Мурена (СИ) - Багрянцева Влада
— Вот она где, негодница! — появляясь рядом, произнес шут. — Значит, с ней все в порядке, обыскался ее везде!
Это был странный человек, как и все шуты, которые казались либо откровенно сумасшедшими, либо ужасающе сообразительными, и иногда одно не отменяло другого. В нем Йоло ощущал что-то такое же древнее, как кровь своего рода, и ему казалось, что судьба недаром свела их пути. Мужчины Йоло не нравились, да и шут на него смотрел всегда с опасливым уважением, но когда они оказывались в непосредственной близости друг от друга, взгляды их спаивались, как железо в горниле. Шут смотрел с интересом, не понимая его, будто видел перед собой диковинного вымершего зверя.
— Ты ей нравишься, — сказал он, наблюдая, как крыса, цепляясь за одежду, деловито обнюхивает его волосы. — Пусть побудет у тебя — дела не ждут. Кстати, не видал ли ты леди Розу? Нет? Какое счастье! Она, надеюсь, от меня отстала, я не готов к такому уровню самопожертвования.
Подмигнув, он двинулся дальше, звеня бубенцами на концах треххвостого колпака. Писаным красавцем он не казался, но мужчины и тем более женщины находили его очаровательным — в ленивой кошачьей грации, в стройности ног, в подвижности лица и звонком хохоте было что-то притягательное. С ним было легко, он умел вызвать симпатию к себе у любого, потому Йоло, когда леди Роза, проходя мимо, спросила, не видел ли он шута, замотал головой.
***
Альбертино появился спустя пару дней после встречи у соседа, только в этот раз был выбрит налысо и носил пенсне. В доме герцога он поселился на правах дяди Весты, прибывшего на свадьбу, которого прежде считали пропавшим — Мурена только хмыкнул. Охраняя покой и благополучие будущих супругов, Альбертино показывался только на обедах-ужинах и обществом своим никого не утруждал, занимаясь делами поважнее. Ему даже удалось отыскать того, кто пытался герцога отравить — им оказался начальник стражи, подговоривший служанку, чтобы та заменила в спальне, где разместили Его Превосходительство, белье.
— Чего не сделаешь ради выгоды, — пожал плечами Альбертино, рассказывая Мурене подробности беседы с предателем.
Новая политика герцога, оставившая охрану без дохода в виде «дани» с магичек и продажных девиц, толкнула господина начальника на крайние меры, на которые был вынужден пойти и Альбертино.
— Это еще какие? — поинтересовался шут, но «дядюшка» Весты так выразительно поправил лацкан жакета, что в исходе встречи сомневаться не стоило — начальник стражи уже кормил рыб на дне канавы.
Он жил в особняке не меньше двух недель, когда лекарь сообщил, что леди Веста полностью здорова.
— Как же… А сыпь? — спросила она, закатывая рукав.
— Это от настоек, побочное действие. Смею вас поздравить со скорым замужеством и зачатием первенца!
Возможно, всем остальным это было не заметно, но Мурена на ее лице в этот миг прочитал тревогу, причину которой распознал только спустя пару дней, когда, забыв у фонтана жакет, вернулся за ним и сделался случайным свидетелем вполне логичной сцены: в темноте беседки на коленях ссутулившегося брата Йоло сидела леди Веста. И можно было подумать, что она упала на них случайным образом, споткнувшись, к примеру, если бы ее губы при этом не прижимались к его губам, а руки не обнимали мощную шею. Мурену они видеть не могли, а вот он их видел во всех подробностях, и понимал, что так жарко могут целоваться только очень влюбленные люди, считающие каждую встречу последней.
— Не хочу, не хочу! — всхлипывала Веста. — Давай сбежим!
— Догонят, — обреченно и спокойно при этом отвечал Нико. — Вы же знаете, Ваш отец сделает все, чтоб нас нашли. Да и куда я без Йоло? И герцог не заслужил такого отношения, он хороший человек…
— Он не любит меня!
— Редко кто женится по любви. Вы должны. А я всегда буду подле Вас, Вы уж не сомневайтесь…
Разговор не был предназначен для чужих ушей, и Мурена шагнул назад, отступая все дальше и затем отправляясь в комнату Леона. Леди Роза прекратила свои попытки сблизиться, потому Мурена мог передвигаться по дому без опасений нарваться на агрессивный флирт.
— Знаешь, твоя ведьма, похоже, схалтурила, — невесело усмехнулся Леон, когда он вошел к нему в спальню. — Выходит, что я женюсь в следующий понедельник, отец Брундо назначил исповедь на воскресенье.
