Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон
— Домой, Джеймс, — сказала я, складывая зонтик. — Гони лошадей.
Воспоминание заставило меня улыбнуться, однако улыбка исчезла, как только я поняла, что эти хамы живут где-то неподалеку. Не факт, что в следующий раз мне снова повезет. Меня накрыла волна ледяного ужаса, в животе заныло, на коже будто опять проступили синяки, как после той поездки лицом вниз поперек лошади, когда я была связана и беспомощна…
«Хватит! — оборвала я саму себя. — Перестань. Я не поведусь на это. Они всего лишь подростки. Я не боюсь…» Вот только первым, кто меня тогда изнасиловал, был парень шестнадцати лет, который пожалел о содеянном.
Я зашла в узкий переулок между двумя зданиями, и там меня вырвало.
Однако я сумела прийти в себя. Вернулась в дом Шиппенов и собрала свои вещи, затем пошла в типографию пообедать и сложить остальные травы и лекарства; Фергус с Жерменом занесут их, когда во второй половине дня будут разносить газеты.
На обратной дороге к Честнат-стрит ко мне никто не приставал. Можно было попросить Дженни пойти со мной, но гордость не позволила. Я не допущу, чтобы дурацкий страх помешал мне делать свое дело.
И надолго тебя хватит? В чем вообще смысл?
«Смысл всегда есть, — пробормотала я. — Спасение жизни другого человека. Вот смысл».
Жизни, которую могут отобрать, растратить зря, загубить на поле боя… Сколько человек так погибло? И ведь лучше не становилось… А это лишь начало войны. Между моими жизнями тянулась бесконечная цепочка сражений: то Первая мировая, то Война за независимость — и непрекращающаяся резня.
Лето подходило к концу, по утрам в воздухе чувствовался намек на прохладу, хотя днем по-прежнему стояла духота. Такая, что невозможно вдохнуть полной грудью.
Я постояла у семнадцатого дома, не в силах войти внутрь и столкнуться с трудностями. Свернула на тропинку, которая шла вокруг дома к небольшому садику позади и с самыми неприятными ощущениями устроилась на скамейке среди роз.
* * *
Не знаю, долго ли я сидела рядом с громко жужжащими пчелами, сжав голову руками. Когда я услышала шаги, то заставила себя посмотреть, кто идет.
— Все хорошо, саксоночка? — Это был Джейми с огромной коробкой лекарств и бинтов. Судя по его встревоженному взгляду, выглядела я не очень. Мне не хватало сил, чтобы выглядеть нормально.
— Я просто… решила ненадолго присесть, — беспомощно махнула я рукой.
— Вот и молодец. — Он поставил коробку на желтеющую траву и сел передо мной на корточки, всматриваясь в мое лицо. — Что случилось?
— Ничего, — ответила я и вдруг заплакала. Никаких рыданий, всхлипов и дрожи, слезы просто потекли из глаз против моей воли.
Джейми заставил меня подвинуться, сел рядом и обнял. На нем был старый килт, и от запаха пыльной, истончившейся с годами шерсти я совсем расчувствовалась.
Он обнял меня крепче и, прижавшись щекой к моей голове, начал говорить что-то нежное на гэльском. В попытке понять его слова я немного успокоилась. Сделала глубокий вдох, и Джейми выпустил меня из объятий, хотя все еще поддерживал одной рукой.
— Mo nighean donn[127], — тихо сказал он и убрал волосы с моего лица. — У тебя есть платок?
Я рассмеялась. Точнее, из горла вырвался какой-то сдавленный смешок, но все же…
— Кажется, есть. — Я достала из корсажа застиранный квадратный кусочек ткани, несколько раз высморкалась, затем протерла глаза, думая, чем объяснить мое тревожное состояние — как духа, так и тела. Я не знала, с чего начать, поэтому просто заговорила:
— Ты когда-нибудь… нет. Я знаю, что у тебя это бывает.
— Скорее всего, — улыбнулся Джейми. — Что бывает?
— Ты видишь пустоту… бездну. — Когда я произнесла эти слова вслух, в груди снова появилась дыра, которую наполнил холодный ветер. Несмотря на жаркую погоду и тепло, исходящее от Джейми, по телу прошла дрожь. — Конечно, она всегда где-то рядом, прямо под ногами, только большинству людей удается не обращать на нее внимания, не думать о ней. У меня это почти получилось. В медицине по-другому нельзя. — Я вытерла нос рукавом, потому что уронила платок. Джейми достал мне свой.
— Ты имеешь в виду не только смерть? — уточнил он. — Ее-то я много повидал. И не боюсь лет с десяти. — Джейми посмотрел на меня и улыбнулся. — Да и тебя она вряд ли пугает. Я тысячу раз видел, как ты побеждаешь смерть.
— Это еще не значит, что я ее не боюсь, — усмехнулась я. — Обычно как раз наоборот, и тебе это известно, уж я-то знаю.
Он хмыкнул, соглашаясь, и нежно обнял меня. Это всегда успокаивало, но сейчас легче не стало, и чувство безысходности только усилилось.
— Просто… ничто. Бесконечное ничто. Что бы ты ни делал, кем бы ты ни был — все это не важно, все это поглотила бездна… — Я закрыла глаза, но темнота меня испугала, и я снова их открыла. — Я… — Я подняла руку, потом опустила. — Не могу объяснить, — сдалась я. — Этого ощущения не было после того, как в меня стреляли, или же я его не заметила. Я не видела эту пропасть, когда едва не умерла. А вот чувствую себя такой… такой чертовски хрупкой! Ужасно напуганной.
Я сжала кулаки, из-за чего проступили костяшки и голубые вены, спускающиеся к запястьям.
— Не смерти я боюсь, — шмыгнула я носом. — А тщетности. Бесполезности. Клятой энтропии. Смерть хоть иногда имеет смысл.
— Знаю, — ответил Джейми и взял меня за руки; его крупные ладони были изувечены и покрыты шрамами. — Поэтому воин не боится умереть. Он надеется, а иногда даже уверен в том, что его смерть не будет напрасной.
«Никого не волнует то, что случится со мной между прошлым и будущим».
Эти слова, казалось, пришли ниоткуда и поразили меня в самое сердце — с такой мощью, что я едва не задохнулась. Давным-давно он, полный отчаяния, сказал мне их в подземной тюрьме Вентворт. За мою жизнь он был готов отдать… нет, не свою жизнь — ее у него уже отобрали, — а душу.
«Меня волнует!» — возразила тогда я и, вопреки всему, освободила его душу.
А потом все повторилось: неистовая потребность вынудила его без колебаний пожертвовать собой ради своих солдат и ради ребенка, которого я носила. И душу пришлось отдать мне, и мы оба видели в этом смысл.
Смысл никуда не делся. Скорлупа страха
