очень хорошо.
Трэвис расслабляется и позволяет своему взгляду снова пройтись по моему телу. Я бесстыдно раскинулась, его руки поддерживают мои бедра. Он может видеть всю меня.
Похоже, ему нравится то, что он видит.
Очень нравится.
Его глаза снова распаляются.
Затем его бедра начинают двигаться. Поначалу медленно. Ритмично. Осторожно раскачиваются.
Я беспомощно стону, чувствуя, как его длина движется во мне.
Это вызывает ноющую боль. Но не в плохом смысле слова.
— Тебе хорошо?
Я кусаю губы и стараюсь найти опору на постели. Мое тело сотрясается от его движений.
— Д-да. Хорошо. Очень хорошо.
Трэвис держит мои бедра слегка приподнятыми и долгое время движется в одном ритме. Мои обнаженные груди подпрыгивают. Выбившиеся волосы льнут к влажному лицу. Кровать тихонько поскрипывает.
И я занимаюсь сексом.
Я занимаюсь сексом.
Мои ноги неловко болтаются, так что я сцепляю их за бедрами Трэвиса.
Он начинает постанывать от наших движений. Этот грубый, примитивный звук отдается в самом центре моего нутра. Его бедра ускоряются, толчки становятся более энергичными.
Я выгибаю шею и стону, не в силах поверить, что эти чувственные звуки срываются с моих губ.
— Бл*ть, — черты его лица искажаются. Он теряет контроль. Его ритм усиливается. — Ох, бл*ть. Опусти руку и поласкай себя.
Эти слова удивляют меня. Даже шокируют. Но я немедленно реагирую. Я отпускаю простынь, в которую вцепилась, и опускаю ладонь на свой клитор. Я неуклюже тру его, пока Трэвис трахает меня.
Наслаждение резко скручивает все внизу, и я издаю жалобный мяукающий звук.
— Вот так. Именно так. Продолжай, — его пальцы впиваются в мягкую плоть моей попки. Мое тело подпрыгивает от его толчков.
Это ощущается таким диким. Похотливым. Скрип кровати, мои подпрыгивающие груди. Шлепки наших тел друг о друга.
Я лихорадочно тру себя, когда его толчки становятся жесткими и дергаными. Я кричу, когда наслаждение наконец-то захлестывает меня. Трэвис несколько секунд движется вопреки моим конвульсиям, затем резко вскрикивает и выходит из меня.
Он позволяет моим бедрам упасть на кровать и кончает на мой живот, рукой сжимая себя на протяжении разрядки.
Перед глазами все расплывается, но я вижу, как искажается его лицо, как рот открывается в хриплом стоне.
Я все еще легонько потираю клитор, ощущая отголоски наслаждения. Я тяжело дышу, наблюдая, как все напряжение уходит из его тела и лица, сменяясь мягким удовлетворением.
Трэвис падает на кровать рядом, повернувшись ко мне лицом.
Мне требуется немало времени, чтобы перевести дыхание. Когда возвращается дар речи, я хрипло произношу:
— Спасибо… тебе. Спасибо.
— Тебе было хорошо? — его голос такой же охрипший, как и мой, и я слышу, как он неровно и часто дышит.
— О да, — я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. — Тебе тоже?
— Лучше всего… на свете, — его серо-голубые глаза смотрят серьезно. По лицу стекает пот.
Он искренен.
Я выдыхаю с облегчением.
Это не было ошибкой. Я сделала, что хотела, и не придется об этом жалеть. Может… даже посреди опасностей, потерь и страха… мы можем сделать что-то чисто для себя.
Только для Трэвиса и для меня.
Нам может быть хорошо. Хотя бы на какое-то время. В незнакомом доме. В укрытии забаррикадированной спальни.
Необходимая разрядка в этом жестоком мире.
И если у меня есть право голоса в данном вопросе, мы сделаем это снова.
Глава 6
Несколько минут мы лежим на кровати голые и приходим в себя. Я чувствую, как дыхание Трэвиса замедляется, а тело немного охлаждается.
Мое тоже.
В итоге я спрашиваю:
— Тебя до сих пор тянет закурить сигаретку?
Он удивленно, но весело хмыкает.
— Не так сильно, как я думал. Я пытался бросить, когда родилась Грейс. Сократил до одной-двух штук в день. На улице, где дым не…
Он умолкает, но я понимаю, что он имеет в виду.
Он бросал курить ради дочки.
А теперь его дочь мертва.
— А потом, после, не было времени подумать о курении, даже если под рукой были сигареты, — он сгибает одну руку, кладет на нее голову и смотрит на меня. — Но если бы мне когда-то и захотелось сигарету, то именно сейчас.
Я улыбаюсь от теплого блеска в его глазах.
Его глаза скользят ниже по моему телу, он поднимается на ноги и натягивает трусы.
— Дай схожу за полотенцем. Я тебя всю испачкал.
Он и правда меня испачкал. Его сперма разбрызгана по всему моему животу. Я не уверена, что с этим делать, так что просто жду, пока он приносит полотенце (мы развесили их ранее, но оно все еще немного сырое) и вытирает мой живот.
Его рука замедляется, но не отстраняется. Трэвис не смотрит мне в глаза.
— Могу я кое-что спросить?
— Конечно, — я понятия не имею, чего ожидать, но мое сердцебиение учащается.
— Это… вот только что… это был твой первый раз?
Я напрягаюсь и отталкиваю полотенце. Я проверяю между ног, но непохоже, чтобы у меня шла кровь. Я сажусь и накрываюсь простыней.
— Ты… ты заметил?
Трэвис не отвечает. Не смотрит на меня.
— Я… я была так плоха?
Его взгляд взлетает к моему лицу.
— Нет! Конечно, нет. Ты была… великолепна. Я просто… задавался вопросом, — его акцент становится сильнее, он запинается.
Я расслабляюсь и пытаюсь улыбнуться.
— Можешь передать мне ту синюю футболку?
Трэвис встает за ней, пока я надеваю трусики. Надев и футболку, я подвигаюсь, освобождая для него место на кровати.
— Мне не стоило спрашивать? — теперь он смотрит на меня. Это уже что-то.
— Нет, ничего страшного. Я просто не хотела… быть плохой в этом.
— Ты не была плоха. Все было здорово.
— Я тоже так подумала, — я несколько секунд терзаю нижнюю губу зубами. — Это был мой первый раз.
— Почему ты мне не сказала?
— Не знаю. Я вроде как смущалась. И я не хотела, чтобы ты… обращался со мной иначе.
— Я был бы нежнее. Осторожнее. Если бы знал.
— Я знаю. Поэтому и не сказала. Я не хотела, чтобы ты был только осторожным и нежным. Я хотела… прочувствовать это.
— И как? — он удерживает мой взгляд, смотря искоса.
— Да. Прочувствовала, — я тереблю простынь. — А ты?
— Да. Я тоже.
Теперь все решено, так что мы готовимся ко сну. Я поправляю постель, пока Трэвис убеждается, что