— Шу никогда не халтурит, — произнес Мурена, правда, без прежней уверенности. — Идемте со мной. Сегодня самая темная ночь в году, какое-то там небесное знамение — Луны затеняются небесным камнем и видно все-все-все звезды.
— Лунное затмение? — фыркнул Леон.
— Вы так спрашиваете, будто я ученый, а не бедный безмозглый шут. Откуда мне знать? Небесные камни — это все, что я знаю.
На крышу башни, где располагалась его собственная комната, вела узкая винтовая лестница, и Леон по ней шел сопя громко и как-то осуждающе, будто миновал тысячи ступеней.
— Вот дерьмо! — протянул он, оступившись на последней и едва не свалившись в черноту провала лестницы, а оказавшись на крыше и уставившись на медленно поглощаемую гигантской тенью Луну, повторил: — Вот дерьмо!
— Вы в восхищении, я полагаю, — произнес Мурена, усаживаясь у края и следя, чтобы Леон не оступился и тут. — Смотрите, какие удивительные звезды — будто помытые родниковой водой.
Леон смотрел приоткрыв рот на явление, которое Мурена имел возможность лицезреть каждый год, но для человека из другого мира это, вероятно, было самым удивительным из увиденного прежде. Колючка, впившаяся занозой в вену, наконец дошла до сердца и расцвела розовым кустом, когда Мурена вспомнил слова той ободранной дикарки, что шла вместе с караваном, нашедшим его в Песках.
— Если встретишь поздно ночью
Ты упавшую звезду —
Помоги порвать ей в клочья
Путы времени в саду.
Отпусти ее на волю,
Ей не выжить среди нас.
Тех, на чью скупую долю
Выпал счастья скудный час.
Пусть посмотрит с небосвода
На огни в лесной глуши:
Это встретились у кукловода
Две заблудшие души.
Леон вздохнул — это он любил. Потянулся, оперся о его колено ладонью и поцеловал. И именно в этот миг, когда Мурена поверил в то, что нет ничего невозможного и Шу точно их не подведет, на границе с лесом прозвучал горн.
— Что это? — спросил Леон.
— А это, — Мурена провел языком по нижней губе. — Его Величество пожаловали в гости.
14
Леон, разумеется, никогда не предполагал, что увидит вживую целого Короля, потому его пробрало неприятным холодком, когда Мурена сообщил, что тот находится в нескольких минутах езды от особняка. Сам Мурена этому тоже не обрадовался, выругался сквозь зубы и принялся пояснять правила этикета: первым с Его Величеством не заговаривать, приветствовать низким поклоном, спиной не поворачиваться, даже выходя из помещения просто пятиться, при разговоре в глаза долго не смотреть, обеденный стол не покидать до тех пор, пока не уйдет Его Величество…
— Отказ в любой просьбе приравнивается к приговору на казнь, — завершил инструктаж Мурена, и Леону показалось, что беспокоится тот за него больше, чем он сам. — Не вляпайся, пожалуйста, в неприятности. Молчи. Главное — молчи.
Внизу началось столпотворение, во сто крат хуже того, когда нагрянул святой отец, разве что мальчишки не бежали впереди кареты и нищие не ломились в ворота. Протиснувшись сквозь толпу тетушек и кузин, Леон нашел Весту и встал рядом, отмечая, что и она не выглядит приятно обрадованной, как и ее брат, состроивший такую кислую мину, что щеки его обвисли и перо на берете поникло.
Все были взволнованы до такой степени, что некоторые уже начинали падать в обмороки, а когда в ворота въехали вооруженные всадники с гербом королевства, украшенным золотой бахромой, охнули хором. По сути большая площадка перед особняком стала мала, как маковое зерно, ведь следом за гербоносцами вкатился роскошный белоснежный экипаж, с которого спрыгнули пажи, затем кареты поскромнее — с придворными дамами, лучники верхом, несколько неприметных фигур — маги, а последними с повозки посыпались бородатые человечки, от которых несло крепким винным духом, с длинномордыми собаками — карлики-шуты и гончие Его Величества. Сам Его Величество, притащивший с собой весь двор, выбрался из кареты под фанфары — грузный, невысокий мужчина в белом парике с прикипевшей к напудренным локонам короной. Сделал шаг, обводя собравшихся тяжелым взглядом, и направился к замершему Леону. Подол горностаевой мантии несли пажи с одинаково пресными лицами.
