Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина
— Мне очень приятно такое знакомство, су-лейтенант. Мари дю Белли, — представилась я коротко. Не хотелось хвалиться тем, что Маритт еще и хорошо рождена — счастливой ее это не сделало.
Но что делать? У рождения есть свои привилегии и есть свои права, которые у них тут не принято нарушать. Он взрослый мужик и знал на что шел, принимая офицерский чин. А парень приятный, и цвет глаз у него мой — редкий. Светло-серые… Духами не пользуется.
Глава 10
Мое отношение к Лансу нельзя было назвать нормальным — я упорно видела в нем ребенка. Хорошо хоть не своего — с головой пока порядок. С подсознанием уже, похоже — нет. Иначе не ловила бы себя на том, что подсчитываю: 36–17 =… И вполне… Если бы не проклятая мутация, у меня мог быть сын этого возраста… не Ланс, но Лёша — запросто. Алекс… Александр. Да — назвала бы Сашкой. Всегда нравилось это имя.
Несмотря на то, что мальчишка видел меня голой и в процессе не самых эстетичных манипуляций, зла на него я не держала. Необъяснимо… но так. Зато сочувствие и бабья жалость зашкаливали, а еще ответственность. Отсюда и неодолимая потребность заботиться. По сути, он был первым лично моим пациентом, да еще и возраста подходящего.
Ночью его было жаль особенно, потому что тогда бедолага точно не притворялся. Во сне сосуды расширяются и чувствительность нервных окончаний возрастает. Ему действительно было очень больно и предплечье тоже болело, хотя и меньше ноги. Оно опухло и посинело — сплошная гематома… Холод, капустные компрессы… через пару дней можно будет подключить тепло и мази. Это понятно… Я просиживала с ним по полночи, держа за руку или делая холодные компрессы на лоб — посторонние ощущения отвлекают от боли. Дешам громко храпел рядом — через стенку. Для него поставили еще одну кровать — колченогую и грубо сбитую, с матрасом, набитым сеном. Доктор спал богатырским сном и просто не слышал стонов больного, так что моя забота где-то была и оправдана. Да я просто не смогла бы уснуть!
Но вот днем… я подозревала что, увидев такое ответственное отношение, парниша стал сочувствием моим манипулировать. Грамотно это делал, не наглел, но и от себя почти не отпускал.
Я полдня готовила рассасывающую мазь из корней лопуха по рецепту Дешама. Мужчина знал прорву народных рецептов и отлично ориентировался в их применении. О чем это говорило? О том, что он постоянно ими пользуется. И я теперь тоже буду. Он делал свои записи, и я свои — на русском. Так вот — мазь эту я колотила, сидя рядом с Лансом. Он же тоскует… именно так, горестно прикрыв веки:
— Я так тоскую один, мадам… Разрешите, мою кровать вынесут на воздух?
Французы… В крови это, наверное.
— Мари, вы не представляете, на какие безумства способны вот такие молодые оболтусы! — злился Дешам, — вы привяжете его своим добрым отношением, которого он может вообще никогда не знал! И он почувствует себя вашим рыцарем, защитником… Влюбленность будет толкать его на подвиги, и он даже ждать не станет… он сам будет искать причину защитить вас или ваше имя! Закончится тем, что вы же будете штопать его после дуэли, а то и оплакивать, чего доброго!
— Разве между нижними чинами возможны дуэли? — поразилась я.
— А они что — не мужчины? — в свою очередь удивился доктор.
Ну, так-то — да… И я взялась предотвращать.
Держалась ровно, песен о голубках больше не пела, не бежала немедленно на каждый стон, вообще старалась держаться на расстоянии, но получалось не всегда — проведать друга и подчиненного повадилась уйма народу. И заодно поговорить о собственных болячках, пожаловаться, а то и напроситься на осмотр.
Уже пару дней рядом постоянно мелькали чужие мужские лица — молодые и не очень, усатые, прокопченные солнцем и кострами, прорезанные морщинами и только-только украшенные первым пушком. Пестрила разными цветами форма, на столе будто сами собой стали появляться презентики в виде яблок и лесных ягод. А когда и веточка с желудями, цветок или булочка…
Но Дешам быстро пресёк это, заставив как-то Ланса сожрать все подношения, кроме травы — прямо сейчас и у всех на виду. Посетителей беспардонно выпроваживал, пригрозив не церемониться, если в будущем с ними не дай Бог что…
И угрюмо выговаривал мне, когда мы выходили за редуты собирать подорожник, копать лопух и вязать в пучки крапиву и лекарственную ромашку:
— Потому в лагере и нет прачек, кухарок и шлюх, хотя в других полках это норма. Миром правит похоть, Мари! Мужчины хотят… и будут хотеть всегда. Я выторговал для вас этот месяц… на большее полковник не согласен. Постарайтесь не подвести меня, вы не представляете — на каком вулкане сидите! Сидим мы с вами…
Я услышала его. И мне не нужно было мужское внимание. За все это время одиночества и воздержания не то, что гормонального взрыва — даже легкого всплеска желания не случилось. Похоже на то, что и здесь я не совсем в порядке… По молодости еще достигала пика — были моменты, но не так часто — не успевала. Темперамент такой дурацкий — заторможенный, или и тут подгадила чертова мутация? Да и Сережка не был мастером этого дела. Это только в книжках все подряд мужики — гиганты секса… Я научилась имитировать, чтобы не обидеть мужа, помогала потом сама себе. А дальше вообще перестала ждать чего-то от близости… потом и хотеться перестало.
Маритт…? Были мысли, что она вообще не подозревала, что такое оргазм. Бледная, тощая, замученная девочка… Я за год только-только выползла из этого состояния — чуть округлилась где надо, окрепла и посвежела, но что касается желания — даже не трепыхнулось ничего и нигде. Не просило, не тянулось и не замирало сладко…
Местные мужчины легко ассоциировались: молодой полковник — эстетическое любование, Дешам — дружеская симпатия, Гаррель — дочерние чувства, дурачок Ланс — материнские, су-лейтенант Ожаро — искреннее сочувствие. При этом все мужики были сильными, крепкими и здоровыми, как кони — замечательный генетический материал. И ладно бы кого-то из них я рассматривала в таком ключе — как шанс. Но вопрос вообще не стоял!
Своего мужа я сильно любила и было за что. Похоть если и правит, то в основном — мужчинами, женщинам одной её мало. А Сережа давал мне очень много — заботу, ласку, тепло, уверенность, что я нужна… Я