Моя (с)нежная ошибка - Анна Снегова
— Я вот ещё чего не понял. Ты когда там, во дворце, про котов говорила помойных…
Я напряглась. Так. По второму кругу пошли.
— Ну, помнишь? Ты тогда ещё сказала, что предпочитаешь… как там было… ласковых помойных котов кусачим породистым псам — это же про меня было?
Пятая точка тут же услужливо подсказала, что на этот вопрос у меня не будет ни единого шанса ответить правильно. Как ни ответь — звучать будет не очень.
— А что? — притихла я.
— М-м-м… я так и думал. Значит, предпочитаешь котов…
И он лизнул меня в шею.
Протяжно так, размашисто, со вкусом. От сгиба вверх до самого уха. А потом ещё за мочку прикусил.
От неожиданности я вцепилась ногтями в руку, которая лежала на моём животе.
— Т-точно головой стукнулся… Дерек, а давай пока постараемся как-нибудь скрыть от верноподданных, что их король — того?..
— Как скажешь, моя королева, — промурлыкал муж. Стянул с моего плеча кружевную бретельку и впился в него зубами.
— Ай!
Сверху укус зализал.
— Д-д-дерек…
— Вкусная какая!..
— Эт-то мыло! Так и быть, подам тебе завтра за обедом кусочек…
Он приподнялся, повернул к себе властно моё лицо и впился в губы жёстким, требовательным поцелуем.
И правильно.
А то я от замешательства уже совсем чушь горожу.
Отпустил не сразу. Я воспользовалась моментом и отвернулась, чтобы скрыть смущение. Снова свернулась клубочком у него под боком, прижала кулак к исцелованным губам. Его напряжённые пальцы замерли на моём плече.
Ну, чего он затормозил-то? А дальше что? У меня так никаких нервов не хватит ждать.
Горячие пальцы опустились вниз, провели по ключицам. А потом остановились на кружеве, украшавшем вырез моей ночной рубашки.
У меня закрались странные подозрения.
— Это ещё зачем? — настороженно спросила я, когда пальцы погладили кружево.
— Слушай, Злючка! — спросил Дерек после секундной заминки. — А ты точно знаешь, откуда дети берутся? Или надо просветить?
— Конечно, знаю! — обиделась я. — Исходя из моих скромных познаний, грудь в этом не участвует! И куда мы в таком случае полезли⁈
Как-то подозрительно мой муж затрясся, уткнувшись мне в волосы. Складывалось даже впечатление, как будто надо мной смеётся.
— Рика, так надо, — заверил он, отсмеявшись.
— Точно? Обязательно?
— А вот давай мы сначала закончим, а потом ты мне сама скажешь, обязательно это или не обязательно.
Я обдумала предложение со всех сторон.
Дерек тоже видимо. Со всех сторон меня обдумал, потому что ещё и ногой сверху прижал для верности, чтоб не удрала. Ну, раз мне от него, судя по всему, никуда сегодня не деться… пропадать, так пропадать. Плакала моя девичья стыдливость. А чего я ждала с этим бесстыжим?
Пальцы, судя по всему, моё молчание истолковали правильно.
Потому что поглаживать мою рубашку перестали. И стали поглаживать меня.
Нырнули под край кружева в ложбинку на груди… а потом легли на нежное полушарие и крепко сжали.
О-о-ох мамочка!
О таком ты мне точно не рассказывала.
И откуда же мне было знать в таком случае, как это сладко? Как мучительно прекрасно то, что вытворяли с моим телом голодные мужские пальцы. Как выгибается тело дугой, когда они гладят, сжимают, наслаждаются тобой со вкусом и жадностью, и парадоксальным образом даря такое же наслаждение тебе.
Как уютно моей груди в его ладони. Как царапают острые, затвердевшие соски огрубелую кожу рук. Как хочется тереться об него довольной кошкой, выпрашивая ещё, и ещё и ещё…
И когда поцелуи впиваются в шею вот так, это совсем уже не щекотно. Это про страсть и нежность, это про близость и желание быть ещё ближе. Это про внезапное, как удар молнии, осознание, что целовать, кажется, можно всё тело. И губами территория поцелуев совсем не ограничивается. И обнимать можно тоже, вот так — всем телом.
А когда его руки дерзко, больше не спрашивая и не извиняясь, начинают хаотично бродить по тебе, гладя и сжимая всё, что только найдут, как будто утверждая своё право собственности на этом всём — больше не хочется останавливать. Совсем наоборот.
— Дерек, Дерек, слушай… — я с трудом нашла момент между поцелуями, чтобы спросить. — Я тоже хочу! Можно?
