Ольга Грибова - Реквием. День гнева
— Алекс не сын Сергея? Но они так похожи!
— Алекс как раз единственный из нас, кто действительно ребенок Сергея, — Виктория разжала пальцы, и простыня упала к ее ногам, открывая вид на безукоризненное тело. Даже Ева, не отдавая себе в этом отчета, любовалась девушкой, пока та неторопливо одевалась.
— Но что стряслось с твоими родителями?
— Считай, что у меня их нет.
— Где ты росла?
— О, я выросла в прекрасном месте. Возможно, ты о нем слышала. Его часто упоминают в детских страшилках. Там живут акулы, там живут гориллы, там живут большие злые крокодилы. Будут вас кусать, бить и обижать, не ходите, дети, вы туда гулять, — Виктория, изменив слова на свой лад, процитировала стишок Чуковского и рассмеялась.
Ева, не желая и далее принимать участие в этом фарсе, развернулась на сто восемьдесят градусов и пулей выскочила из спальни. Голова раскалывалась от кучи новой информации. Мир, к которому она кое-как привыкла, в очередной раз изменился до неузнаваемости.
У нее появились родные. Пусть они отличались от других людей, но лучше иметь такую семью, чем вообще никакой. А теперь выходило, что это иллюзия. Глупый розыгрыш. Никакая они не семья. Они друг другу даже не родственники. Как там сказала Вика: «По крайней мере, не близкие».
На глаза навернулись слезы. Ева сбежала вниз по ступенькам, плохо соображая, куда направляется. Свернула к входной двери, но вспомнила, что та заперта, а ключ у нее отобрали. Тогда, вытирая на ходу глаза, она устремилась в библиотеку − место, где можно побыть наедине со своими горестями.
Спертый воздух библиотека пропитался типографской краской от книг, но для Евы этот запах ассоциировался с безопасностью. Здесь она пряталась от пьяной матери все свое детство. Она забилась в дальний от двери угол, закрыла лицо руками и разрыдалась. По-настоящему она не плакала с тех пор, как мама впервые напилась. Слезы — признак слабости, а ей приходилось быть сильной.
Растирая по щекам соленые капли, Ева не услышала, как дверь в библиотеку открылась. Раздались легкие шаги, и перед ней на корточки присел парень. Убрав руки от ее лица, он недовольно прищелкнул языком.
— Эдак и до разрыва сердца недолго себя довести. Стоит ли так убиваться? — в голосе Алекса не сквозило и тени свойственной ему насмешки. Достав из кармана носовой платок, он промокнул Евины слезы.
— Вы мне не родственники. А Сергей мне не отец, — пробормотала она сквозь рыдания. Конечно, Алекс последний с кем стоит обсуждать проблемы, но он единственный, кто оказался рядом, а ей необходимо было выговориться.
— Допустим, так и есть, — кивнул он. — И что с того?
— Как это: что с того? — от удивления она перестала плакать. — Я думала, мы семья.
Александр вздохнул, сел на пол рядом с Евой и прислонился к книжной полке:
— Ты нас терпеть не можешь. Разве ты не должна плясать от радости?
— Вы мне не нравитесь, но это не значит, что я снова хочу остаться одна. Я всю жизнь была одна, — призналась она. — Это непросто.
— Ты больше никогда не будешь одна, — он погладил ее по щеке, и по телу Евы пробежали искорки. — Обещаю.
Ева впервые обратила внимание на то, какие глубокие у Алекса глаза, словно два омута. В них легко утонуть. И цвет у них непередаваемо сложный, будто кто-то специально наносил один мазок за другим в попытках достичь идеала. Когда он смотрел вот так, безо всякой издевки, черты лица разглаживались, и он выглядел моложе и ранимей.
На краткую долю секунды Еве показалось, что они найдут общий язык. Но во второй раз скрипнула дверь библиотеки и мираж рассеялся. Губы Алекса сложились в жесткую ухмылку, и он опять превратился в бездушного монстра, лишенного сострадания.
— Я слышал, ты плакала, — Макс был обеспокоен.
— И ты, конечно, предположил, что это я довел бедняжку до слез, — Алекс поднялся.
— А разве нет?
— Так все и было. Ты меня раскусил, — он направился к двери. — Оставлю вас одних. Убежден, что ты, Макс, сумеешь залечить нанесенные мной раны.
— Что он тебе сказал? — Максим повернулся к Еве, как только они остались вдвоем.
— Ничего, — она встала с пола. — Он был довольно мил, пока ты не пришел.
— И ты ему поверила? — он скептически усмехнулся. — Алекс великий манипулятор. Он всегда играет выгодную ему роль.
— А какую роль играешь ты? Почему ты не сказал мне, что вы с ним не братья?!
— Вот оно что! — он вздохнул с облегчением, окончательно запутав Еву. — Мы давно живем вместе, как братья. Я уже забыл, что кровно мы не близкие родственники.
— Вас усыновил Сергей?
— Вроде того, — ответил Макс.
— Но зачем ему я? Или он правда мой отец? — Ева рассуждала вслух, не нуждаясь в ответах. — Иначе с чего ему давать матери деньги?
— Это тебе надо спросить у Сергея.
Ева вздрогнула, за собственными мыслями забыв, что в библиотеке есть кто-то еще. Видя, что она расстроена, Макс обнял ее за плечи. Она прижалась щекой к его груди и прикрыла глаза. Она могла простоять так всю жизнь. Лишь бы он не отпускал ее. Во всей истории было и кое-что положительное: они с Максом не родня, в их венах течет разная кровь. В их близости нет дурного.
Ева приподняла голову и поцеловала Макса в уголок губ, рассчитывая, что парень возьмет инициативу в свои руки, но он отстранился.
— В чем дело? — спросил она. — Я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, — он улыбнулся. — Безумно нравишься. Я никогда не встречал подобных тебе. Если тебя нет рядом, мне тревожно оттого, что ты не со мной. И еще я постоянно думаю о тебе, но…
Ох уж это извечное «но»! Ева напряглась, предчувствуя кучу неразрешимых проблем.
— Но осторожность прежде всего. Я не хочу причинить тебе вред, — закончил Макс.
Ева нахмурилась. Слова парня не укладывались в голове.
— Что значит: ты не хочешь причинить мне вред? Ты же не какой-нибудь маньяк или бабник?
— Нет, конечно, нет. Я пока не могу сказать большего и не потому, что не хочу. Видишь ли, в нашей семье есть определенные правила, которым мы обязаны подчиняться. Но я обещаю: мы обязательно будем вместе. Только подожди немного.
Ради Макса она была готова ждать, сколько придется. Она и раньше влюблялась или думала, что была влюблена, но никогда прежде присутствие другого человека не заставляло ее сердце бешено колотиться.
Глава 12. Медвежатник
— Ни к чему было сообщать девчонке правду, — Алекс негодовал, не понимая до конца причину своего недовольства.
— Ты предпочитаешь, чтобы она считала нас извращенцами? — Вика издевательски вскинула брови.
