Тариф на любовь - Виктория Серебрянская

Поежившись от холода и ощущая себя куском мяса в морозильной камере, я спрыгнула с холодной печи на пол и огляделась. В скудном свете дня комната выглядела еще непригляднее, чем вечером. Захотелось уйти, как можно скорее. Вон из этого промозглого царства уныния и скорби. На лесные просторы. Пусть и в дождь, но чтоб глотнуть свежего воздуха. Спертая атмосфера дома меня душила.

Уйти просто так не позволяла совесть. Нужно было найти хозяйку и поблагодарить. Может быть, что-то сделать в благодарность. Все же она вчера немало повозилась со мной. Напоила молоком и накормила медом. Знать бы еще, что она туда подмешала. Голова побаливала, мысли ворочались вяло.

В доме было очень тихо. Наверное, хозяйка вышла по каким-то своим делам. Мало ли. Вряд ли она будет спать до такого времени.

На всякий случай, для очистки совести, я заглянула в угол за печь, где старуха вчера стелила себе постель. Того слабого света, что лился из маленького окошка, было явно недостаточно для освещения всего дома. Только поэтому я не сразу осознала, что видят мои глаза.  Зато когда поняла…

Мой крик слышал, наверное, весь лес.

Глава 21

Я сидела под огромным кряжистым деревом, сильно напоминающим нашу ель, и до рези в глазах вглядывалась в остывающие угли на другом конце поляны. Пепелище – это все, что осталось от странного дома, в котором я провела свою самую первую ночь в этом мире. И произошедшее до сих пор не помещалось у меня в голове. Вообще, мозг и сейчас, после немаленькой порции крови Алекса, едва ли не насильно залитой вампиром в меня, отказывался работать. Алекс сказал, что меня отравили.

Я смутно помню, словно видела через смазанное вазелином стекло, как бросился ко мне примчавшийся на мой крик вампир. Входная дверь с грохотом врезалась в стену, и отлетела от нее, жалобно скрипнув и повиснув на одной петле. И как застыл на месте, словно с разбегу врезался в невидимую глазу стену. Я его понимаю, как никто. Сама до сих пор не могу отойти от пережитого ужаса. Перед глазами до сих пор стоит увиденное.

В моей жизни уже были смерти. Я видела мертвых людей. Но то, что меня ожидало поутру после пробуждения на лавке у стены… Я такого ни в одном фильме ужасов не видела. И уверена, что больше никогда не увижу.

Тело старой женщины стремительно, у нас на глазах разлагалось. Собственно, я не знаю, как выглядит разложение. Полагаю, что именно так. Тело раздувалось и вспухало, словно напитанное невидимой влагой, обтекало и теряло форму. По дому, несмотря на леденящий холод, поплыл сладковатый отвратительный душок. Сначала очень слабый, едва ощутимый. Даже Алекс на него не обратил внимание.

Вампир в первую очередь, очнувшись от секундного столбняка, бросился ко мне:

– Аня! – Я ощутила, как меня неслабо тряхнуло. Алекс с тревогой всматривался в мое лицо. – Проклятые боги! Ты что-то пила? Или ела здесь?

Ответить мне удалось наверное попытки с пятой. Поначалу губы отказывались мне повиноваться. Потом оказалось, что я не знаю, как сложить звуки в слова. И только после того, как Алекс пару раз меня встряхнул, у меня получилось более-менее связно рассказать о прошедшем вечере.

Алекс ругался долго и виртуозно. А может мне просто так показалось. Реальность плыла и сменялась какими-то кусками, словно испорченная кинопленка. Ощущения были очень странные.

Вот Алекс меня тормошит и требует сказать, что я ела и пила.

Провал.

Взмах неподъемно тяжелыми ресницами, и вампир обнаруживается уже у стола, изучающим горшочек из-под меда.

И снова провал.

Следующий кусочек реальности – Алекс снова тормошит меня и страшно ругается. За что – непонятно. И в целом все слова пролетали мимо моего сознания.

Более-менее цельный кусок врезался в мою память, когда Алекс уловил на мне какие-то непонятные оранжевые блики. Я не сразу сообразила, почему вампир так встревожился. Только внезапно поняла, что в доме, не смотря на приоткрытую дверь, дышать нечем от вязкого, сладковатого запаха разложения. Меня едва не вывернуло тут же.

Оказалось, оранжевые отсветы – это блики огня, которого в доме в принципе не было. В общем, когда мы обнаружили источник, было уже почти поздно. Выскакивали мы на улицу уже под зловещее потрескивание огня, вырывающегося из огромных, зловеще светящихся багровым разрывов на бесформенной влажной куче, еще недавно бывшее человеческим телом и ласково лижущего оранжевыми язычками лавку и стоящий поблизости сундук.

– Аня, ты как?

Я не заметила, как ко мне подобрался Алекс, и вздрогнула от неожиданности.

– Как себя чувствуешь? Голова еще кружится?

Голова не просто кружилась. Она звенела и гудела, словно колокол. Алекс присел рядом со мной и, с тревогой заглядывая мне в глаза, ласково провел по моей щеке.

– Прости, не уберег тебя. Не думал, что старая карга может такое сотворить.

Не смотря на отвратительное самочувствие меня накрыло любопытство. Ничего ужасного, кроме смерти старой женщины, в произошедшем я не видела. И не могла понять, почему всегда спокойный и уравновешенный Алекс так переживает.

– А что, собственно, произошло?

Алекс опустил голову и некоторое время молчал. Я уже думала, что ответа вообще не услышу, когда он глухо поинтересовался:

– А что ты вообще помнишь? Кроме того, что уже рассказала?

Я пожала плечами. И попыталась систематизировать свои воспоминания, чтобы связно из описать. Оказалось, что систематизировать нечего. Я просто окаменела, когда поняла, что моя память больше похожа на дырявые рыбацкие сети – провалов в памяти было куда больше, чем воспоминаний. Да и те стремительно таяли. По спине пробежал ледяной озноб.

Алекс осторожно меня обнял, прижал к себе, ласково поглаживая по спине:

– Тсс… Все не так ужасно. Из памяти сотрется только то, что происходило с тобой после употребления горюницы болотной. Это такая травка. Правильно высушенная и приготовленная, в малых дозах, она хорошо лечит бессонницу у простых