Жена тёмного князя (СИ) - Цветкова Алёна
Утром в той же самой ямке снова лежала черное яйцо. Я ходила кругами вокруг него до самого обеда. А потом все же решилась, Борис ни в какую не хотел есть рыбу. Но в этот раз я оставила ему все, взяв себе только кусочек на пробу. Потому что яйцо сегодня было немного другим. В нем как будто бы стало больше черноты...
Так и повелось. Треклятая птица мучила меня кошмарами каждую ночь, но зато каждое утро я находила под кустом черное яйцо, которое Борис съедал без остатка.
От постоянного недосыпа у меня страшно болела голова, я засыпала на ходу, добирая недостающие часы сна днем, в ущерб всем делам. Но зато состояние Бориса стало меняться с каждым днем. Рана на ноге начала затягиваться, воспаление уходило, а сам он перестал быть таким бледным. Он пока так и не приходил в себя, но зато я перестала бояться, что мой муж умрет. Если бы не это, не знаю, как бы я выдержала все эти мучения.
А яйцо с каждым днем становилось все чернее и чернее. Белок уже мало походил на белок, превратившись в мерцающую тьмой субстанцию, а желток стал совсем темным с легким желтым отливом. Если бы я увидела такой ужас в первый день, то ни за что не взяла бы в рот эту гадость. Но сейчас я каким-то шестым чувством знала, что все так и должно быть.
Через неделю Борис пришел в себя. Это случилось ночью, когда я легла спать рядом с ним.
- Ася? - его шепот был таким неожиданным, что я вздрогнула.
- Борис! - вскочила, чувствуя, как на лицо наползает широкая улыбка, - Борис...
- Ася, - прошептал он, впервые с момента урагана, глядя на меня чистыми осмысленными глазами, - откуда у тебя яйца гурлинки?
- Яйца гурлинки? - переспросила я. Не потому что не поняла о чем говорит Борис, а потому что растерялась. - Она несется здесь каждое утро...
- Твою мать! - выругался он. - Не трогая ее яйца, Ася. Слышишь? Если она увидит, что ты его не взяла, она улетит.
- Но почему?
- Эта нежить питается тобой, Ася. - Борис закрыл глаза. - Твоими эмоциями, твоей внутренней силой. Поэтому тебя мучают кошмары. Это все гурлинка. Не трогай ее яйца, Ася. Я запрещаю. Поняла?
Последние слова прозвучали совсем неразборчиво. Борис снова провалился в беспамятство...
Но я все равно ему ответила.
- Поняла, - кивнула. - Вот только, дорогой мой муженек, я сама знаю, что мне делать. Пусть эта тварь жрет мои эмоции, не дает мне спать, но зато она дает мне свои яйца, которые почему-то помогают тебе больше, чем вся твоя хваленая магия. А мне уже как-то надоело, что мой муж больше похож на труп, чем на человека. Мне, в конце-концов, нужен мужчина, чтобы построить дом. Так что у нас с этой гурлинкой взаимовыгодный обмен.
Утром под кустом снова лежало черное, как ночь, яйцо. Только в этот раз внутри, вообще не было ни желтка, ни белка. Просто чернота. Но готовилось оно точно так же, как раньше. И Борис, находясь по-прежнему без сознания, снова съел все без остатка.
А вечером он снова открыл глаза и впервые повернулся сам. Без моей помощи. Он снова потребовал не трогать яйца гурлинки. Я спорить не стала. Покивала, соглашаясь, но утром снова полезла под куст за яйцом.
Еще через неделю рана у Бориса почти совсем затянулась. Он даже начал подниматься на постели и садиться. А я начала падать.
Я так уставала что у меня едва хватало сил на самые необходимые бытовые заботы: сбор дров и готовка замороженного рыбного филе. Я забросила все... Даже на огород не ходила, но пару раз за эти дни прошел довольно сильный дождь, поэтому я не беспокоилась. Если там что-то проросло, то оно непременно вырастет. А если нет, то хоть ходи, хоть не ходи. Бесполезно...
Большую часть дня я просто лежала в позе звезды прячась в тени от палящего солнца. А Борис, видимо, перепутал день и ночь, и теперь спал днем и бодрствовал ночью. Мы почти не говорили, я засыпала раньше, чем просыпался он, а он засыпал раньше, чем просыпалась я.
