Алексей Кав - Вера
Она вошла в комнату, подбежала к иконкам в углу и упала на колени. Здесь стояли две иконки, ее любимые, самые лучшие друзья, которым она поверяла все. Образ Иисуса Христа и образ Божьей Матери.
— Почему? Что я сделала не так? Почему это опять случилось? — вопрошала она сквозь слезы. — Я люблю его! Я все делала для него! Почему он отверг меня! За что?! Я думала он любит меня, а он бросил меня! Он ударил в спину! Он ударил по самому больному! Он словно ждал, когда я доверчиво откроюсь ему, и ударил. Самым жестоким образом! Кто он после этого? Кто?…
Образы глядели на нее печально и молчали. Вера сморгнула слезы, они тут же вновь набежали, размыли мир вокруг. Вера крепко зажмурилась, храня лики перед внутренним взором, продолжала вопрошать:
— Что же мне теперь делать?! Что? Я любила его! Я все готова была отдать для него! Но что я могу, если он сам отверг меня?! Что я могу после всего этого?!
Она открыла глаза. Святая Дева по-прежнему глядела на нее печально и как-то строго. Словно не совсем довольна речами Веры. Вера вздрогнула:
— Может быть дело во мне? — медленно спросила она. — Не судите, да не судимы будете! Кто я такая, чтобы осуждать его? Может быть это я была недостаточно чиста в помыслах. Может я не умею любить?
Лицо Пресвятой Девы немного смягчилось. Или это слезы застилают глаза?
— Я человек! Я всего лишь человек рожденный в грехе! — лепетала Вера. — Я стараюсь стать совершенной, но как мне далеко до него! Стало быть, любить нужно уметь! Я хотела лишь получать любовь! Все мы хотим, чтобы нас любили! Но ведь любовь заключается не в этом! Любовь не в том чтобы получать, а в том чтобы отдавать… Любить и отдавать! Отдавать все силы и все умения ради любви. И прощать… Прости нам грехи наши, как и мы прощаем согрешившим против нас…
Она вдруг вскочила, поспешно вытащила тоненькую брошюрку. Митрополит Сурожский Атноний «Таинство любви»:
«…Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью, — только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась.
Когда я нахожусь лицом к лицу с человеком, которого вижу глазами любви, не глазами безразличия или ненависти, а именно любви, то я приобщаюсь этому человеку, у нас начинается нечто общее, общая жизнь. Восприятие человека происходит на глубине, которая за пределами слов, за пределами эмоций. Верующий сказал бы: когда я вижу человека в этом свете, в свете чистой любви, то я вижу в нем образ Божий, икону. Знаете, каждый из нас представляет собой икону, образ Божий, но мы не умеем этого помнить и не умеем соответственно относиться друг к другу. Если бы только мы могли вспомнить, что перед нами икона, святыня!.. Это совсем не значит, что такая икона во всех отношениях прекрасна. Мы все знаем, что порой случается с картиной великого мастера, или с иконой, или с любым произведением искусства, с любой формой красоты: любая красота может быть изуродована — небрежность, обстоятельства, злоба могут изуродовать самый прекрасный предмет. Но когда перед нами произведение великого мастера, картина, которая была отчасти изуродована, осквернена, мы можем в ней увидеть либо испорченность, либо сохранившуюся красоту. Если мы смотрим на эту картину, на любое произведение искусства глазами изумленной любви, то видим прекрасное, а об остальном можем горевать, плакать. И мы можем решить, порой, всю жизнь отдать на то, чтобы все поврежденное в этом образе, в этой картинге, в этом произведении искусства — восстановить. Это дело любви: посмотреть на человека и одновременно и увидеть в нем его неотъемлемую красоту — и ужаснуться тому, что жизнь сделала из него, совершила над ним. Любовь — это именно и есть крайнее, предельное страдание, боль о том, что человек несовершенен, и одновременно ликование о том, что он так изумительно, неповторимо прекрасен. Вот если так посмотреть на человека хоть один раз, можно его полюбить, несмотря ни на что, вопреки всему, что бросается в глаза другим людям.
Как часто бывает, что любящему другого кто-нибудь скажет: „Что ты в нем нашел? Что ты в ней нашел?“ — и человек дает совершенно бредовый ответ: „да разве ты не видишь, до чего она прекрасна, до чего он красив?..“ и оказывается: да, так оно и есть, этот человек прекрасен, потому что любящий видит красоту, а не любящий, или безразличный, или ненавидящий видит только раненность. Вот об этом очень важно не забывать. Чрезвычайно важно помнить, что любовь реалистична до конца, что она объемлет человека всецело и что она видит, она зряча, но вместо того, чтобы осуждать, вместо того, чтобы отрекаться от человека, она плачет над изуродованностью и готова жизнь положить на то, чтобы все болезненное, испорченное было исправлено и исцелено…»
Слезы высохли, в груди зародилось и ширилось странное чувство. Некий щемящий восторг переполнил всю сущность Веры. Она поняла! Словно откровение снизошло на нее. Она вся задрожала и заговорила быстро-быстро, глотая слова и захлебываясь от восторга.
— Пресвятая Дева, я понимаю тебя… я была недостаточно терпелива, я позволила гордыне войти в мою душу… Я посмела осуждать его, в то время как сама далека от совершенства… Я не умею любить… Да… — она грустно потупилась, тут же вскинула заплаканные возбужденно блестевшие глаза. — Но я исправлюсь! Я сделаю все, чтобы быть достойной его любви! Я люблю его! И я сделаю все ради него! И прощу ему все!..
Софья Витальевна так и нашла ее, скорчившуюся у иконок. Софья Витальевна даже испугалась, слишком уж неподвижно сидит дочь, подскочила, тронула за плечо. Но Вера просто спала, уставшая от переживаний и долгой молитвы…
А потом наступило утро, и все муки ада снизошли на него…
Виталик проснулся рано утром от камнедробилки, что работала в его голове. Рот пересох, язык, словно наждачная бумага царапал небо. Мир вокруг плыл и двоился. Свет лезвиями пронзал глаза, стоило лишь приоткрыть веки. Виталик застонал и попытался вновь провалится в спасительное небытие.
Но организм требовал влаги. Перед глазами возникла безжизненная пустыня — ни облачка, не родничка. Одна лишь верблюжья колючка, что жесткими иглами царапает небо. Виталик застонал громче, прикрыл глаза руками и еще раз попытался их открыть. Камнедробилка в голове заработала громче, мир вокруг закрутился словно волчок, Виталика понесло куда-то. Желудок протестующе взвился, Виталик почувствовал, как к горлу подступает волна, поспешно лег обратно.
Спокойно! Все хорошо! Главное не делать резких движений.