Горький сладкий плен - Анна Жнец
— Глупости! — рявкнул Э’эрлинг и вздрогнул, удивленный собственным категоричным тоном. — Вовсе она не опасна и ничего с нами не сделает. Каждый может психануть.
— Психануть? Это ты называешь психануть? — А’алмар ткнул пальцем в его шею, на которой, судя по ощущениям, уже наливались синяки.
Э’эрлинг нервно дернул плечом.
— Она женщина. Женщины эмоциональны. И вообще…
Не договорив, он двинулся к палатке, которая уже успела стать им домом родным.
Бегать за Трисой по лагерю и приставать с вопросами было глупо (хотя хотелось), и Э’эрлинг погрузился в томительное ожидание. Вернется — сама все расскажет. Ну или опять сорвет на нем злость. Главное, чтобы вернулась поскорее, а то сидеть здесь в неизвестности уж нет никаких сил.
Время шло.
А’алмар спал, ел, ходил к дереву, которое служило нужником, раздражал Э’эрлинга звуками, которые издавал.
— Не шуми, — шипел Эхо на друга, косясь в сторону выхода из палатки в надежде увидеть знакомую фигуру, но она все не появлялась — только ветер, дразня, приоткрывал полог.
Куда эта упрямая женщина запропастилась?
— Но я не шумлю, — огрызался Ручей.
— Шумишь! Это невозможно терпеть!
— Но я просто сижу.
— Ты сидишь слишком громко!
— Я просто сижу и дышу.
— Значит, не дыши!
Где эта демонова Триса ходит? Почему не возвращается?
Э’эрлинг встал на ноги. Сел. Встал. Сел. Прошелся по шатру взад-вперед. Выглянул наружу и увидел целительницу, бредущую мимо.
Может, она знает, куда подевалась ее командирша?
Измученный ожиданием, он остановил знахарку, чтобы расспросить.
— Я видела, как госпожа вошла в палатку, где держат другого пленника, — ответила женщина. — У него еще такое странное имя. «Вороний принц».
К О’овулу?
Э’эрлинг стиснул кулаки.
— Но зачем?
Целительница пожала плечами. Ее голос звучал равнодушно, но слова были кислотой, плеснувшей в лицо.
— Наверное, вы больше не утоляете ее голод.
Не утоляем голод?
Какой голод?
Он отказывался понимать значение этой фразы, но мерзкий голосок в голове пояснил: «Тот самый. Плотский. Ты ей наскучил. Надоел. И она отправилась за новой жертвой, чтобы придаться похоти».
Распутница!
В крови забурлил огонь. Зубы клацнули. С губ слетел тихий рык.
Сорвала и выкинула. Попользовалась и бросила. Поимела, как портовую шлюху, и пошла дальше.
Отросшие ногти глубоко вонзились в мякоть ладоней.
Она просто играла с ним!
А что, если он не устроил ее в постели, оказался никчемным любовником, и поэтому Триса его больше не хочет?
Конечно. Именно так. У него ведь совсем нет опыта.
Но он может лучше!
И докажет это!
— Ситхлифам нужны яркие эмоции. Мужчины быстро выдыхаются и перестают удовлетворять их потребности, — сказала целительница, добавив еще немного соли на его раны.
Он не выдохся! Не выдохся!
С ним Триса захлебнется в эмоциях. Он утопит ее в страсти и наслаждении. Пусть только даст шанс.
Э’эрлинг представил ее с О’овулом, сидящую верхом на другом мужчине, чужие руки на ее прыгающей груди, и стрелой рванул в сторону палатки, где укрылись любовники.
Глава 27. Триса
Я была расстроена мыслью о скором расставании. Меньше всего мне сейчас хотелось играть роль злодейки и пугать кого бы то ни было, но разве есть у ситхлифы выбор? Главное правило, которому нас учили в Туманной Цитадели — перед важной миссией надо насытиться эмоциями.
Прежде чем нырнуть в палатку, где держали третьего пленника, я вытерла грязные сапоги о высокую влажную траву у входа. Затем глубоко вздохнула и откинула полог.
— Оставьте нас, — приказала я охранникам, приставленным к О’овулу.
Мужчины поклонились. Спустя секунду их уже не было в шатре. Моя будущая еда молча следила за мной со своей подстилки.
Эльф не был связан и для пленника выглядел очень даже неплохо. Не бит, накормлен, одет в чистое и сухое, вымыт и, похоже, доволен жизнью. За время заточения О’овул даже слегка поправился, отъевшись на дармовых харчах. Его цветущий вид меня бесил, потому что лишний раз напоминал, насколько я неправильная ситхлифа. Правильная ситхлифа — зло во плоти. Правильный пленник — тот, который дрожит от ужаса и истекает кровью. А у меня в лагере полный бардак.
Вы только посмотрите на этого эльфа! Он даже не испуган моим появлением! Наблюдает за мной напряженно, но без опаски. Ему, демон побери, не страшно, а любопытно! Любопытно! О, позор на мою голову!
Ничего, скоро мы это исправим. Скоро остроухий красавчик будет молить о пощаде.
В центре шатра стоял раскладной стол, заваленный игральными костями и остатками еды. Всю эту красоту я, недолго думая, стряхнула на пол и подтянула стол к пленнику. Интерес в глазах эльфа разгорелся ярче.
Нет, скажи мне, неужели тебе совсем не страшно? Даже самую капельку?
Сегодня мне было лень утруждать себя разговорами, и я принялась молча раскладывать на столе перед пленником орудия пыток: ножи, клещи, различные зловещие приспособления из металла. Все это я никогда не пускала в ход, но послушно носила с собой, как любая примерная выпускница Туманной Цитадели. Ножи выглядели острыми. Клещи демонстрировали фигурные следы ржавчины. При взгляде на железную грушу, распустившую лепестки, меня саму пробирала дрожь.
Закончив составлять этот жуткий натюрморт, я подняла на пленника красноречивый взгляд.
Ну? Ты уже трепещешь от ужаса?
О’овул внимательно осмотрел композицию на столе и ответил мне широкой улыбкой.
Серьезно? Нет, он серьезно?
— Это вставляется в зад, — я взяла в руки грушу страданий и начала вращать винт, отчего железная штуковина распустилась, как цветок.
— Очень познавательно, — продолжал улыбаться эльф.
— Не веришь, что я использую это на тебе?
— Нет, не верю. Вы добрая.
— Добрая? Да с чего ты взял?! — возмутилась я.
Ушастый наглец показал мне еще больше белых зубов.
— Слышу, что о вас говорят. Вижу, как вы обращаетесь с пленниками. Делаю выводы.
Выводы он, понимаете ли, делает!
В раздражении я швырнула грушу к остальным веселым игрушкам на столе. Те приглушенно звякнули.
В прежние времена и в другом настроении я, быть может, и попыталась бы разубедить свою жертву, возможно, из вредности даже всунула бы эту штуковину ему в зад, но сегодня не хотелось марать руки.
Однако мне все еще нужны были эмоции. Много, много сытных эмоций.
— Раздевайся, — бросила я, вспомнив реакцию Э’эрлинга на мои домогательства в день нашего знакомства. — Буду тебя пользовать.
Не буду, конечно. Максимум штаны спущу и за голые булки пощупаю, причем без особого удовольствия — все ради вкусной трапезы.
В этот раз эмоции должны бить
