Шеррилин Кеньон - В полночном свете
Она взяла его за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза.
— Серьезно, Айдан. В моем мире зависть — это мужчина, Фтонос.[35] Он входит в окружение Афродиты, и никогда не пускал корни в моем сердце. И никогда не будет. Даже когда у меня были все мои эмоции, я ни в коем случае не впустила бы его.
Он притянул ее к себе и припал к ее губам в таком грешно-сладком поцелуе, что у Леты буквально поджались пальцы ног. Это был самый потрясающий поцелуй в ее жизни, но от осознания того, что это не может долго длиться, она ощутила боль.
Как будто почувствовав ее опасение, Айдан застыл на мгновение, прежде чем отстраниться от нее.
— Мне только что пришла в голову одна мысль. Что ты будешь делать, когда все это закончится?
Лета отвела взгляд, не в силах ответить на этот вопрос. Ей было невыносимо больно.
Айдан чертыхнулся, прежде чем ответил вместо нее:
— Ты должна будешь уйти, так? Я имею в виду, ты — действительно богиня. Я никак не смогу тебя удержать, верно?
— А ты бы хотел?
Он вскочил с кушетки и начал расхаживать взад-вперед перед ней. По тому, как он двигался, было заметно напряжение во всем его поджаром, сильном теле так, что можно было увидеть каждый его натянутый мускул. Она чувствовала смятение Айдана.
— Я не знаю, Лета. Я на самом деле не знаю. Ты — единственная за очень долгое время, кого мне не хочется прогонять отсюда.
Она улыбнулась ему.
— Ну, нельзя сказать, что с твоей стороны не было попыток выставить меня вон.
— Да, но я вернул тебя.
— Верно… — Она встряхнулась, обдумывая то, что лежало перед ними. — Я тоже не знаю. Лично я думаю, что мы должны сосредоточиться на том, чтобы выжить следующие несколько дней, а затем посмотрим, к чему мы придем,… если мы все еще будем целы.
Он немного задумался, прежде чем прошелся рукой по своим взъерошенным светлым волосам.
— О чем ты умалчиваешь насчет того, чему мы противостоим?
Она вытянула квадратную подушечку из-под руки и прижала ее к себе, обняв руками.
— Единственный вариант, который у нас есть относительно Долора, — сделать так, чтобы он снова заснул.
— Но?…
— В прошлый раз, когда я это проделала, у меня было столько ран, что я тоже была вынуждена отправиться в стазис, чтобы залечить их. Это было почти две тысячи лет назад.
Айдан был абсолютно неподвижен и ничем не выдал своих чувств, за исключением того, что опустил взгляд на пол впереди нее.
— Я понимаю.
У нее сердце разрывалось на части от всего того, что стояло за этими двумя простыми словами.
— Пожалуйста, Айдан. Не будь таким. — Его боль также заставляла страдать и ее. — Ты нужен мне разъяренным. Твой гнев питает мои силы и делает меня сильнее. Чем больше у меня сил, тем меньше у Долора возможностей ранить меня или тебя.
Он рассмеялся над иронией.
— Никогда прежде женщина не просила моего гнева.
Лета отбросила подушку, поднялась и в несколько шагов преодолела короткое расстояние между ними.
— Я не одна из твоих обычных женщин.
— Даже больше, чем ты думаешь. — Он взял ее за руку, в которой она все еще держала пузырек. — Итак, что мы должны делать?
— Нам нужна кровать.
Он выгнул бровь.
— Серьезно?
Лета рассмеялась.
— Прекрати это. Ты знаешь зачем. Нам должно быть удобно, потому что одного глотка сыворотки достаточно, чтобы мы заснули на всю ночь… или дольше.
Он принял надутый вид.
— Ты лишаешь меня всех удовольствий.
Его слова смутили Лету.
— Борьба — удовольствие?
— О, да. Выброс адреналина стоит на втором месте после секса.
Угу…
— Это — мужские штучки, не так ли?
— Я бы сказал «да», но я знаю достаточно много женщин, которые утверждают, что это свойственно не только моему полу. Я в изобилии встречал марафонских отбивающих[36] на высоких каблуках.
Лета закатила глаза. Отстранившись, она протянула ему руку.
— Вперед, солдат. Давай удовлетворим твою потребность.
Его голодный взгляд с жадностью пробежался по ее телу.
— Которую?
— Давай спасем твою жизнь, а потом подумаем о твоем теле.
Айдан издал полный отвращения звук.
— Умирающие заслуживают каких-нибудь удовольствий.
— Это так. Но я не желаю относить себя к умирающим.
Он все еще дулся, когда она притащила его в спальню. Лета заставила его лечь первым так, чтобы она могла капнуть три капли сыворотки на его язык.
На лице Айдана появилось жуткое выражение.
— Фу-у, она горькая.
— Я знаю.
Она увидела, как он начал моргать, пытаясь не заснуть.
— Не борись с этим. Увидимся на другой стороне.
Взгляд его зеленых глаз встретился с ее взглядом.
— Будет лучше, если так. Я верю тебе, что ты будешь там, Лета. Ты нужна мне там. — И на этих словах он заснул.
Лете воспользовалась моментом, чтобы окинуть его внимательным взглядом. Он действительно был красив. С единственным желанием — спасти его жизнь, — она легла рядом с ним и положила голову на его плечо прежде, чем выпила сыворотку.
Она не знала, чего им ожидать в царстве снов. Но будет сурово, жестко и холодно. Пусть так — они встретят это вместе.
— Я не предам тебя, Айдан. — Однако даже когда она произнесла эти слова, она не была уверена, что сможет сдержать свое обещание. Единственное, что она усвоила за свою длинную жизнь, — это то, что самые лучшие намерения часто оказываются самыми смертоносными.
Все, на что она надеялась, — то, что Айдан не станет ее следующей потерей.
ГЛАВА 7
Айдан находился посреди ослепляющей бури. Вокруг него, завывая в ушах, неистовствовали жестокие ветра. Он был окутан непроглядной мглой, едкой настолько, что она просочилась в каждую клеточку его тела. Мужчина не знал, куда повернуться. Любое движение сопровождалось зверскими ударами ветров, от которых он едва мог дышать. Он боялся и шагу ступить, опасаясь, что этим ухудшит свое положение.
С каждой секундой, что он изо всех сил старался устоять на ногах и выдержать эту бурю, в нем нарастала паника. Айдан не испытывал ничего подобного с того дня, когда его брат обрушился на него, отняв всех людей, которым он когда-либо доверял, и оставил его в одиночестве. Глаза Айдана застлала пелена ярости, но это ничего ему не дало. Сейчас его гнев был ничем по сравнению с чувством потери, которое овладело всем его существом.
А вокруг по-прежнему бушевали ветры.
Спаси меня… пожалуйста…
Зов, идущий из глубины его тоскующего сердца, был нерешительным, как у маленького ребенка, и Айдан ненавидел эту свою часть, из-за которой чувствовал себя таким потерянным и покинутым.