Он каждый раз кричал, чтобы я перестала брать яйца гурлинки, потому что это меня убьет. Но его крики, которые я слышала сквозь сон, были гораздо тише истошного «гур!» гурлинки. И я не обращала на них никакого внимания. Даже не просыпалась.
И каждое утро я поступала по своему... Брала яйцо, жарила черную субстанцию, в которую превратилось его содержимое, и кормила Бориса. Хотя его рана почти зажила, он по-прежнему каждое утро был без сознания. Если бы я могла задуматься, то сразу поняла бы, это очень странно и совсем не правильно. Но я была слишком уставшей и измученной, чтобы анализировать происходящее и делать какие-то выводы.
Не знаю, чем бы все это закончилось, но однажды гурлинка пропала. Я проспала всю ночь и весь день, как убитая, и проснулась ближе к вечеру. Яйца под кустом не оказалось.
Борис спал...
И вроде бы я должна была радоваться, Борис уже достаточно пришел в себя, я избавилась от гурлинки, но на сердце было тревожно. Нехорошее предчувствие холодило загривок... Я знала: что-то плохое или уже случилось, или случится вот-вот.
Первым делом взглянула на небо, но нет. Там все было чисто и хорошо. Еще одна буря нам не грозила.
Я попыталась приготовить еду, но тревога была такой сильной, что я забыла рыбу на углях и она сгорела... Я не могла ни есть, ни пить, ни жать, сидеть, ни стоять. Тревожное беспокойство заставляло озираться по сторонам, а порывы бежать куда-то сломя голову стали такими сильными, что я наворачивала круги рядом с пещерой, неосознанно продвигаясь куда-то на запад. Там было то самое болотце, где я потеряла обувь. И прямо сейчас мне нужно было туда. Я чувствовала.
Уходить далеко было страшно. Но одновременно нечто непонятное чуть ли не против воли тащило меня в ту сторону. В конце-концов давление стало невыносимым, и я сдалась. Плюнула на все и побежала туда, не разбирая дороги.
Я продиралась через кусты, оставляя на колючих ветках лоскуты юбки. Несколько глубоких царапин расчертили мои руки, которыми я раздвигала побеги неизвестного мне растения, покрытого острыми и длинными шипами. Раньше я всегда обходила это место стороной, как раз потому, что не видела причины лезь в колючки.
Из кустов я вылезла в разодранной одежде, вся покрытая царапинами и каплями крови. Но зато сразу стало понятно, почему меня так влекло на болото. На краю, на большой кочке, лежала мертвая птица... яркие черные перья побледнели, словно потеряв цвет. Легкий ветерок шевелил их, отчего картина выглядела еще более жуткой.
Зато тревога, которая заставила меня прийти, пропала без следа. Я успокоилась. И хотя сердце все еще колотилось где-то в горле, я знала. Меня сюда привела именно она, гурлинка. И все мои предчувствия были связаны с тем, что эта птица умирала.
Я сделала шаг вперед. Сейчас гурлинка меня не пугала. Наверное, за эти две недели я сроднилась с ней, привыкнув к ее присутствию в своей жизни. И единственное, что я сейчас испытывала, была жалость. Не знаю, почему она умерла, но птичку было жалко.
Я опустилась на колени перед мертвой гурлинкой, не обращая внимания, что холодная болотная жижа мгновенно промочила подол юбки и добралась до царапин на ногах. Медленно подняла руку, покрытую каплями крови, выступившими из разодранных колючками порезов. И осторожно, кончиками пальцев коснулась мягких, седых перьев...
порыв ветра, резко дунувший одновременно с моим касанием, пошевелил перья. И я поняла. Никакой птицы под ними нет. Кажется, кто-то поймал и слопал несчастную, оставив только горстку побелевших почему-то перьев...
- Прости, - прошептала я, искренне жалея гурлинку, которая так много сделала для меня. - я не знала, что все так плохо...
- Гур...
- Гур...
В два голоса ответили мне откуда-то изнутри... Я вздрогнула и разворошила перья, добираясь до самого дна гнезда гурлинки. Оттуда а меня смотрели два крошечных серых комочка с огромными глазами и острыми, как у мамы клювами, с яркими желтыми краями. Больше всего они были похожи на страшненьких и уродливых цыплят.
- Гур? - спросил один птенец и склонил голову направо, кося на меня красным глазом.
