Усадьба леди Анны - Полина Ром
***
Анна стояла на борту огромного судна в окружении фрейлин и сопровождавших её солдат из личной охраны самого короля, всеми силами стараясь говорить со скорбью в голосе:
-- Ваше сиятельство, я так благодарна вам за заботу обо мне, но сейчас, с вашего позволения, я хотела бы отправиться в каюту – расставание с Эспанией разрывает мое сердце на части.
-- Конечно-конечно, госпожа герцогиня! Разумеется, вам следует пойти и отдохнуть, – Граф Эгле, сухощавый, невысокий, несколько вертлявый мужчина, заменивший на бракосочетании её настоящего мужа, поклонился довольно грациозно. – Мы отплываем только утром, у вас еще будет время немного отдохнуть, ваша светлость.
Теперь все к ней обращались именно так – «Ваша светлость». Герцогиня с тоской взглянула на море, отвесила глубокий поклон и двинулась в предоставленную ей довольно роскошную каюту.
Там, среди полированной мебели, позолоты и зеркал она, наконец-то, скинула с себя вуаль под недовольное замечание донны Мариэтты:
-- Госпожа герцогиня! Для таких целей у вас есть камеристка! Что подумает о ваших манерах ваш муж, герцог Максимилиан, если вы будете себя вести подобно купчихе?!
Анна злобно зыркнула на компаньонку, но промолчала. Если возразить, Мариэтта начнет зудить и спорить, выклюет весь мозг, и все это будет сопровождаться одобрительными кивками остальных фрейлин.
Донна Мариэтта очень серьезно относилась к своим обязанностям. За время пребывания в обители святой Бенедектины она успела послать нарочного к хорошей знакомой, и теперь свиту герцогини украшали, кроме необходимых швей, повара, горничных и лакеев, еще и личный мастер красоты, и куафер, и даже лекарь – жирный старик со слезящимися нездоровыми глазами.
У всех у них были прекрасные рекомендательные письма, и все возражения Анны разбивались о слова донны Мариэтты:
-- Это совершенно неприлично и невозможно! Ваша свита должна быть полной.
Толпа народу, встречавшая ее за воротами монастыря, кланялась при знакомстве и лепетала поздравления. За каретой, везущей ее на корабль, следовал целый обоз из других карет, телег, солдат и кучи обслуги.
Проведя день с компаньонкой, герцогиня просто мечтала остаться одна хоть ненадолго. Единственное, что могло ей помочь…
-- Бертина! – она кивнула подскочившей горничной и сообщила фрейлинам: -- Я плохо себя чувствую и собираюсь провести день в постели. Бертина, помоги мне раздеться и умыться.
На ее лице опять была ненавистная маска из косметики, тело сковано корсетом и платьем так, что даже откинуться на спинку стула было невозможно, но она все еще не считала себя проигравшей: некоторая доля везения не оставляла ее в этом мире...
Когда через месяц с лишним после прибытия в монастырь от дурной пищи, бесконечных молитв и рваного сна, недостатка движения и свежего воздуха Анна начала болеть, то у нее мелькнула было мысль согласиться с аббатисой хотя бы на время. Не сдаться, но – отступить…
Тут и проявилось ее везение. На счастье маркизы, монастырь посетил падре Мигелио. Немного побеседовав с ней, он пообещал помощь. И выполнил свое обещание очень быстро. Кто знает, что за расклады были в этом гадюшнике, однако жизнь Анны изменилась мгновенно.
Во-первых, ее в тот же день перевели в большую и солнечную комнату, где для Бертины была поставлена специальная кровать. Еда тоже разительно поменялась, да и во время ночных молитв никто больше не барабанил к ней в дверь. Ей даже позволили гулять в саду, если и сколько она пожелает.
Во-вторых, к ней допустили фрейлин, которых она часто удаляла под предлогом слабости. Анна и в самом деле чувствовала себя отвратительно, но не настолько, чтобы позволить им торчать у себя с утра до вечера. Так что днем она в сопровождении дам немного занималась шитьем, потом были уроки франкийского с одной из сестер, а вечера проходили в обществе Бертины -- Анна ссылалась на необходимость помолиться в тишине.
В-третьих, и, пожалуй, это было главное, ласковый падре Амбросио и неприятный отец Силино исчезли из ее жизни. Прекратились разговоры о «скромном пожертвовании на нужды Матери Церкви», а это уже было прекрасно.
Конечно, совсем без личного духовника отпустить ее не могли, но сейчас ей, как сообщила ласково улыбающаяся мать настоятельница, назначили другого:
-- Падре Амбросио перевели в другой приход, дитя мое. А вот святой отец Силино, увы, заболел. Помолись, дитя, за его здоровье. Твой новый духовный наставник обязательно прибудет к свадьбе.
Со свадьбой, кстати, тоже все было несколько странно. Вместо герцога Максимилиана де Ангуленского прибыл граф Эгле, ставший её мужем по доверенности.
-- Увы, сударыня, ко времени отъезда герцог Ангуленский слег с сильной простудой, и Его Величество назначил меня исполнить его обязанности. Все знают, донна Анна, как Его Величество любит герцога. Поверьте, вам удивительно повезло с мужем!
Предсвадебная исповедь новому духовнику, который странным образом не слишком вынимал ей душу. Скромная церемония в монастыре, где она была так закутана в тяжелый бархат и плотный шелк вуали, что еле достояла до конца. Священнику даже пришлось переспрашивать, согласна ли она: так глушила плотная ткань покрывала все ее слова. Поздравление аббатисы и монашек. И вот она уже не маркиза дель Боргетто, а герцогиня де Ангуленская и де Шефрез, жена герцога Максимилиана, которого не видела ни разу в жизни.
____________________________
дзимарра* -- облачение католического епископа, сутана с накидкой. Дзимарра может быть только черного цвета и отличается от кардинальской цветом окантовки и пояса. У кардинала цвет красный, а у епископа – малиновый или, как вариант, фиолетовый.
Глава 17
Шестнадцать дней плавания запомнились Анне как
