Мельничиха из Тихого Омута 2 (СИ) - Лакомка Ната
Тут очень кстати пришлись бы моргелюты — выглянули бы из озера, пуганули эту дурочку, и дело с концом. Но моргелюты не показывались, и я была один на один с Анной, которая уже притиснула меня спиной к одному из столбов, на которых стояла голубятня.
— Вы всё верно решили, хозяйка, — Анна говорила свистящим шёпотом, и от этого мурашки по спине бегали. — Я ведь сначала думала, что дело в приворотном зелье… Но вы умнее, чем кажетесь с первого взгляда… Правильно, зачем обольщать мужчину ради денег, когда можно делать деньгами самой…
— Я устала вам повторять, что не знаю ничего про зелья! — мне никак не удавалось её отпихнуть. — Не сходите с ума, отстаньте от меня…
Но в неё будто водяные черти вселились, и я уже серьезно подумывала звать на помощь, как вдруг кто-то оторвал Анну от меня и встал между нами.
— Рейвен! — взвизгнула Анна, тяжело дыша. — Вот ты здесь совсем не нужен!
— В этом округе я слежу за порядком, — услышала я спокойный голос судьи и с облегчением уткнулась лбом ему в спину, чувствуя себя теперь в полной безопасности. — А вот ты здесь — точно лишняя. Ещё раз посмеешь прикоснуться к хозяйке Эдит, я вышвырну тебя отсюда, и даже Фуллартон не поможет.
— Ничего ты мне не сделаешь, — ответила она с издевкой. — Я никуда не уйду отсюда, пока твоя… хм… — она сделала многозначительную паузу, — пока твоя подозреваемая не станет вести себя так, как подобает.
— И как же? — мрачно спросил Рейвен.
Его рука тем временем нашла мою руку и ободряюще пожала. Это рукопожатие и в самом деле поддержало меня. Оно означало, что я не одна в этом странном и страшном мире. Не то чтобы я нуждалась в чьем-то заступничестве, но… вот он — Рейвен Кроу собственной персоной. Появился и заслонил меня. А ещё раньше — спас от серебряной пули. И помогал, и оберегал, и смотрел влюблёно…
— Она знает, — сказала Анна с неприязнью.
— Иди спать, — приказал Рейвен.
— Не вмешивайся… — начала она почти угрожающе.
— Иди спать или сейчас же выметайся отсюда, — повысил голос судья.
— Ты пожалеешь, — бросила она напоследок и убралась на мельницу.
Мы с Рейвеном молча смотрели, как Анна уходила, и только когда за ней закрылась дверь, заговорили.
— Вы целы, хозяйка? — спросил судья, поворачиваясь ко мне. — Что она от вас хотела?
— Сама не знаю, — покачала я головой. — Сначала речь шла о приворотном зелье для командора, а теперь ей уже не до зелий, насколько я поняла. По-моему, ваша бывшая свихнулась.
— Даже не удивлюсь, — процедил он сквозь зубы и добавил, не сдержав ехидства: — А что ваш осёл? Не пришёл на помощь в этот раз?
— Прозевал Лексус врага, — вынуждена была признать я. — Но зато появились вы. Кстати, зачем появились? Рейвен, мы же договаривались, что сегодня вы сюда не заглядываете.
— И оставляю вас на ведьмацкий произвол? — хмыкнул он. — Ну уж нет, на такое я не согасен.
— Обманули, значит, доверчивую женщину, — упрекнула я его. — Вот почему моргелюты не появились — ни вас почуяли, Чёрный человек. А что если вы ещё и ведьмочек распугаете?
— Вряд ли они придут, — судья по-прежнему держал меня за руку, и я этому совсем не противилась. — В Тихом Омуте, похоже, гулять будут до рассвета. А вы почему убежали так рано?
— Из-за курочек.
— Что-что? — не понял он.
Я вкратце пересказала ему, что произошло на девичнике, а потом и на лесной дороге.
— Боюсь, у меня у самой уже ум за разум скоро зайдёт из-за этих курочек, — закончила я свой рассказ. — Ну при чём тут курочки, скажите? И почему именно чёрные? Мои куры все белые! Да и кому они нужны? Пять ощипанных куриц?
Да, непонятно, — признал судья. — Может, это какой-то знак? Тайный знак, по которому ведьмы узнают друг друга?
— Сомневаюсь, — фыркнула я. — Ведь ваша жена ничего не говорила про черных курочек.