— Чего? — муж увлечённо работал над проблемой, как стянуть с меня рубашку так, чтоб не порвать и от меня за это не влетело. Поэтому не сразу сообразил, какого рожна мне опять надо.
— Ну… тоже кое-что хочу потрогать.
Он даже свои попытки бросил.
— Так. Заинтригован!
Всё ещё несмело я потянула руку и коснулась его волос. Чуть не застонала от наслаждения, как это было приятно — трогать вот так эти дикие лохматые пряди, по которым давно скучала хорошая расчёска.
— М-м-м… Злючка. Поправь меня, если что-то опять недопонял. То есть я тут весь перед тобой, а ты из всего меня выбрала… волосы?
Я с восторгом собрала в кулак целую горсть, наслаждаясь упоительным ощущением владения. Это всё — теперь тоже моё. Что хочу, то и выбираю.
Дерек закатил глаза и позволил ещё минут пять над собой поиздеваться.
Но дальше его королевское терпение снова лопнуло. И какой из него после этого, скажите на милость, мудрый и терпеливый правитель?
— Вот это тоже совершенно, абсолютно необходимо! — заверил Дерек, проникновенно глядя в глаза и пресекая любые попытки возражать на корню. В то время, как задирал подол моей рубашки, отчаявшись найти способ снять её без непоправимого ущерба. Себе.
Я откинулась на подушки и раскинула руки, счастливо улыбаясь. Довольная и мягкая, как глина.
— Всё, Ваше величество! Воля к сопротивлению окончательно подорвана. Можете делать, что вашей тиранической душе вздумается. Несчастный народ пока молча пострадает под невыносимым гнётом деспотии.
— Рика, ну правда надо! — обеспокоенно поглядывая на мою реакцию, заявил муж, разводя мои ноги и усаживаясь посередине. — Если будешь сухая, потом больнее будет. Ну, в теории. Я как-то с девственницами тоже раньше не особо дело имел…
Я резко прекратила улыбаться.
Приподнялась на локтях и уставилась на мужа не менее проникновенным взглядом начинающего инквизитора.
— А с кем имел?
Муж, кажется, тоже понял, что запахло жареным. Потому что поспешно спросил:
— Злючка, а давай будем считать, что у нас с тобой сейчас дружный коллективный первый раз?
— Нет уж! А давай мы лучше сейчас дружно посчитаем и вспомним, сколько у тебя было до меня шлюх⁈ — взвилась я.
Вместо ответа обвиняемый применил грязный приём отвлечения внимания.
Подтянул меня за коленки к себе и влез рукой под подол.
— А-а-ах…
Я откинула голову, жмурясь до звёздочек перед глазами.
— Мать твою за ногу! Рика! Да ты мокрая, как будто это тебя сегодня в океан окунули!.. Чтоб я ещё раз поверил в скромность невинных принцесс…
— Ещё раз не получится! — заверила я, задыхаясь. — Я тебя раньше прикопаю, если ты только посмотришь… м-м-м-м…
Что я там дальше собиралась сказать, уже было совершенно неважно.
Ничего не было важно, кроме моего любимого мужчины и его рук. Кроме жадных взглядов на обнажённой коже. Кроме радости, которая после мучительных, горьких как полынь недель друг без друга была сладкой, как мёд.
Его глаза вдруг снова оказались совсем рядом. Сверкнули на меня лукавой усмешкой.
— Эй, Злючка! Руку дай.
— Заче-е-ем?
— На всякий случай. Предупредить, так сказать. Кто вас, развратных девственниц, знает. Ещё испугаешься потом.
И схватив мою руку за запястье, бесцеремонно потянул её куда-то вниз.
Очнувшись от первого шока, я испуганно поглядела на мужа.
— Ой. Дерек, я… а как? Я же не смогу… я же…
Нет, к бедствиям таких масштабов меня мама определённо не готовила!
Я запнулась, когда увидела, как он на меня смотрит.
С такой… нежностью и гордостью — как будто любуется моим смущением. Как будто, как и я, пытается запомнить каждый миг этой безумной ночи.
И тогда я вздохнула, затихла и стала ждать. Доверчиво отдаваясь в его руки — так же, как доверила собственную жизнь там, у алтаря.
— Забыл сказать! — очень серьёзно, без капли смеха в карих глазах сказал вдруг Дерек и погладил меня по щеке. Переместил руку на моё обнажённое бедро, поудобнее устраивая под собой. — Я же тебя тоже.
А потом вошёл в моё тело — одним мощным
