Позолота - Марисса Мейер
Близилась заря.
Никогда прежде ей не приходилось бодрствовать целую ночь напролет, и теперь она валилась с ног от усталости. Она плелась за призраком, с трудом держа глаза открытыми.
– Я все еще пленница? – спросила она.
Призрак долго не отвечал.
Очень долго.
И наконец Серильда догадалась, что он и не ответит.
Она нахмурилась.
– Надеюсь, в вашей башне лучше, чем в темнице, – сказала она, сдерживая зевок. Ноги почти не слушалось ее, а призрак все шел и шел. Он провел ее вверх по другой лестнице, и наконец, пройдя в низкую сводчатую дверь, они оказались в гостиной, соединенной со спальней.
Даже усталость, заставлявшая глаза слипаться, не помешала Серильде замереть от восхищения. Эту комнату нельзя было назвать уютной, но от ее мрачной элегантности дух захватывало. На окнах занавеси из черного и нежного кружева. На умывальнике из черного дерева – фарфоровый кувшин и чаша с водой, расписанные винно-красными розами и большими, будто живыми, бабочками. Рядом с кроватью стоял небольшой столик, на нем горела зеленая свеча, а рядом Серильда увидела вазу с букетиком подснежников – их нежные головки красиво поникли. В очаге ревел огонь, над камином висела картина в роскошной раме – суровый зимний пейзаж, мрачный и пустынный, залитый сияющим лунным светом.
Но главным, что привлекло ее внимание, была чудесная кровать под балдахином, со всех сторон окруженная изумрудно-зелеными занавесями.
– Спасибо, – выдохнула она, когда призрак зажег свечу у кровати.
Призрак поклонился и направился к выходу, но у двери вдруг остановился. Он смотрел на Серильду со странным выражением лица.
– Ты когда-нибудь видела, как кошка охотится за мышью?
Удивленная тем, что он заговорил первым, Серильда ответила:
– Да. У моего отца на мельнице была кошка, которая отлично ловила мышей.
– Тогда ты знаешь, как они любят забавляться. Отпустят мышь, позволят поверить, что она свободна… А потом ловят ее снова и снова, пока не надоест – а уж тогда раз, и слопают.
Грудь Серильды сдавило.
Голос призрака звучал ровно, безжизненно, но его единственный глаз затуманила печаль.
– Ты спросила, узница ли ты, – продолжал он. – Мы все узники. Уж если Его Мрачность тебя заполучил, он тебя не отпустит.
Произнеся эти жуткие слова, он еще раз почтительно поклонился и ушел, оставив дверь открытой. Незапертой.
У Серильды хватило сил только убедиться, что при желании она сможет сбежать. Возможно, это ее единственный шанс. Но сердце, которое билось все медленнее, сказало ей, что сейчас это так же невозможно, как превратить солому в золото.
Спать хотелось отчаянно.
Серильда закрыла дверь спальни. Засова не было – ни снаружи, чтобы не дать ей уйти, ни изнутри, чтобы не впустить чужого.
Повернувшись к двери спиной, она позволила себе забыть о призраках, темницах и королях. О кошках и мышках. Об охотниках и добыче.
Серильда скинула туфли и отдернула бархатную штору. С ее губ сорвался радостный вздох, когда она увидела, какая роскошь ее ожидает – вышитое покрывало, накидка из овчины и подушки. Настоящие подушки, набитые пухом и перьями!
Сбросив грязное платье и обнаружив, что в складках юбки застряла солома, Серильда бросила одежду на пол, рядом с плащом. Она не стала тратить силы на то, чтобы надеть сорочку, и сразу залезла под одеяло. Перина уютно пружинила под ее весом, окутывая ее, обнимая. Самое чудесное ощущение, какое она когда-либо испытывала.
В небе за окном алела заря, и Серильда позволила себе насладиться этим моментом. Жуткая усталость, казалось, пропитывала ее кости, давила на веки, заставляла дыхание становиться все глубже, все ровнее…
Затягивала в сон.
Глава 14
Проснулась Серильда от холода.
Свернувшись клубочком, она пошарила вокруг, пытаясь натянуть на себя теплые одеяла, взбить пуховые подушки. Пальцы нащупали только тонкую нижнюю сорочку и ее собственные руки, покрытые гусиной кожей. Со стоном перевернувшись на другой бок, она зашевелила ногами, ища теплую овчинную накидку, которую, должно быть, сбросила во сне. Мягкую и тяжелую шкуру, которая так давила ей на ноги ночью.
Но вокруг не оказалось ничего кроме холодного зимнего воздуха.
Дрожа, она ледяными пальцами протерла глаза и заставила себя разлепить веки.
В окна лился солнечный свет, слишком яркий.
Она села, поморгала и прищурилась, чтобы видеть яснее.
Бархатные шторы балдахина исчезли, вот откуда холод и сквозняк. Пропали и одеяла, и подушки. В очаге было пусто – ничего, кроме сажи и пыли. Мебель оказалась на месте, только столик, стоявший у кровати, валялся на боку. Ни следа фарфоровой умывальной чаши, кувшина, свечи, вазочки с цветами. Стекла в одном из окон были выбиты. Легких, как паутинка, кружевных занавесок не было. С люстры и балдахина свисала паутина, покрытая такой густой пылью, что выглядела она как черная пряжа.
Выбравшись из кровати, Серильда бросилась к своему платью. Пальцы онемели от холода, и пришлось с минуту растирать их и отогревать дыханием, прежде чем она сумела застегнуть пуговицы. Сунув ноги в башмаки, она накинула на плечи плащ и завернулась в него с руками, как в одеяло. Сердце колотилось как бешеное – она поверить не могла, что видит перед собой ту же комнату, что и прошлой ночью. Точнее – ранним утром…
Сколько же она проспала?
Вряд ли больше нескольких часов, но спальня выглядела так, будто никто сюда лет сто не заглядывал. Она выбежала в гостиную. Роскошные кресла пахли гнилью и плесенью, обивка была изгрызена мышами.
Окончательно проснувшись, она стала спускаться по лестнице. Ее шаги отдавались гулким эхом. По каменным стенам сочилась вода, стекла в узких оконцах потрескались, или их не было вовсе. На ступенях, в щелях между камнями пробивались чахлые стебельки растений с шершавыми листьями, пробужденные к жизни падающими редкими лучами утреннего света и холодным, напитанным влагой воздухом.
Добравшись до первого этажа, Серильда снова вздрогнула.
Очевидно, что ее перенесли в другой мир или в другое время. Это не тот замок, в котором она заснула. Каменная кладка такая же, как в пиршественном зале, и люстры такие же огромные, но время и природа наложили свой отпечаток на стены. Плющ тянулся по полу, карабкался вверх по дверным косякам. В светильниках не было свечей. Исчезли ковры. А куда подевались все охотничьи трофеи и чучела, сделанные искусным чучельником?
У дальней стены висел гобелен, весь в лохмотьях. Серильда осторожно подошла к нему, хрустя башмаками по щебню и сухим листьям. Она узнала этот гобелен, изображавший огромного черного оленя на лесной поляне. Но прошлой ночью олень был пронзен дюжиной стрел и истекал кровью, так что было понятно – он вот-вот умрет. Теперь тот же самый зверь возвышался среди залитых светом деревьев, изящный и сильный, его огромные рога вздымались к луне.
Прошлой ночью жуткий гобелен был целым, а его краски – яркими. Теперь же этот гобелен был испорчен, весь в дырах, источен молью и плесенью, краски
