Ненужная жена. Рецепт любви - Константин Фрес
— Не похоже. Проказа убивает чувствительность тела. Боли нет. Зрение… вы видите хорошо?
— Более чем.
— Пальцы и нос на месте?
— Да.
— Тогда я склонюсь к первоначальной версии. Вы отравлены. Может, существует какая-то пища, которую отвергает ваше тело. А может, чей-то злой умысел.
— Но я не ел и не пил ничего, что не пробовал бы ранее, — произнес Господарь. — И вообще не ел и не пил. Мы проезжали мимо поселка, когда приступ меня накрыл.
— Хм, хм, странно. А до этого? Не надевали ли новой вещи? Не вдыхали ли аромата новых духов? Может, веткой какой оцарапались?
— Нет.
— Но должно же быть что-то, чего вы хотя бы касались! То, что появляется в вашей жизни иногда, — упорствовала я. — Не часто. Может, вода из какого-то особого источника? Может, голубь с посланием?
Тут Господарь, собирающийся мне возразить, вдруг осекся, и, кажется, даже дышать перестал.
А его красавец-слуга обеспокоенно стрельнул глазами, косясь на меня.
— Вы читали письмо госпожи супруги, мой господин, — произнес он тихо и испуганно. — Я видел. Читали, и, вероятно, целовали строки, написанные ее рукой?..
Господарь молчал.
Но в этом молчании было столько свирепой ярости и столько боли, что дышать в маленькой комнатке стало трудно.
— Приступы случаются у вас не часто, — продолжил слуга, ободренный этим грозным молчанием. — Вспомните: брали ли вы перед ними письма госпожи Альбы? Никто ведь не открывает их, кроме вас. И никто не знает, как часто вы их перечитываете и касаетесь их руками. Уследить за этим невозможно. Может, права травница?
— Быть этого не может, — рыкнул Господарь. — Она не могла!..
Только оправившийся после приступа, он получил второй удар, еще сильнее первого. Каково это, перенести столько?
Я лишь горько покачала головой, ото всей души сочувствуя Господарю. Судя по всему, он без ума любил свою супругу. Целовал письма от нее! Тайно перечитывал! И каждый раз платил чудовищной болью за свою любовь!
— За что она так?.. — с содроганием прошептала я.
— За доброту, — рыкнул Господарь яростно. — Ее дом задумал презлое. Ее родня готовила покушение, но оно быстро было раскрыто. Чтобы я пощадил их, Альба согласилась стать моею. Клялась в верности и покорности! Неужто солгала?!
— Можно проверить, — тут же горячо вступился красавец-слуга. — Чтобы не обвинять голословно и не злословить. Я готов взять это письмо вместо вас, и…
— Ты не посмеешь читать ее письмо! — прорычал Господарь, яростно стискивая кулаки.
— Мне его и не нужно читать, — ответил слуга. — Ведь не написанные же в нем слова вас ранят! Я лишь коснусь его.
— Ты не представляешь себе боли, что обрушится на тебя, если эта догадка верна.
— И все же я готов рискнуть, — слуга опустился на колено и склонил голову. — Ради вас, Господарь.
Некоторое время Господарь молчал. Затем, решившись, звонко щелкнул пальцами. И ему, как по мановению волшебной палочки, принесли его подседельную сумку.
Он сам ее раскрыл. Сам достал плотный, порядком помятый и грязноватый конверт. Верно, тот путешествовал с Господарем долго, и перечитывал письмо Господарь часто…
— Открой его.
Красавец слуга поднялся. Я заметила, как он колеблется, но это был лишь миг слабости.
Затем он решительно открыл конверт, откинув клапан со сломанной сургучной печатью, и осторожно вытянул письмо.
— Чувствуешь что-нибудь?
Слуга провел пальцами по строкам, принюхался к пальцам.
— Ничего, — ответил он задумчиво. — Разве что…
— Ну?
— Пальцы немного покалывает, — произнес он. — Совсем немного.
— Странно было б, если б яд начал действовать немедленно, — сказала я. — Тогда сразу было бы ясно, что письмо отравлено. И Господарь к нему больше не прикоснулся бы.
Слуга осторожно провел пальцами по губам, и вдруг охнул.
— Жжет! — вскричал он, тыльной стороной ладони стараясь оттереть едкий вкус. Но, разумеется, ничего у него не получилось. Он с рыданиями упал на колени, ногтями исцарапывая лицо, которое под действием яда стало вдруг меняться. Судороги стянули его так, что красивый молодой человек мигом обратился в ужасного урода, изо рта которого текли слюни.
А он даже слова не мог сказать. Губы и язык его тоже свело судорогой, обнажив зубы в чудовищном оскале.
Он вопил и рычал, весь дрожа, пока я, не отойдя от первого шока, не плеснула ему в лицо остатки зелья из своего котелка.
Судороги через пару мгновений прекратились. Молодой человек упал, как подкошенный, лицом в пол, рыдая от перенесенной боли.
А письмо, намокнув в моем отваре, вдруг почернело, будто его кинули в огонь…
— Чернила отравлены, — заметил Господарь, наблюдая, как корчится бумага со лживыми словами любви, предназначенными ему.
— Нужно… нужно провести дознание, — сквозь слезы произнес молодой человек, кое-как приходя в себя и отирая мокрое дрожащее лицо. — Сама ли госпожа это сделала… или… или кто-то иной отравил ее письма.
— Проведем, — ответил Господарь глухо. — Эй, там! Заберите его! Положите в мой шатер, пусть отойдет от болезни… Но что мне теперь делать? Я искалечен. Изъеден ее ядом снаружи и изнутри. Долго ли протяну, даже если перестану читать ее ложь?
Голос его как будто ослаб.
Что яд? Он точил тело. А весть о предательстве любимой женщины сразила его прямо в сердце.
Но и этот удар он пережил, проглотив жгучую боль.
— Долго, мой господин, — вмешалась я горячо. — Вы проживете долгую и славную жизнь!
— И ты можешь меня вылечить?
Я лишь вздохнула.
— Я могу, — тихо произнесла я. — Но вам нужно устранить яд из вашей жизни. И никогда не касаться его.
— Долгое время я думал, — тяжело произнес Господарь, — что источник яда я сам… Проклятый, прокаженный…
В этот момент в ванную вошел еще один воин и, почтительно поклонившись Господарю за моей спиной, даже не глядя на меня, произнес:
— Господарь. Ваша лошадь упала. До утра не доживет.
— Видишь, женщина? — усталый голос Господаря был насмешлив. — Теперь источник яда — это я сам. Отравлен насквозь. Даже живым существам со мной рядом нельзя находиться.
— Которая лошадь умирает? — спросила я.
— Третья.
Я склонилась над ведром с остатками остывающей воды. Капнула туда три капли настойки своего драгоценного двуцветника. Противоядия из первых
