Ольга Будянская - Темнейшая страсть
Гвен перенесли в дом. Все тут же засуетились. На объяснения времени не было, нужно было что-то предпринять. Торин наклонился к тому месту, из которого торчала стрела и втянул воздух через ноздри.
— Эта стрела отравлена, — сказал он, заметив, как сильно при этом побледнел Сабин. — Я чувствую характерный запах.
— Нам нужен врач, — Сабин не мог осознать услышанного. — Или целитель, или…
— Нет, врачи нам не помогут, а я попвтаюсь.
Торин набрал в грудь воздуха.
— Сейчас я попытаюсь вытащить стрелу. Сабин, можешь не опасаться Болезни, я в перчатках, она в одежде, прямого контакта не будет. Ты же должен держать Гвен, потому что процесс вынимания весьма болезненный.
Торин с Сабином подошли к Гвен. Сабин очень крепко держал её, и каждый стон боли, вырывавшийся из горла девушки, разбивал ему сердце. Торину удалось наконец вынуть стрелу, но это было только начало, потому что не стрела убивала её.
— А как быть с ядом? — Сабин нежно баюкал любимую.
— Его надо высосать, — был простой ответ.
Но сказать было легче, чем сделать. Торин знал, что яд уже был слишком глубоко в теле Гвен, и никто из них не способен его высосать. Сабин тем временем сосредоточил своё внимание на жене, и Торин стал придумывать выход.
— Сабин, я умру? — её голос был тише шёпота.
— Ну что, любимая, нет, и не смей даже мысли такой допускать. Сердце его обливалось кровью.
— Я хочу, чтобы ты знал, я… не боюсь… смерти… у меня было… великое… счастье… — я встретила… тебя, любимый.
Если она умрёт, подумал носитель Сомнения, он сам лично разрушит орден Ловцов.
— Любовь моя, — слёзы застилали ему глаза, — не оставляй меня, прошу тебя.
Торина осенило. То, что он придумал, было их единственной надеждой.
— У меня есть идея. Аэрон!
— Да, Торин?
— Позови сюда Легион.
— Зачем?
— Чего тут непонятного, — Камео сразу стало всё ясно. — У Легион достаточно длинные и острые зубы, чтобы суметь высосать яд.
Аэрон отсутствовал совсем немного времени, но для Повелителей это показалось вечностью.
— Пожалуйста, помоги ей, — попросил Аэрон, поднося Легион к Гвен.
— Всё, что хочешь, — и демоница приступила к делу. Эшлин притащила таз из ванной.
— Сплёвывай в тазик.
Сабин с облегчением следил, как лицо жены проясняется, к нему постепенно возвращались краски. Гвен лежала на животе, но лицо её было повёрнуто на бок.
— Вс-сё, — Легион спрыгнула с постели.
— Думаю, теперь Гвендолин ничто не угрожает, — констатировал Торин.
— Где ты этому научился? — спросил Сабин, с благодарностью глядя на него.
Торин пожал плечами.
— Хоть вы и остались дебоширить а Греции, это не означает, что в Будапеште всё было тихо.
Носитель Сомнения положил руку на плечо Торина.
— Я никогда этого не забуду. Теперь я в вечном долгу у тебя.
— Перестань, Сабин, какие долги могут быть между друзьями. В конце концов, это ты привёл своих греческих воинов в Будапешт, а с тобой была Камео.
Воительница нежно улыбнулась любимому.
— Если бы я знала, что мы будем вместе, я сама бы притащила сюда Сабина. Все рассмеялись, даже Гвен.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила девушку Камео.
— Очень хорошо.
— Тебе надо лежать, набираться сил, а мы должны подумать о защите замка, — произнёс Торин. — Ты что-нибудь хочешь?
Гвен долго не могла решиться, но подумала, что сейчас Торин не станет отказывать ей.
— Да. Я бы хотела попросить тебя, — начала она. — Ты не мог бы разрешить мне отрезать немного… колбасы?
— Моей любимой колбасы? Гвен…
Камео ткнула мужа в бок.
— Да ладно тебе, Торин, что ты жалеешь?
— Ладно, бери.
— Вот и молодец, — Камео звонко чмокнула его.
Когда они ложились спать, Торин спросил:
— Камео, милая, а где наша мочалка?
Девушка подняла глаза на воина.
— Почему ты спрашиваешь? Она тебе нужна?
— Вообще-то да. Я сейчас принимал ванну, и нигде не мог её найти.
Камео разгладила складки на хлопковой ночной рубашке белого цвета. Улёгшись поудобнее, она ответила:
— Аэрон попросил меня одолжить ему мочалку, но, боюсь, мы должны распрощаться с ней.
— Вот как?
— Да, Легион их сгрызает. Не терпит конкуренток и предпочитает сама делать их непростую работу.
В комнате раздался их смех. Торин потушил свет и они обнялись, готовясь заснуть.
— Торин…
— Да, любимая?
— Я хочу тебе сказать кое-что, — Камео начала выписывать причудливые узоры на его груди.
— Я слушаю.
— Помнишь, недавно мы обсуждали моё недомогание?
Торин повернулся к ней, вспыхнувшие глаза отражали страх за неё.
— Тебе опять стало хуже? — он отчаянно надеялся, что она ответит отказом.
Каме сильнее надавила на него, в каждом жесте проскользала нежность и любовь.
— О нет, не волнуйся, — Торин не мог выразить своё облегчение от этих слов. — Я не была уверена, но спросила у Эшлин, и утвердилась в своём мнении. Любовь моя, я подарю тебе ребёнка.
Повисла тишина, Торин молчал. В душу Камео закралось беспокойство. Он не рад?
— Это правда? — послышался его голос в темноте. — Ты уверена?
— Теперь да, — Камео жадно ждала его ответа.
Неожиданно Торин схватил её в объятия, но, вспомнив, в каком она положении, отпустил. Взяв лицо Камео в свои ладони, он с любовью поцеловал её.
— Значит, ты рад? — с придыханием спросила она.
Торин наградил Камео ещё одним поцелуем.
— Рад ли я? О, Камео, жизнь моя! Во всём мире нет мужчины счастливее меня!
Глава 17
Торин был готов станцевать джигу от счастья. Да возрадуется мир, того, чего он боялся, не произошло. Воин беспокоился, что Камео, как многие беременные женщины, будет подвержена частым переменам настроения, постоянно плакать, но этого, к его великой радости за месяцы её состояния, не случилось.
Но нельзя сказать, что всё было спокойно. Ловцы изредка продолжали докучать им. После каждого устроенного им предприятия редко кому удавалось остаться в живых. А совсем недавно им стало известно, что Ловцы в большем количестве начнут осваивать территорию вокруг замка. Что ж, они явно удивятся, когда им дадут достойный отпор. И ещё их ждёт сюрприз — хотя они и так уже, скорее всего догадались — Торин жив!
Это выступление против Ловцов в данное время было Повелителям крайне невыгодно. У Эшлин приближался срок рождения, и весь дом стоял на ушах. Меддокс и вовсе метался как зверь. Камео очень с ней сблизилась, но, видя, что порой Эшлин становится плохо, опасалась, когда ей придёт время рожать.