Рейвен промолчал, а я почувствовала себя до ужаса бестактной. Хватит уже попрекать его бывшей женой. И злиться на него из-за Анны тоже нет смысла.
Мы по-прежнему держались за руки, и я погладила Рейвена по тыльной стороне ладони, чтобы хоть немного извиниться за резкость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Мне эти курочки давно не дают покоя, — сказала я тише, чтобы никто не подслушал. — Именно чёрные курочки. Потому что деревенские пели просто по курочек, без упоминания цвета. Это другая песня, понимаете? Я уверена, что совсем другая. Бриско пел именно про черных курочек, мне Жонкелия говорила. И Димак тоже напевал эту песню. И Римсби — когда встретил нас на дороге. Они все знали, о чем там поётся, и пытались на это намекнуть. Получается, что и Эдит знала. Ведь я уверена, что Римсби и Димак пели именно для неё. Но я — не Эдит, и мне не ясно, что это были за намёки.
— Я во всём разберусь, — сказал Рейвен так же тихо и сразу начал разбираться — притянул меня к себе, попытавшись поцеловать.
— Вам лучше поубавить прыть, — сказала я, указав взглядом в сторону мельницы. — Ваша бывшая жена, возможно, наблюдает за нами. Не надо, чтобы наше с вами сотрудничество раскрыли раньше времени.
— Вот почему вы всё время говорите, что она — моя бывшая? — запротестовал судья, но отпустил меня — медленно, нехотя, но отпустил. — После меня она, к вашему сведению, снова вышла замуж. Так что теперь мы — совершенно чужие люди.
— Вышла — и овдовела, — задумчиво произнесла я. — И решила выйти снова.
— Не желаю говорить о ней, — заявил Рейвен. — При чем тут Анна? Вы же говорили, что вас интересуют черные куры, хозяйка?
— Она назвала меня ведьмой, — продолжала я размышлять вслух. — Даже столичная дама знала, что мельничиха из Тихого Омута — ведьмачка. Вот так глупая забитая сирота Эдит. Провела даже судью.
— Мельников всегда считают связанными с нечистой силой, — отказался признавать это аргументом Рейвен. — Анна всегда увлекалась всякой колдовской ерундой — слушала какие-то дурацкие сказки про колдунов, вызнавала про колдовские книги… Да все женщины тянутся к этому.
— Вечная женственность тянется к ней, — процитировала я известную колдовскую поэму Гёте.
— И вот в этом случае я прекрасно понимаю Анну, — продолжал судья.
— Понимаете? — хмыкнула я.
— В нашем мире не бывает таких женщин. Вернее, бывают, но очень редко. И всё больше — в сказках. А в вашем мире — все такие, хозяйка? — он опять взял меня за руку.
— Не все такие, — ответила я. — Тоже все разные. Но в своем мире я совсем не крутая. Так… обычная. Просто у меня не было выбора, как себя вести. Разве захочется ходить в тряпье и оказаться зимой на улице?
— А мне кажется, что таких, как вы, больше нет, хозяйка. Вы — особенная.
Он всё-таки поцеловал меня, и я ответила на поцелуй. Наверное, очень устала бояться за сегодняшний вечер. И хотелось хоть на минутку позабыть, что ты — глава пусть маленького, но семейства, и что только от тебя зависит, будет ли что поесть на этой мельнице, и будет ли мельница вообще. Закрыв глаза, я прижалась к груди Рейвена, наслаждаясь его силой, спокойствием, которое я испытывала, оказавшись в объятиях этого мужчины… Совсем неплохое окончание пятницы, даже если дело с ведьмочами осталось нераскрытым.
— Отправляйтесь-ка вы домой, Рейвен, — сказала я, мягко прерывая поцелуй, хотя судья намеревался продолжать. — И будьте осторожнее, пгожалуйста.
— Это мне вы советуете об осторожности? — он выглядел не слишком довольным, но с поцелуями больше не полез.
Проводил меня до крыльца и подождал, пока я зайду домой закрою дверь. Я смотрела в окно, пока судья не исчез в темноте, а потом на цыпочках отправилась на второй этаж, почти готовая встретить Анну. Сейчас как выскочит из-за угла и перепугает до чёртиков…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но бывшая жена судьи не появилась, Жонкелия мирно похрапывала в своей постели, и я тоже легла в постель, но долго ещё не могла уснуть, прислушиваясь к плеску воды и мерному поскрипыванию мельничного колеса. А в мыслях вертелись и вертелись строчки свадебной песни:
— Купим на ярмарке курочку себе, И будут все завидовать и мне, и тебе.