Клеймо Солнца (СИ) - Анна Пауль

Слова Ноны возвращают меня к реальности, из которой я на мгновение выпала. В памяти всплывает ужасающее отражение в озере, и я обхватываю собственные плечи руками, пытаясь защититься — то ли от леса вокруг, то ли от убеждений моей подруги.

— Хочешь сказать, что тальпы выжили после Великого Пожара? — я заставляю себя посмотреть на девушку со снисходительностью, и Нону это явно задевает.

— Конечно же, нет! — отмахивается она недовольно. — Тальпы — это вообще жители станции. Если кто-то и выжил, то простые люди.

Я никак не реагирую на слова Ноны: мне всё равно, как называть предателей. Моё молчание она, похоже, воспринимает как маленькую победу и уверенно продолжает:

— Я хочу сказать о другом: какие-то другие народы, помимо нас и корриганов, явно живут здесь и уж точно не по нашим правилам.

Впервые за весь разговор я испытываю облегчение и не удерживаю смеха. Нона отступает, поражённая совсем не тем откликом, на какой, вероятно, надеялась.

— Ты действительно веришь в это? — спрашиваю я с кислой улыбкой. — Конечно, нам рассказывали о корриганах, хвостатых уродливых тварях, которые живут в водоёмах, и велели не приближаться к болотам и помутневшим рекам. — Не знаю, зачем я это говорю: Нона и без меня хорошо знает всё, что рассказывали. Я ловлю себя на мысли, что напоминание просто помогает мне защититься от того бреда, который выдала подруга. — Поселения выглядят так же, как наше, и в них живут такие же солнечные, как и мы. Ты выдумываешь.

— А ты бывала в других городах? — тихо спрашивает Нона, и наши взгляды впиваются друг в друга. — Кто-нибудь из Фрактала, якобы побывав в других краях, рассказывал о них хотя бы раз?

Холод сковывает моё тело, и я не нахожу сил произнести хоть слово.

Такой простой вопрос. Но я никогда не задумывалась.

— Кто сказал нам, что корриганы — единственный на планете народ, отличный от нашего?

Такой глупый вопрос, но холод сковывает моё тело, и я до боли впиваюсь руками в плечи.

— Авгуры, — бездумно отвечаю я, и Нона одобрительно кивает.

— Вот именно. И они лгут.

У меня открывается рот, а сказать ничего не могу.

Нона медленно приближается ко мне и пристально смотрит в глаза долгую минуту, а затем тихо произносит:

— Если я права, то у нас всех большие проблемы.

Её угрожающий и при этом холодный, бесчувственный тон, такой, словно девушка просто сообщает какую-то общепринятую истину, пугает меня гораздо сильнее, чем чудовище в озере.

— Думаю, в лесу ты видела символ нашего Фрактала. Здесь границы заканчиваются и здесь же находится невидимый защитный барьер. Я догадываюсь, что его можно увидеть, но, вероятно, только во время медитации, значит, сделать это могут лишь авгуры и медиумы. Если же к барьеру приближаются чужие, не обязательно только люди, но и животные, они не могут пройти дальше, блуждают вокруг и сбиваются с собственного следа. Это объясняет, почему во Фрактале нет хищных зверей, а те, что есть, обходятся пустышками с солнечной энергией.

— Хищники? — только и могу повторить я, чувствуя, как неприятно растекается по горлу слюна, будто я готова сплёвывать её, лишь бы избавиться от полузабытого слова, ведь его всегда применяли только к миру тальпов. — Какой барьер?! С чего ты взяла?! Почему я должна тебе верить?

— Потому что я научилась его преодолевать. Хоть барьер и представляет из себя энергетическую защиту, за его пределы без ведома авгуров мы не может выйти без особого дозволения. Ты, отправившись следом, преодолела его вместе со мной, а потом заблудилась. Приближаясь к барьеру, любой эдем чувствует не свойственную для него тревогу, забывает, куда шёл, начинает думать, что должен был вернуться к Воронке. Такого промедления оказывается достаточно, чтобы авгуры в случае необходимости успели предпринять какие-то действия.

Полный бред.

— И почему они до сих пор ничего не предприняли? — я хватаюсь за последнюю фразу, потому что Нону, похоже, не переубедишь.

— Потому что я научилась преодолевать барьер, — повторяет она то, что уже говорила, но с ещё большей значимостью. — И потому что мы не хотим, чтобы нас нашли. Пока что.

— Это сумасшествие, — признаюсь шёпотом.

— Неправда, — парирует она. — Помнишь чёрного тигра, с которым мы игрались в детстве? Я уверена, что это был один из тех созданий, которые живут здесь, в Диких землях.

Один. Из тех, кто живёт. Здесь. В Диких землях.

Паника заставляет моё сердце снова биться учащённо.

Я смотрю на Нону долго, с упрёком.

— Ты рассказываешь небылицы, которые мы сочиняли друг другу, будучи малышами. Сказки о тенях, блуждающих вокруг Фрактала, о животных, которые никогда не существовали. Мы выросли, Нона, и пора оставить легенды в прошлом.

Она кивает головой, практически улыбаясь:

— Мы ничего не знаем об окружающем мире. А ты всё никак не поймёшь: авгуры могут рассказывать, что угодно, ведь никто не знает правды.

— Неужели? — язвительно спрашиваю я, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. — А другие взрослые тоже не знают? Особенно те, которые пришли из других поселений. Они тоже лгут?

— Наверняка у них есть причины для этого, — с готовностью отвечает Нона. — Ты не училась с другими детьми, а ведь прекрасно исцеляешь животных, что свидетельствует об успешном развитии твоей чувствительности. Разве Флика не должна гордиться тобой и ставить детям в пример? Она должна настаивать, чтобы ты училась вместе с другими.

Рассматриваю черты лица Ноны, но в её глазах вижу незнакомое чувство. Неужели она… завидует?

— Ты знаешь, я не люблю, когда мне напоминают, что моя бабушка — вождь племени… — многозначительно произношу я.

— Я вовсе не завидую, — Нона отвечает на мой невысказанный вопрос. — Я хочу, чтобы ты поняла, для чего все это делалось. Чтобы тебя контролировать.

Моё лицо вытягивается от удивления.

— Не смотри так на меня, — просит Нона и выглядит при этом устало и вымученно. Мне приходится напомнить себе, что она сошла с ума. — Если когда-нибудь тебе позволят медитировать, Флика захочет знать обо всём, что ты чувствуешь во время медитации. Мало ли,