С. Алесько - Обуздать ветер
Незнакомый айр перехватил мой чересчур пристальный взгляд, вскинул брови в удивлении и что-то спросил у Корня, тот ответил, потом соизволил объяснить мне.
— Это один из стражей, творящий. Сейчас он попытается пробудить в тебе память крови, чтоб ты смог понимать наш язык и говорить на нем. Ради твоей лапули, не дергайся, Перчик, и не поднимай ветер.
От волнения перехватило горло, и я просто кивнул. Не поднимай ветер! Легко сказать. Если б это от меня зависело… Постарался успокоиться, и прямо взглянул в лицо творящего. Мак со щеки уже исчез, выглядел мужик сосредоточенным и несколько настороженным. Интересно, что еще ему Корешок поведал? Вообще-то говорили они недолго, но кто его знает, этот айров язык… Может, чтобы заклеймить опасным сумасшедшим, достаточно пары звуков?
Творящий тем временем подступил вплотную, вгляделся в лицо и положил пальцы обеих рук мне на виски. Поначалу прикосновение было приятно-прохладным, но спустя пару вдохов появилось отчетливое жжение и ощущение, будто под пальцами айра бегают муравьи. Или пытаются прорасти внутрь головы крохотные корешки. Глаза сами собой закрылись, и я очутился… нет, не в степи — в лесной чащобе, такой густой, что, казалось, лежишь на дне озера, и солнечный свет, проходя сквозь толщу воды, превращается в зеленый сумрак. Чаща напоминала пограничный лес, ибо тоже была живой. Пожалуй, гораздо более живой: все ветви и веточки находились в непрерывном движении, на глазах росли, вытягивались, сплетались, выпускали новые листья, побеги, бутоны, раскрывающиеся чудными цветами, на месте которых появлялись плоды, созревали, падали на землю, прорастая новыми деревьями и травами. Я перестал ощущать тело, плоть, казалось, вросла в волшебное сплетение, растворилась в нем, стала одним из побегов на дереве, в сосуды хлынули общие соки, заменяющие растениям кровь, проникли в самые тонкие жилочки, достигли кончиков пальцев, напитали каждый волосок, прогнали туман из головы, и лес наполнился словами, мыслями, разговорами…
— …Вроде бы тимьян, хотя картинка блеклая, за щетиной толком и не разберешь… — донесся приглушенный голос, выделявшийся в общем гуле таинственной чащи. — Где ты на него набрел? В Бреге?
— Какое там! — это уже был Корень. — За морем, на севере Морены. Он был с девчонкой, с которой не расплелся до сих пор, так что…
— Да что ж тебе Малинка все покоя не дает? Айрам до нее не должно быть никакого дела! — древесная веточка в моем лице обрела голос, и чаща тут же исчезла, ее сменили две удивленные физиономии — стража-творящего и Корня.
— Быстро он… — начал было айров колдун, потом сообразил, что я все понимаю и исправился. — Быстро ты впитал язык… Тимьян?..
— Да, думаю, что Тимьян, раз и ты меня так зовешь.
— Он не помнит ни детства, ни отца… — встрял Корень.
— А мать помнит? — резко прервал творящий.
— Нет, не помню! Ни мать, ни родину, ни собственное имя. Если б я все помнил и умел пользоваться даром, навряд ли сюда пожаловал бы. Меня давно ждут в другом месте.
— Откуда ты знаешь, что обладаешь даром, если не умеешь им пользоваться? — поинтересовался страж.
— Потому что когда мне грозит смертельная опасность, начинают происходить странные вещи, — я постарался взять себя в руки и отвечать спокойно.
— Угрожать тебе, конечно, не буду, — неожиданно улыбнулся айр. — Попробуй угадать мое имя.
— Мак?
— Верно. Почему ты так решил?
— Увидел у тебя на щеке распускающийся цветок. У меня что, тоже?.. — запоздало потрогал собственное лицо.
— Да, — кивнул страж. — Ты и вправду обладаешь даром. Только творящим дано видеть образ позели.
— Погоди-ка, я ничего не замечал у Корня… — взглянул на друга, и обнаружил на его щеке здоровенный темно-зеленый лопух и кисть белых крестообразных цветочков.
— В людских землях у Хрена работает защита: ни алая бровь, ни позель не видны никому. Морок с брови пропадает в пограничном лесу, а с позели я только что снял чары.
— Я сам ему все объясню, Мак, — поспешно произнес друг, отлично разглядевший, что я борюсь со смехом. — Спасибо, что пробудил в нем память крови. Мы можем идти?
— Ступайте. Я сообщу Рогозу, что границу пересекли свои. Он очень ждет твоего возвращения, так что поспеши, Хрен. Да и Клевер захочет, не откладывая, увидеть неизвестного отпрыска Зеленой ветви.
— Конечно, Мак. Мы не собираемся мешкать, — кивнул Корешок.
Я еле успел поблагодарить творящего, потому как друг весьма настойчиво подталкивал в бок, прогоняя вперед по тропе.
Отойдя на приличное расстояние, я решил-таки прояснить возникший вопрос.
— Друг мой Корень, так ты на самом деле прозываешься Хреном?
— Да! — рявкнул мужик, глядя в сторону (и правильно, рожа у меня сейчас глумливая). — У нас так называют только растение и очень уважают приправу из его корней!
Сдерживать смех получалось с трудом.
— А ты, когда к людям ушел, сначала настоящим именем назывался? — Корень зло засопел, и я понял, что угадал. — Да ладно, не огорчайся, — хлопнул друга по плечу. Я когда себе кличку выбирал, думал сначала Хреном назваться, но потом решил, что нескромно как-то.
— Лапуле не растрепли.
— Думаешь, вам еще выпадет встретиться?
— Это только Зели-творящей ведомо, — буркнул айр.
— Лады, не скажу. А знаешь, говорят, у пижинцев есть какой-то свой хрен, жгучий — страсть, глаза вытекают. Васаби называется. Может, тебе так прозываться, если снова к людям уйти надумаешь? Звучит красиво и поймет не всякий.
— Перец, я тя щас пристукну, — для острастки замахнулся, но я от ударов с детства привык уворачиваться.
Я попытался было выяснить у Корня (Хреном его величать, понятное дело, не стал) про защиту, не дававшую видеть картинку на щеке, но услышал в ответ:
— Это тебя никаким боком не касается. Спроси что другое, может, отвечу.
— Что за позель Мак поминал?
— Позель — растение, оберегающее айра, — на удивление охотно пустился в объяснения друг. — Так Зель-творящая являет свое благословение, поэтому и имя дается в честь хранительницы.
— А ты видишь картинки на лицах?
— Нет, на это способны только творящие. Я, как и любой другой, лишенный дара, смогу увидеть позель моих детей, когда мать впервые приложит их к груди.
