Цветок вампира – аконит - Лили Мокашь
– Бинго, – вслух обрадовалась я, заметив руль за окном.
Быстро пересекла комнату, по периметру обойдя двуспальную кровать, и замерла, окинув ее взглядом. Отец уже постелил темно-изумрудное белье с золотисто-оранжевым витиеватым орнаментом, которое я заказала на прошлой неделе. На тумбе справа стояла фоторамка, повернутая чуть под углом так, чтобы можно было смотреть на изображение перед сном. Блик от света с улицы мешал рассмотреть фотографию, поэтому я подошла и подняла рамку. На старом снимке напротив подъездной двери стояла женщина с младенцем на руках, которую я сразу узнала. Сбоку от нее, придерживая за талию, стоял отец в синей полицейской форме, с еще полностью темными волосами, не отмеченными сединой. По груди тут же разлилось тепло, и мной овладела тоска от осознания, как давно мы были все вместе. Втроем. Я этого времени и не помнила. Для меня мама всегда существовала отдельно от Кости. Пока я росла, в доме всегда появлялся кто-то третий, уходящий. Ни один из последующих маминых мужчин не пытался заменить мне отца, и я была за это по-своему благодарна. Вот только как долго Костя был один, прежде чем я переехала к отцу доучиваться, раз в спальне все та же семейная фотография? Ни одна женщина не свяжет свою жизнь с мужчиной, у которого в памяти и в сердце – другая семья.
– Что ты здесь делаешь? – Я вздрогнула, услышав голос отца.
– Ничего. Так… – Рамка в руках будто обжигала ладони, но я в нерешительности продолжала держать ее, не зная, как поступить.
Костя перевел взгляд на фотографию и улыбнулся теплой, ласковой улыбкой, которую я давно не замечала на лице отца. Он подошел ко мне и указал пальцем на кулек, которым, несомненно, была маленькая я:
– Это мы тебя только-только из роддома привезли. Вас тогда задержали дольше, чем положено, и я даже успел занять у одного из коллег пленочный фотоаппарат – Витька как раз из отпуска вернулся и подсобил, – на минуту отец замолчал, а затем на выдохе произнес: – Хорошее было время.
В голосе звучала глубина одиночества последних прожитых лет, и от этого мое сердце разрывалось на части. Я не могла его бросить. Не сейчас, когда мы только начали жить вместе. Моя жизнь имела цену и была важна. Но платить за нее новой раной на сердце Кости я не была готова.
– Послушай, пап, – я начала медленно, понимая, что момент неподходящий, но едва ли представится другой. – Нам нужно поговорить.
Он опустился на постель и похлопал ладонью по одеялу, приглашая меня сделать то же самое. Я поставила снимок на место и присела рядом. Костя молча ждал.
– Я не могу так больше. Правда, не могу. Мне мало общения в школе. Я понимаю, как ты беспокоишься из-за всего происходящего, как хочешь меня защитить. Но ты не можешь уберечь меня от каждой возможной угрозы, понимаешь?
Костя кивнул. Он старался говорить медленно, немного растягивая слова, будто пытался сохранить тон голоса мягким:
– И что ты предлагаешь? Довериться судьбе и посмотреть, не станет ли моя дочь следующей жертвой маньяка? Извини, но такая игра мне совсем не по вкусу.
– Нет. Не довериться судьбе, но действовать в рамках разумного. Жизнь должна продолжаться. Например, если я не могу прогуливаться по улицам Ксертони одна, то почему бы мне не пригласить друзей домой? Места ведь много.
– Отличная идея! – наигранно радостно ответил отец. – И пусть тогда другие дети потом возвращаются в одиночестве и угодят в лапы маньяка, а ты потом будешь корить себя всю жизнь. Вот уж радости сколько!
– Ну замечательно. – Очередная попытка поговорить лишь испортила настроение. Я почувствовала, как вновь закипаю. Идея вернуться к матери выглядела все более и более привлекательной, но решиться было трудно: совесть не позволяла оставить отца одного. Неужели нет никакого выхода, при котором и он будет доволен, и я?
Не знаю, сколько еще мы просидели в спальне, пока я предавалась размышлениям. Небо за окном уже приобрело светло-фиолетовый оттенок, а значит, пора было выдвигаться в школу. Отец поднялся:
– Если ты еще что-то хотела сказать, продолжим в машине.
– Нет, – я покачала головой. – Сказать больше нечего.
Уговаривать отца позволить мне доехать до школы самостоятельно не имело смысла, поэтому я покорно села в машину и пристегнула ремень, думая, что скоро мучения закончатся. Костя повернул ключ зажигания, и включилось радио. Из динамиков вместо музыки доносилась утренняя сводка новостей. Настроение было и так паршивым, чтобы слушать. Я потянулась к радиоприемнику и принялась переключать станции до тех пор, пока не нашла хоть что-то стоящее. Услышав знакомый мотив, я откинулась в кресле и принялась смотреть через окно на проносящийся мимо лес. В предрассветном солнце верхушки деревьев выглядели темными, просмоленными. Пышные юбки елей, напротив, казалось, лишились цвета в сравнении с недавним огненным буйством осенних красок. Мир вокруг стал невзрачным и серым, как моя жизнь.
Костя остановил машину напротив входа в школу. Я потянулась через сиденье и подобрала рюкзак, после чего вышла из машины, решив не прощаться с отцом. Сил делать вид, будто между нами все нормально, не было. У входа в здание уже толпились одноклассники, и я легко разглядела среди них Никиту благодаря ярко-оранжевому пуховику. Не успела я закрыть за собой дверь, как отец окликнул меня:
– Ася.
Я безмолвно повернулась и выжидающе посмотрела на Костю.
– Скоро это закончится. Обещаю. Я почти встал на его след.
Ничего не ответив, я захлопнула дверь и направилась к школе. Машина позади тронулась. Стоило звуку отдалиться, как я достала из кармана куртки телефон и напечатала маме короткое сообщение:
«Я хочу назад, в Ростов».
Напротив текста тут же появились две синие галочки, подтверждая прочтение. Мама перезвонила.
– Привет, – только и ответила я, не зная, что еще сказать.
– Я думала, тебе нравится жить с Костей, – мама была в смятении. – Что случилось?
– Случилась гиперопека и затворничество, которое терпеть у меня больше нет сил. Мам, я даже не успела толком обжиться в городе, как он тупо начал привозить и увозить меня из школы, запрещая куда-либо выходить вечером. Самое смешное, что Костя и в гости никого позвать не разрешает,
